ПСС. Том 29. Произведения 1891-1894 гг. - Лев Толстой

(Народ, грубый и неблагодарный, не ценит того, что делают для него.

Есть в прологах рассказ. Был монах, к[оторый] желал спастись, взял с улицы расслабленного нищего и стал ходить за ним, обмывая его раны, кормил и успокаивал его. Расслабленный был рад первое время. Но прошло две недели и, несмотря на то, что монах так же усердно ходил за ним, расслабленный становился всё мрачнее и мрачнее.)

Л. Т.

Бегичевка

20 февраля.

№ 2 (рук. №1).

Второго рода помощь состояла в снабжении нуждающихся топливом. Всего с 20–го июля по 1–ое января было приобретено нами около 80 вагонов дров. Часть этих дров была употреблена на отопление столовых и на печение хлебов, другая же часть продавалась по дешевой цене, преимущественно же раздавалась даром наиболее нуждающимся. Кроме того, дрова раздавались еще за извоз исполу тем, к[оторые] развозили их по столовым. Последний способ представлял много неудобств.

Во–первых, он не всегда кончался благополучно. Суровая зима с 40–градусными морозами и частыми метелями чрезвычайно затрудняла извоз, и редкий обоз с дровами приходил благополучно: то становилась, то кадила лошадь, то простуживался или отмораживал себе лицо, руки, ноги кто–нибудь из возчиков.

Во–вторых, этим способом оказывалась помощь не наиболее нуждающимся, которые всегда оказывались неспособными ехать на извоз.

За недостатком средств других родов помощи нами не начиналось.(1) Средства, имеющиеся у нас налицо, а именно остающиеся 11 500 р. с имеющимся провиантом и еще 2000 р., на днях полученные нами от Америки, — с небольшим излишком достало бы для доведения имеющихся столовых, пекарен и детских кормежных в нашем прежнем районе до нового урожая и тех нескольких столовых, которые мы на днях открываем в нескольких наиболее пострадавших деревнях Крапив[енского] уезда вблизи от нашего жительства, уже получающих земскую ссуду, в особенности п[отому], ч[то] нужда в нашей местности в нынешнем году больше прошлогодней и население пострадало от нее и продолжает страдать в нынешнем году более, чем в прошлом году. Помощи от правительства было меньше, чем в прошлом году; в Рязанской губернии даже не было никакой до половины февраля, подати усиленно собирались и не действовали ни Красный Крест, ни частная благотворительность.

(1) Зачеркнуто: Недостаток средств особенно был чувствителен по сравнению с прошлым годом. Неурожай в нашей местности был сильнее прошлогоднего, и потерпевшие ожидали и пропорционально большей помощи; на самом же деле ее пришлось значительно сузить, что и вызвало много недовольства и оставило чувство неудовлетворенности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ К ПОСЛЕДНЕМУ ОТЧЕТУ О ПОМОЩИ ГОЛОДАЮЩИМ

* № 1 (рук. № 3).

Лишения, страдания и горе сельского рабочего кончатся не тогда, когда мы заведем элеваторы, агрономические станции, удобрим землю фосфоритами и т. п., а тогда, когда скрытая[82] сущность нашего отношения к народу[83] до такой степени выступит наружу, что каждому землевладельцу, не работающему своими руками землю, будет просто стыдно владеть какою бы то ни было землею, обрабатываемою для его выгоды или нанимаемую по высоким ценам полуголодным населением; когда купцу будет стыдно, пользуясь нуждой людей, скупать хлеб по дешевой цене, чтобы продавать его потом втридорога тем, у кого его нет, и которые, чтобы купить его, должны закабаляться в работу и часто губить тело и душу; когда всякий заводчик и фабрикант будет стыдиться заставлять людей работать ту работу, которую он, наниматель, считал бы для себя величайшей мукой и унижением; когда всякому правительственному слуге от городового до министра будет совестно получать жалованья больше того, что получает семья среднего рабочего, потому что он знает, что получаемые им деньги собираются преимущественно с продающего для уплаты этих податей часто необходимое рабочего народа.

* № 2 (рук. № 4).

Лишения, страдания и горе сельского рабочего кончатся не тогда, когда мы заведем новых чиновников для понуждения крестьян к правильному и научному хозяйству, заведем агрономические школы, станции, элеваторы и т. п., на которые подати будут собирать с того же народа, а тогда, когда мы ясно поймем, что прежде чем устраивать то, что должно улучшить состояние рабочего народа, надо перестать делать то, что ухудшает его: перестать владеть землей, не обрабатывая ее, среди населения, не имеющего тех необходимых клоков, которые, при существующем способе обработки, могли бы пропитать их семьи, перестать торговать, заботиться о дорогом хлебе и дорого продавать его среди людей, никогда не получающих достаточной нищи, перестать получать жалованье, собираемое с народа в размерах, могущих прокормить 10, 100, 1000 семейств рабочих; перестать соблазнять и развращать народ заманкой на заводы и фабрики, где гибнут для нашей выгоды их жизни; перестать развращать его табаком, пивом, вином; понять, что при теперешнем состоянии общества всякий излишек, которым пользуемся мы, люди богатых классов, куплен ценою голодания, угнетения, вырождения рабочего народа.

Уничтожатся страдания рабочего народа только тогда, когда мы перестанем лгать перед другими и перед собой и признаем ту несомненную, бросающуюся в глаза каждому неизвращенному ложными теориями человеку истину, что там, где богатство людей есть труд и большинство народа не доедая трудится по 12 часов в день (в самых тяжелых условиях), всякое пользование богатством есть увеличение этого труда рабочего народа, и так как непосильный труд уже и теперь изнуряет и вырождает народ, то всякое пользование богатством есть увеличение этого угнетения и вырождения, есть пожирание жизней других людей.

И вследствие этого ясно увидим, что до тех пор пока мы не изменим всю жизнь, не откажемся от роскоши среди нищего, задавленного народа, все наши попытки помощи: правительственными распоряжениями, научным содействием, филантропией и всякого рода поучениями суть только насмешки над той жертвой, которую мы не переставая истязаем всяким кажущимся нам невинным поступком нашей роскошной жизни.

* № 3 (рук. № 5).

Если люди правящих классов действительно желают, как они говорят, добра народу, то они, прежде чем устраивать всякого рода правительственные и общественные учреждения для блага этого народа,[84] по крайней мере поделятся с ним тем излишком, без которого вырождаются и вымирают рабочие семьи и который правящими классами употребляется на ненужные и часто вредные предметы роскоши.

* № 4 (рук. № 6).

Если европеец: немец, англичанин, француз и в особенности бельгиец, швед, швейцарец может еще не видеть ясно того прямого отношения, в котором находится его роскошь с задавленностью трудом и нуждою народа, может думать, что главная доля в его богатстве доставляется ему какими–то дальними, но видимыми им людьми, даже другой породы, и что человек их народа, если только он сам не виноват, может легко добыть себе благосостояние, может как–нибудь, сидя в своей роскошной гостиной или столовой, забыть про те миллионы людей, которые для того, чтобы он имел все эти удобства, должны большую часть жизни своей проводить в копях, под землей, если он может благодаря своим свободным учреждениям забыть про это, то русский человек, если с ним не сделают еще того, что сказано в евангелии: «Не перестали глаза его видеть и уши его слышать и не огрубело сердце его», не может никак не видеть ту прямую связь, которая существует между его роскошью и задавленностью рабочего народа. Русский человек не может не видеть того, что все предметы роскоши, за исключением приобретенного за границею, которыми он пользуется, суть произведения труда этого замученного работой и не успевающего даже одеться, обмыться, как следует, полуголодного, одной породы с ним народа, который поставлен своим малоземельем, прикреплением к земле, умышленно поддерживаемым невежеством и вследствие того порабощением в такое положение, что он не может выйти из нищеты, в которой держат его правящие классы.

* № 5 (Из черновых материалов).

У большинства крестьян той местности земли меньше, чем половина того, что нужно, чтобы прокормиться. Вся эта земля окружена и перерезана землями помещиков. У многих нищенский надел, т. е. есть только 1/10 того, что нужно, чтобы кормиться — остальное у помещиков. У большинства нет 1/10 того капитала в виде лошади, орудий, которые нужны для обработки. Три четверти крестьян в долгу у землевладельцев и правительства, собирающих с них непосильную подать. Положение их со времени освобождения их за 31 год изменилось так: населения во многих местах удвоилось, земля осталась та же. —

Кормятся они, нанимая землю у помещиков и получая за труд. Плата за наем земли со времени освобождения утроилась (была 5, стала 15), плата за труд уменьшилась на 1/3. Они закабалены помещиками так, что мужчина работает 16 часов в день за 15 коп.