Рыжий Орм - Франц Бенгтссон

— Я хорошо помню это, — сказал Рапп, — но то было среди язычников.

— А мне хочется знать, что стало с женщиной, — сказала Ильва.

— Кондитер явился к судье, разодрав на себе одежды и приведя с собой четырех свидетелей, и требовал, чтобы Токе и женщину побили камнями как прелюбодеев. А мой господин Альмансур самолично приказал, чтобы дело это расследовалось в строгом соответствии с законом, хотя Токе и принадлежал к охране. Тогда судья с пристрастием допросил свидетелей о том, что именно они видели, и трое из них поклялись, что они совершенно явно видели все; однако четвертый свидетель, старик, со слабым зрением, сказал, что он различил не так ясно то, что там происходило. А закон пророка Магомета, написанный самим Аллахом в их священной книге, гласит, что можно судить за прелюбодеяние только в том случае, если его могут подтвердить четыре честных свидетеля, которые все видели своими глазами. Поэтому судья и решил, что Токе и женщина невиновны, а кондитер должен быть бит палкой по пяткам за ложный донос.

— Это подходящая для женщин страна, — сказала Ильва, — ведь прежде чем четыре свидетеля увидят что-то одновременно, многое может произойти. Но все же мне кажется, что кондитера наказали слишком сурово.

— Ну, сам-то он так не думал, — сказал Орм. — Ибо после наказания этот кондитер прославился среди охраны, и мы частенько захаживали к нему, чтобы поболтать с ним и выпить его сладкого сирийского меда, так что почет его возрос, и он благодарил Аллаха за удачу. Однако Токе смекнул, что хотя это дело окончилось благоприятно для него, все же оно послужило ему предупреждением, и он больше никогда не осмеливался ходить к той женщине.

Наконец появился брат Виллибальд и сообщил, что Торгунн действительно вывихнула себе ногу.

— Колено скоро распухнет, — сказал он Раппу, — так что и ты сможешь убедиться, что это так.

Все подумали, что Рапп испытает облегчение при этих словах. Но он сидел все такой же мрачный, задумчивый и в конце концов сказал:

— Магистр лежал с ней довольно долго и обнимал ее колени, или, может быть, одно из них. Что-то трудно мне поверить, что он остановится на этом, ибо он сам же говорил нам, что питает слабость к женщинам и что научился из заморских книг тому, как лучше всего ублажить их. Я уверен в том, что он, вместо того чтобы читать над коленом молитвы, занимался другим. Если бы колено не распухло, тогда бы он, может, и стоил чего-нибудь как священник.

Это была самая длинная речь, которую когда-либо слышали от Раппа. И никто никак не мог заставить его изменить свое мнение. Тогда Ильва сказала:

— Сначала тебе казалось подозрительным, что колено не распухло, а теперь — наоборот. Что же, вы, мужчины, всегда таковы, когда вам что-нибудь взбредет в голову. Я пойду сейчас к Торгунн и поговорю с ней со всей откровенностью. Мы ведь добрые друзья, и мне она расскажет всю правду. И если даже она не захочет говорить о чем-нибудь, я сразу же пойму, что именно она скрывает. Ибо женщине всегда легко заметить, лжет ей другая женщина или говорит правду. Мужчинам это сложнее, слава Богу.

И она ушла к Торгунн, чтобы поговорить с ней наедине.

— Теперь-то ты можешь быть спокоен, Рапп, — сказал Орм, — ты наконец узнаешь, что там было на самом деле. Хитрее женщины, чем Ильва, ты не найдешь. Уж это я знаю точно. Я сам заметил это, как только встретил ее.

Рапп согласно буркнул в ответ. Потом они заговорили о двух пропавших телках, которых так и не нашли и которых надо будет поискать на следующий день.

Ильва долго отсутствовала. Когда же она вернулась, она погрозила Раппу кулаком.

— Теперь я знаю все, — сказала она, — дело обстояло так, как я и думала. И тебе не надо беспокоиться, Рапп, ибо там, в лесу, ничего не произошло. Только обидно, что ты сам навоображал себе. Торгунн то смеется, то плачет, как только вспоминает о твоих подозрениях и суровых упреках. Она сказала мне, что почти раскаивается в том, что не соблазнила священника, раз уж представилась такая возможность. «Мы могли бы успеть заняться другим, пока не пришел Рапп, — сказала она мне. — И раз уж мне предстояло испытать стыд и досаду, то лучше бы я заодно испытала и удовольствие». Вот что она мне сказала. И если ты умный, Рапп, как я о тебе думала, то ты никогда больше не будешь ни единым словом вспоминать об этом происшествии. Ибо тогда Торгунн обидится, это я тебе обещаю. Но если ты будешь добр к ней, то я думаю, что она тоже забудет обо всем и не будет напоминать об этом. А лучше бы ты поскорее завел с ней ребенка, тогда бы ты перестал опасаться этого беднягу магистра.

Рапп почесал в затылке и пробормотал что-то о том, что усердия к этому хватает. Было видно, что слова Ильвы облегчили его душу, и он поблагодарил ее за то, что она все выяснила окончательно.

— Хорошо еще, что я сам не потерял голову, — сказал он, — хотя я и не такой умный, как ты, Илъва. Если бы я убил магистра, то совершил бы ошибку, и вы рассердились бы на меня. Пойду теперь к Торгунн, чтобы помириться с ней.

Когда Орм с Ильвой остались одни и улеглись наконец спать, они поговорили еще немного о событиях минувшего дня.

— Все окончилось лучше, чем я думал, — сказал Орм, — ив этом твоя заслуга. Если бы я взялся рассудить, я бы точно решил, что они занимались в лесу другим, но только не коленом.

Ильва лежала некоторое время молча. Потом она наконец сказала:

— Орм, ты считаешь совершенно правильно, но только никогда и никому не говори об этом. Я обещала молчать и утихомирить Раппа. Так и должно быть, и никто не должен узнать об этом, даже брат Виллибальд, ибо тогда будет очень плохо и Раппу, и Торгунн, и несчастному магистру. Но тебе я скажу всю правду: между ними действительно произошло нечто иное, чем просто чтение молитв над злополучным коленом. Она сказала мне, что с первого взгляда влюбилась в магистра из-за его красивого пения и несчастной судьбы, и она не могла противиться ему. Она сказала, что трепетала всем телом, как пойманная мышка, когда он дотронулся до ее колена в лесу, и что он не стал уклоняться от нее. Они сразу воспылали друг к другу страстью, И она ничего уже не могла изменить, сказала она. Когда же они пришли в себя, он застонал, начал ронять слезы и принялся наконец читать молитву над ее коленом. Но едва он открыл рот, как появился Рапп. Вот почему коленка так ужасно распухла: ведь он не успел дочитать свою молитву трижды. Но она всегда будет благодарить Бога за то, что Рапп не пришел на мгновение раньше. Если же ты расскажешь об этом Раппу или кому-нибудь другому, то сделаешь несчастными и меня, и других.

Орм расхохотался, услышав рассказ Ильвы, и охотно пообещал никому не говорить об этом — ни Раппу, ни остальным.