Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» - Сергей Солоух

Либень – район Праги. См. комм., ч. 1, гл. 9, с. 121.

У него в кабаке перепился раз можжевеловкой бродячий жестяник-словак

Жестяник-словак – в оригинале: dráteník. Весьма специфическое ремесло, действительно, родом из Словакии, состоявшее в плетении из проволоки всякой хозяйственной утвари – корзин, вазочек, полочек и т. д., а также предохранявших или восстанавливавших сеточные оболочки для всякой керамической посуды. Фигура такого бродячего мастера из Словакии была знакома всякому богемскому горожанину на рубеже XIX и XX веков.

И прибавил, что Пароубек – продувная шельма и бестия

Словак-жестяник ругается по-словацки. Шельма у него – huncút,a бестия – шашчинская (šaščínská bestie). Последнее, по мнению Здены Анчика (один из уникальных случаев, когда статья Примечаний (ZA 1953) не совпадает дословно с соответствующим комментарием (BH 2012) Бржетислава Гулы), либо свидетельство не полного владения Гашеком словацкими мифами и топонимами, либо очевидное издевательство. Бестия у словаков обычно чахтицкая (čachtická) по имени легендарной злодейки Алжбеты Батгоровой (Alžběta Báthoryová, 1570–1614, в русской традиции Батори) из чахтицкого (Čachtice) замка, которая якобы чтобы омолодиться, купалась в крови убитых по ее приказу юных девушек. А вот шашчинская в Словакии – дева Мария из города Шаштин (Šaštín – Stráže). Впрочем, расстояние между этими городами в северо-западной Словакии у самой границы с Чехией не такое уж и большое – 60 километров по прямой. Спутать трудно, но можно.

С удовольствием добавляю тут комментарий доброжелательного блогера khathi:

У нас сия достойная дама обычно известна как графиня Елизавета (или Эржебет) Батори, легендарная венгерская «вампирша». Поскольку, хотя поместье ее территориально и находилось в Словакии, но и сама она, и ее муж Ференц Надашди, у которого она его унаследовала, были самыми что ни на есть чистокровными венграми. Сама Елизавета, в частности, была племянницей знаменитого короля Стефана Батория.

Лупил до самой площади Инвалидов и так озверел, что погнался за ним через площадь Инвалидов в Карлине до самого Жижкова, а оттуда через Еврейские Печи в Малешице

Площади Инвалидов в Праге не было. В оригинале речь о доме призрения для ветеранов – Инвалидовна, Invalidovna (až dolů na Invalidovnu), построенном в пражском районе Карлин в 1731–1737 гг.

Здание и прилегающий к нему парк сохранились и находятся между улицами Za invaldovnou и U invalidovnu. Сейчас здесь Центральный военный архив (Vojenské Ústřední Archiv). От географического центра Либени до Инвалидов больше двух километров.

Еврейские Печи (Židovský pece) – парк в Жижкове. От Инвалидовны до парка еще километра три, причем через пути северо-восточной ж/д ветки Государственного вокзала (Státní nádraží).

Малешице – район Праги юго-восточнее Жижкова. См. комм., ч. 1, гл. 13, с. 178. От парка до границы Малешиц еще три километра. Итого получается, гнал винокур пьяного словака километров семь-восемь. Действительно освежился.

С. 410

Мы, брат, не то, что какие-нибудь там ополченцы.

Ополченцы – в оригинале: железные мухи (železné mouchy). Это оскорбительное прозвище солдат войск самообороны (ZA 1953). См.: zeměbranec (landvérák) комм., ч. 2, гл. 1, с. 270. См. также ч. 2, гл. 5, с. 450.

С. 411

Знаешь Некланову улицу на Вышеграде?

Так и есть, улица у крепости и реки в Праге – Neklánová ulice.

Раз в Забеглицах, на «Розовом острове», одна этакая харя не хотела со мной танцевать

Кавычки для названия в русском переводе – ошибка. В оригинале они есть, но одинарные: Jednou v Záběhlicích na “Růžovým ostrově”. Такие Гашек может использовать для топонимов, когда же приводит название пивной или ресторана, то пользуется двойными кавычками. Вот пример из этой же главы:

do hospody “U černého beránka” v Brucku

se ve velké vinárně a kavárně “U arcivévody Albrechta”

В данном случае речь идет не о танцзале «Розовый остров», а о куске пражского района Забеглицы (см. комм., ч. 1, гл. 2, с. 41), впрочем до 1922 года еш;е самостоятельного населенного пункта, с названием Розовый остров. Это и в самом деле топологически остров, кусок земли между рекой Ботич (ч. 1, гл. 3, с. 50) и каналом, снабжаюш;им водой Хамерский пруд (Hamerský rybník).

Я аккурат пришел с танцульки из Гостивара……Небось и в Михле было слыхать.

Гостиварж и Михле, два соседствующих с Забеглицами района Праги. Гостиварж (Hostivaři) на востоке, а Михле (Michle) на западе. До 1922 года – самостоятельные населенные пункты.

С. 414

Baszom az anyát, baszom az istenet, baszom а Krisztus Márját, baszom az atyadot, baszom а világot!”

Рассерженный господин Какони совершенно не стесняется, Baszom он маму, преисподнюю, деву Марию, отца и весь свет. И это при совершенно невинной жене и служанке. Трудно не согласиться с поручиком Лукашем, писавшим:

«Я глубоко убежден, что ваш супруг – чистейшей воды эгоист, который, который в своих личных интересах водит вас, сударыня, на театральные представления, отвечающие исключительно его собственному вкусу».

С. 416

Я влюблен в вашу жену по уши, как говорил Врхлицкий – Kapitales Frau /Капитальная женщина (нем.)/.

Ярослав Врхлицкий (Jaroslav Vrchlický) – литературный псевдоним профессора Эмиля Богуслава Фрида (Emil Bohuslav Frida, 1853–1912), поэта (около сотни сборников стихов), драматурга (полсотни пьес), прозаика (пара романов и сборников рассказов). Перевел на чешский книги многих европейских авторов – Гюго, Дюма, Данте, Гете, и так далее. В общем, 270 разнообразных книг за 35 лет. Всей своей жизнью и делами пытался доказать (по мнению потомков, впрочем, не всегда убедительно и хорошо), что чешский язык может выразить все. Тем не менее, имя, дорогое каждому чеху; в честь Верхлицкого после его смерти в 1913 году, назван парк в центре Праги, в тенета которого Бланик уводит с Гавличковой площади украденную для Швейка собаку. См. комм. ч. 1, гл. 14, с. 227 и 232.

Поэт Врхлицкий был необыкновенно влюбчивым человеком, женился в конце концов на дочери своей любовницы-поэтессы, и эта девочка, в свою уже очередь, в счастливом браке с невероятно плодовитым литератором и патриотом прижила двух детей от друга семьи.

Разъяренный господин хотел броситься на стоявшего со спокойным и довольным видом Швейка, но старый сапер Водичка, следивший за каждым движением Каконя, подставил ему ножку, вырвал у него из рук письмо, которым тот все время размахивал, сунул в свой карман, и не успел господин Каконь опомниться, как Водичка его сгреб, отнес к двери, открыл ее одной рукой, и в следующий момент уже было слышно, как… что-то загремело вниз по лестнице.

В повести, в отсутствие Антона Водички, пан Каконь бросается на Швейка после того, как бравый солдат в очередной раз, в третий, кажется, спокойно сообщает, имея в виду пани Каконь:

«Mám nařízeno čekat na odpověď!»

«Мне велено ждать ответа!»

Ну а на улице, куда более крупный и здоровый господин Каконь вытащил за шиворот Швейка, оказались поблизости солдаты-чехи, а не венгры, поскольку в повести выходит все наоборот, штатский венгр обижает мобилизованного чеха, но и в этой зеркальной ситуации финал малой формы совпал с финалом большой. Вспыльчивого мужа жестоко и несправедливо избили.

С. 417

Только дальше, у ворот, Швейк нашел разорванный крахмальный воротничок.

В повести Швейк, после драки счастливо избежавший патруля, приносит этот подобранный на улице воротничок своему прапорщику Дауэрлингу в виде ответа от госпожи Каконь:

V ruce nesl límeček pana Kákonyiho. Když přišel к Dauerlingovi, zasalutoval a řekl: «Poslušně hlásím, pane fenrich, že jsem psaní odevzdal a zde je odpověď».

Švejk položil na stůl límeček pana Kákonyiho, natržený u dírek,

[Швейк] «В руке нес крахмальный воротничок господина Каконь. Когда вошел к Дауэрлингу, то отдал честь и сказал: – Осмелюсь доложить, пан фенрих, письмо отнес, а вот ответ».

И Швейк положил на стол крахмальный воротничок господина Каконя с надорванными петлями для пуговок.

А посреди улицы бился, как лев, старый сапер Водичка с несколькими гонведами и гонведскими гусарами, заступившимися за своего земляка. Он мастерски отмахивался штыком на ремне, как цепом.

Перекличка с образом воина-гусита, орудующего цепом-молотилом в гуще супостатов-католиков, очевидна.

ГЛАВА 4. НОВЫЕ МУКИ