Роковое наследство - Бенедиту Барбоза

— Перед отъездом сюда я уволил эту девушку!

— Ну так, может, мама теперь успокоится? — высказала робкую надежду Лилиана.

— Нет, если я сейчас отступлю, то она тем более не даст мне спуску. За долгие годы я хорошо изучил ее мерзкий характер.

— Ты теперь постоянно будешь жить в Бразилиа?

— Да.

— А когда у меня родится ребенок, ты приедешь? — спросила Лилиана так печально, что у Кашиаса больно сжалось сердце.

— Ну конечно, моя девочка, — ответил он, нежно обняв дочь. — Я ведь развожусь с Розой, а не с тобой.

Судебное заседание длилось недолго и прошло для Кашиаса как в тумане. Получив развод, он торопливо простился с Лилианой и, уже из окно машины, мельком увидел вздрагивающие плечи Розы, плакавшей на груди у дочери.

Шакита встретила его в праздничном наряде, и это почему-то взбесило сенатора.

— Я сказал дочери, что ты уволена, — бросил он с порога. — И это была не ложь, а правда. Ищи себе другую работу, Шакита.

— Ты даже после развода не чувствуешь себя свободным, — промолвила она разочарованно.

— Я чувствую себя дрянью! — огорошил ее Кашиас.

Шакита помолчала, пытаясь осознать, что с ним происходит, а потом заявила решительно и твердо:

— Считай, что горничная — ушла. А женщина — осталась!

О разводе Кашиаса Бруну узнал от Маркуса и очень огорчился.

— Вот еще одна семья распалась, — промолвил он в задумчивости. — Не умеем мы жить, как наши родители — вместе до самой смерти… Лилиана конечно же страдает. Ты бы поддержал ее сейчас.

— Да, страдает, — подтвердил Маркус. — Но выглядит при этом очень неплохо. Знаешь, мне кажется, что она вообще похорошела. От беременности. И спокойнее стала, не давит на меня.

Бруну взглянул на сына с удивлением, а тот продолжил:

— Я уже сгораю от нетерпения — хочу поглядеть на моего ребенка. А ты? Когда родится твой, ты оставишь его Жеремиасу Бурдинацци?

— Ни за что на свете! — ответил Бруну. — Если понадобиться, я не остановлюсь ни перед чем, чтобы забрать своего ребенка. Даже у Луаны.

— Отобрать ребенка у матери практически невозможно, если только она сама его не отдаст, — заметил Маркус.

— Ты мудреешь прямо на глазах, — улыбнулся Бруну. — Надеюсь, и Луана вскоре поумнеет. Когда поймет, что ненависть — плохой советчик в любви.

— Но ты ведь тоже ненавидишь Бердинацци! — напомнил Маркус.

— Ну и что? Моя ненависть не распространяется на Луану и будущего ребенка. И я почему-то уверен, что она родит его прямо в мои руки.

Отец и сын Медзенги теперь часто беседовали вот так, по-дружески, проводя вечера вдвоем, поскольку Лейя вновь уехала в Сан-Паулу, почувствовав себя здесь лишней, а Лия много времени уделяла своему возлюбленному Светлячку.

Бруну не препятствовал их отношениям, все больше убеждаясь в том, что эти двое любят друг друга.

И однажды Лия поставила его перед фактом, торжественно сообщив, что вышла замуж.

— Без свадьбы? Без праздника?! — спросил огорчено Бруну.

— Мы заключили только светский брак, — пояснил Апарасиу. — А деньги, которые понадобились бы для банкета, решили поберечь для покупки быков.

— И ты не боишься связывать свою жизнь с таким жмотом? — вынужден был пошутить Бруну, обнимая дочь. А зятя предупредил: — Смотри не переусердствуй в накопительстве. Женщины этого не любят. И моя дочь может тебя бросить!

— Не бойтесь, уж ее-то я никогда не обижу! — расплылся в улыбке Светлячок, счастливый оттого, что ему не пришлось выдерживать бой с тестем.

Вместо свадебного путешествия новобрачные уехали на фазенду в Арагвайю. С ними туда отправились так же Зе Бенту и Лурдинья, по-прежнему не терявшая надежды завоевать сердце этого богатыря с соловьиным голосом.

На время медового месяца Светлячок отменил все концерты, но, как выяснилось в Арагвайе, праздность его тяготила, и он все чаще стал захаживать на ферму, к быкам.

— Что, примеряешь на себя хозяйство тестя? — пошутил однажды Зе ду Арагвайя.

— Да, присматриваюсь, но совсем по другой причине, — серьезно ответил Апарасиу. — Выведываю секреты технологии. А быки у меня будут свои.

— Я тоже когда-нибудь уеду отсюда, — мечтательно произнес Зе ду Арагвайя. — Захвачу кусок земли и буду разводить свои собственный скот!

Вернувшись из больницы, счастливая Жудити сообщила, что хозяин уже полностью выздоровел и завтра его отпустят домой.

Рафаэла натянуто улыбнулась, изображая радость, и Отавинью не удержался от укола, шепнув ей:

— На этот раз у тебя ничего не вышло, дорогая.

Рафаэла вспыхнула и, подождав, когда уйдет Жудити, обрушила свой гнев на мужа:

— Перестань меня обвинять в том, чего я не делала! Дядя видел, как в него стрелял Бруну Медзенга!

— У Медзенги есть алиби, — возразил Отавинью. — А твой дядя лжет, и ты знаешь почему.

— Думаешь, он выгораживает меня? — съязвила Рафаэла.

— Возможно, — в тон ей ответил Отавинью.

На следующий день они забрали Жеремиаса из больницы, и тот сразу заметил, что между супругами пробежала черная кошка. «Может, Отавинью догадывается, что ребенок, которого ждет Рафаэла, — не его? — подумал Жеремиас. — Или тут какая-нибудь другая причина? Вообще Рафаэла насквозь фальшивая. И не известно еще, действительно ли она Бердинацци, внучка Бруну. Надо бы наконец разобраться в этой истории».

— Врач сказал, что вам, дядя, еще необходим строгий режим отдыха и питания, — промолвила между тем Рафаэла. — Я пообещала ему заботится о вас.

— В этом нет нужды, — довольно сухо произнес Жеремиас. — При мне будут находится Луана и Жудити. А ты с Отавинью уедешь на свою фазенду.

— Но я не хочу туда ехать! — воспротивилась Рафаэла. — Мой долг — быть сейчас рядом с вами. И к тому же я не люблю эту фазенду, которая принадлежала бывшей жене Медзенги. Все, что связано с фамилией Медзенга, вызывает у меня отвращение!

— Ничего, потерпишь, — сказал Жеремиас. — У тебя нет выбора. Отправляйтесь туда завтра же.

Они уехали, но через несколько дней Отавинью позвонил Жудити и признался, что с трудом выносит капризы Рафаэлы и ее дурной характер. Жудити, естественно, рассказала об этом Жеремиасу, и он решил вызвать Отавинью для откровенного разговора.

Рафаэла конечно же увязалась вслед за мужем, но Жеремиас встретил ее холодно и сразу же увел Отавинью на кофейную плантацию, чтобы никто не мог их подслушать.

— Я сделал большую глупость, женив тебя на Рафаэле, — начал он с самого трудного для себя признания. — Дело в том, что ребенок, которого она ждет, не твой, а Маркуса Медзенги.