Восточные страсти - Майкл Скотт

— Справедливость? — язвительно переспросил он. — Да в этой дремучей стране никто не знает, что означает это слово.

— Вы ошибаетесь, — искренне воскликнула У Линь. — То, что с вами произошло, является одновременно оскорблением принцессы. Даже на особу императора Поднебесной брошена тень позора. Они до сих пор не появились здесь лишь потому, что считают себя не вправе это делать, пока зло не будет посрамлено, а те, кто ответствен за него, казнен.

— А я думаю, что и без того достаточно наказаний и казней, — проговорил Мэтью. — Не понимаю, чего можно добиться пытками и казнью врачей, которые считали, что действуют ради собственных насущных интересов и интересов своей страны! Поэтому я говорю — хватит!

Гнев, внезапно овладевший им, был так силен, что она не знала, как и что отвечать. С видимым усилием овладев собой, Мэтью заговорил снова:

— Я благодарен вам гораздо сильнее, чем смог бы когда-либо выразить, и более признателен, чем могу объяснить. Вы сделали почти невозможное, и я оказался на свободе. Я — ваш должник, и долг мой велик. Надеюсь, что когда-нибудь я смогу вернуть его. Возможно, мне удастся выслать вам какую-нибудь диковинную для вас вещицу из Соединенных Штатов.

У Линь смотрела на него, недоумевая.

— Из Америки?

— Я долго об этом думал. Больше мне все равно делать было нечего, и я пришел к выводу, что должен известить Джонатана Рейкхелла о провале своей миссии и о своем намерении как можно быстрее вернуться в Новую Англию.

— О нет! — Девушка была сражена.

— Я должен признаться вам, что приехал в Китай с вымышленными грезами и ложными идеалами, которые в жизни мне никогда не удалось бы реализовать. Как бы то ни было, я не вижу сейчас возможности заниматься здесь медициной — так, как я это понимаю.

У Линь замотала головой, пытаясь выразить категорическое несогласие.

— Я стал врачом потому, что, сколько я себя помню, хотел лечить больных. Здесь я оказался в кольце предрассудков, а кроме того помимо собственной воли втянутым в нелепую политическую борьбу. С меня достаточно, и я намерен отправиться домой. Я собираюсь написать Молинде в Гонконг, и, может быть, она отправит меня на первом же клипере «Рейкхелла и Бойнтона» прямиком в Новую Англию.

У Линь побледнела и была, казалось, совершенно сломлена. С трудом она выговорила несколько слов.

— Значит, вы больше никогда не будете оказывать помощь больным в Срединном Царстве?

— Ни за что на свете, — огрызнулся он.

— Тогда, может быть, вы согласитесь провести со мной этот вечер?

От неожиданности Мэтью несколько растерялся.

— Вы только что благодарили меня за то, что я смогла заручиться помощью принцессы и императора и вы обрели свободу. Я ничего не прошу взамен. Только несколько часов вашего времени. Я бы хотела, чтобы вы посвятили мне этот вечер.

Он пожал плечами и согласился.

Не теряя ни минуты, У Линь повела его куда-то по длинному коридору. По пути она зашла в большой, внушительного вида кабинет и о чем-то вполголоса говорила с его сановитым хозяином.

Мэтью не расслышал содержания разговора и лишь понял, что чиновник, судя по всему, дал У Линь согласие на что-то и тут же принялся отдавать какие-то распоряжения подчиненным.

У Линь не скрывала своего удовлетворения результатами этой беседы, однако едва она подошла к Мэтью, лицо ее опять приняло печальное выражение. Они двинулись дальше и наконец пришли во внутренний дворик, где их ожидало несколько лошадей с желто-оранжевой попоной. К ним тут же присоединился небольшой отряд молодых офицеров в форме императорского гвардейского полка. Затем, без дальнейших проволочек, все тронулись в путь и постепенно перешли с шага на легкий галоп.

— И куда мы едем? — поинтересовался Мэтью.

У Линь, очевидно, не расслышала его вопроса. Так или иначе, она не ответила.

Они проскакали через открытые ворота, которые вели из Запретного города в Имперский, а затем выехали и из него. Теперь они продвигались по одному из тех кварталов, где жили и трудились простые люди. Сколько мог различить глаз, в стороны разбегались бесконечные ряды убогих хижинок: некоторые из них были сооружены из камня, другие — сложены из дерева, третьи и вовсе из выброшенных за ненадобностью обломков досок, камней и разного тряпья.

Невероятная скученность — вот что поражало сильнее всего. Повсюду кишмя кишел народ: женщины варили что-то в открытых котлах около своих лачуг, мужчины сновали туда-сюда, стараясь промыслить какую-нибудь дощечку и бревнышко для растопки. Тут же играли и дрались голые дети, и Мэтью заметил, что животы многих раздулись от недоедания.

У Линь, по всей видимости, руководила этой диковинной экспедицией. Она что-то шепнула одному из офицеров — и всадники, построившись клином, стали углубляться в лабиринт улиц. Облик У Линь мало вязался с этим местом — на ней были шелковый чонсам и изящные туфельки с высокими каблуками. Однако она держалась так, будто вела всю группу к себе домой. Внезапно она остановилась и знаком приказала Мэтью спешиться. Они подошли к маленькой лачужке, в которой, к удивлению Мэтью, оказалось немало людей. Свет проникал туда через маленькое открытое окошко, которое, когда холодало, можно было заткнуть полурваной тряпкой. На земляном полу сидели мужчина и женщина, прислонившись спиной к каменной стенке. Оба были седы и уже немолоды. Второй мужчина, помладше, возможно, их сын, толок зерно в примитивной деревянной ступке. Одного взгляда на его работу было достаточно, чтобы понять, что много зерна натолочь ему в этот день не удастся. Снаружи, около кипящего котла с рисом, у огня, разведенного в ямке, хлопотала женщина примерно тех же лет. Рядом боролись два маленьких, совершенно голых мальчика.

У Линь быстро заговорила на диалекте провинции Хэбэй; мужчина и женщина отвечали ей односложно. Она повернулась к Мэтью и заговорила с потрясшей его горячностью:

— Эти люди любезно разрешили нам осмотреть их дом. Как видите, они живут вместе со стариками-родителями и четырьмя детьми. Двое из них сейчас на работе. Одному десять, а другому двенадцать. Эти мальчики на следующий год, а может быть, и раньше, тоже отправятся на работу. Я показала вам эту семью, потому что она типична для городского населения Китая. Женщина варит рис. Если ей повезет, ее сыновья отловят крысу или мышь, и тогда к ужину сегодня будет подано мясо. В противном случае ничего, кроме риса, им сегодня есть не придется. Они ели это вчера, они будут есть это сегодня. То же самое они будут есть завтра.

— Но ведь в конце концов, — пробормотал ошеломленный доктор, — когда столько членов семьи имеют работу, они могут позволить себе…