Криптономикон, часть 2 - Нил Стивенсон

«Отрицаешься ли сатаны, и всех дел его, и всего служения его, и всей гордыни его?»

ЯРОСТЬ

Несколько лет назад, когда Рэнди устал от постоянной давящей боли в челюстях, он обратил взгляд на калифорнийский рынок стоматологических услуг в поисках хирурга который удалил бы ему зубы мудрости. Благодаря полной медицинской страховке о цене можно было не беспокоиться. Дантист сделал ему панорамный рентгеновский снимок всей нижней половины головы. Процедура такая: вам запихивают в рот полрулона высокочувствительной пленки, надевают на голову хреновину, и рентгеновский аппарат едет вокруг, испуская лучи в прорезь, а персонал прячется за свинцовой перегородкой. В итоге Рэнди получил на руки снимок: не слишком аппетитную плоскую развертку своей челюсти. Чтобы не мыслить грубыми аналогиями типа «голова человека, лежавшего на спине, после того как по ней несколько раз проехался асфальтовый каток», он смотрит на снимок как на картографическую проекцию — очередную безуспешную попытку человечества изобразить трехмерные объекты на плоской поверхности. Углы этой координатной плоскости отмечались пресловутыми зубами мудрости, от вида которых стало слегка не по себе даже стоматологически несведущему Рэнди. Они были размером с его большой палец (хотя, может быть, это следовало отнести на счет искажений, как раздутую Гренландию в меркаторовой проекции) и довольно далеко отстояли от других зубов, то есть (по логике) попадали в категорию тех частей тела, которыми дантисты обычно не занимаются, а в довершение торчали под неправильными углами, не просто криво, а почти что вверх тормашками и задом наперед. Поначалу Рэнди и это списал на феномен Гренландии. С картой челюсти он вышел на улицы Трех Сестер в поисках хирурга-стоматолога. Чертовы зубы уже начали давить ему не только на челюсть, но и на психику. Надо ж было вырастить такое кошмарище! Проявление каких-то реликтовых цепочек ДНК времен охотников-собирателей, предназначенное для перемалывания древесной коры и мамонтовых хрящей в легко усвояемую массу. В миниатюрной голове кроманьонца просто не было места для таких глыбищ живой эмали. Только подумать, сколько лишнего веса он на себе таскает! Сколько бесценной жилплощади в голове пропадает зазря! Чем заполнятся котлованы в его башке, когда их извлекут? Впрочем, прежде чем об этом думать, надо было найти врача, который их вырвет. Хирурги-стоматологи отказывались один за другим. Вставляли снимки в негатоскоп и бледнели. Может дело было в белом свете негатоскопа, но Рэнди готов был поклясться, что они бледнели. В один голос хирурги объявляли, что зубы мудрости сидят очень-очень-очень глубоко в голове — как будто обычно зубы мудрости растут иначе. Нижние настолько ушли в челюсть, что при их извлечении она практически переломится пополам, а дальше одно неверное движение, и стальное хирургическое кайло попадает ему в среднее ухо. Верхние так глубоко в черепе, что их корни обвились вокруг отделов мозга, отвечающих за восприятие синего цвета (с одной стороны) и способность получать удовольствие от плохих фильмов (с другой), а между зубами и светом, слюной и воздухом лежат многочисленные слои кожи мяса, хрящевой ткани, крупных нервов, питающих мозг артерий лимфоузлов, несущих скелетных конструкций, костного мозга а также несколько желез, о которых медицине пока очень мало известно, равно как и многое другое, что делает Рэнди Рэнди, и все это, очевидно, такие вещи, которые лучше не трогать.

Создавалось впечатление, что хирурги-стоматологи не любят залезать пациенту в башку глубже, чем по локоть. Все они жили в больших домах и ездили на работу в седанах «мерседес-бенц» задолго до того, как Рэнди притащился к ним со своим чудовищным снимком. Они абсолютно ничего не выигрывали от попытки вырвать эти даже не зубы в нормальном смысле слова, а какие-то апокалиптические знаки из «Откровения Иоанна Богослова». Лучший способ избавиться от этих зубов — гильотина. Ни один хирург не соглашался даже разговаривать с Рэнди, пока тот не подпишет многостраничный документ, вложенный в скоросшиватель (потому что степлер не берет такую толстую стопку), из которого следовало, что если голову пациента найдут в банке с формалином в багаже у туриста на мексиканской границе, то это одно из нормальных последствий операции. Таким манером Рэнди скитался из клиники в клинику, словно облученный изгой после атомной войны, которого камнями гонят из деревень несчастные перепуганные селяне. Кончилось тем, что в очередной клинике медсестра встретила его с таким видом, будто давно ждала, попросила подождать (врач был занят у себя в кабинете чем-то таким, от чего в воздухе висела костяная пыль), предложила кофе, включила негатоскоп и вставила в него рентгенограмму, потом отступила на шаг, скрестила руки на груди и завороженно уставилась на снимок.

— Ах, — пробормотала она, — знаменитые зубы мудрости.

Следующие два года Рэнди к хирургам-стоматологам не ходил. Зубы по-прежнему двадцать четыре часа в сутки давили на челюсти, но отношение Рэнди к ним переменилось. Он уже не считал их легко устранимым дефектом, а воспринимал как свой личный крест. Что ж, другим приходится терпеть худшее. Здесь, как и во многих других неожиданных ситуациях, ему помогли усиленные занятия ролевыми играми: в различных эпических ситуациях ему приходилось вживаться в образ персонажей лишенных части конечностей либо на некий алгоритмически вычисленный процент спаленных драконьим огнем. Этика игры требовала всерьез воспринимать увечья и вести себя соответственно. В сравнении с этим чувство, будто в голову вставили домкрат и раздвигают его на оборот в месяц, просто не заслуживало внимания. Оно терялось в соматическом шуме.

Так Рэнди прожил несколько лет. Тем временем они с Чарлин постепенно карабкались вверх по социоэкономической лестнице и вскоре стали бывать на одних приемах с людьми, приезжавшими на «мерседес-бенцах». На одной из таких вечеринок Рэнди случайно услышал, как зубной врач расхваливает блестящего молодого хирурга-стоматолога, недавно переехавшего в их края. Рэнди прикусил язык, чтобы не спросить, что означает «блестящий» в контексте стоматологической хирургии. Интерес был продиктован исключительно любопытством, но врач мог неправильно его понять. У компьютерщиков примерно понятно, кто блестящий, а кто нет, но как отличить блестящего хирурга-стоматолога от просто хорошего? Тут начинаются темные эпистемологические дебри. Каждый зуб мудрости удаляют только один раз. Нельзя поручить ста хирургам вырвать один и тот же зуб, а потом научно сравнить результаты. Однако по лицу врача было видно, что новый хирург-стоматолог и впрямь блестящий. Так что Рэнди чуть позже подошел к зубному врачу и спросил, нельзя ли — на личном примере — испытать несравненное мастерство упомянутого хирурга, и адресок, пожалуйста.

Через несколько дней он уже беседовал с хирургом-стоматологом, действительно молодым и подозрительно умным, похожим скорее на других блестящих специалистов, которых Рэнди знал (по большей части компьютерщиков), чем на зубодера. Он ездил на пикапе, носил бородку и держал в приемной свежие номера журнала «Тьюринг». Медсестры и прочие служительницы женского пола постоянно вибрировали от сознания его гениальности и ходили за доктором по пятам, следя, чтобы он не налетал на мебель и не забывал пообедать. Этот хирург не побледнел, Увидев меркато-рентгенограмму Рэнди в негатоскоп, только оторвал подбородок от руки, чуть выпрямился и замолчал на несколько секунд. Так он и сидел некоторое время, поводя глазами из угла в угол координатной плоскости, чтобы сполна насладиться изысканной гротескностью каждого зуба — их палеолитической мощью и длинными искривленными корнями, уходящими в неведомые анатомам глубины.

Когда он наконец повернулся к Рэнди, его лицо светилось жреческим экстазом, чувством явленной космической гармонии как будто Архитектор Вселенной пятнадцать миллиардов лет назад предуготовил встречу между челюстями Рэнди и блестящим хирургическим мозгом молодого врача. Он не сказал: «Позвольте, Рэнди, я покажу, как близко корни этого зуба проходят к пучку нервов, отличающих вас от мармозетки», или «Мои приемные часы расписаны на десять лет вперед, и вообще я подумываю сменить профессию», или «Минуточку, я позвоню адвокату». Он даже не сказал: «Глубоко сидят, сволочи». Молодой блестящий хирург-стоматолог просто сказал: «Хорошо», постоял неловко и вышел, проявив такую некоммуникабельность, что Рэнди окончательно в него уверовал. Одна из служительниц все же попросила подписать документ, оставлявший за врачом право пропустить Рэнди через лесопилку, но чувствовалось, что это пустая формальность, а не начало многолетней тяжбы на манер диккенсовского «Холодного дома».

И вот настал великий день. Рэнди сосредоточенно съел завтрак, сознавая, что, возможно, последний раз в жизни чувствует вкус пищи или даже жует. Когда он переступил порог клиники, сестры и ассистентки уставились на него в священном ужасе, словно говоря: «Боже, все-таки пришел!», потом захлопотали с успокаивающей деловитостью. Рэнди сел в кресло, ему сделали укол. Вошел доктор и спросил, в чем разница между Windows 95 и Windows NT и есть ли она вообще. «Вы спрашиваете это только для того, чтобы понять, когда я потеряю сознание?» — спросил Рэнди. «Вообще-то есть и вторая цель, поскольку я собираюсь поставить NT и хотел бы узнать ваше мнение», — сказал доктор.