Искупление - Анна Мистунина

Тагрия молча прижималась к груди Кара. Глаза ее были закрыты, но Кар знал, что она не спит. Что ей хорошо. Что ей нет сейчас дела до прошлого и до будущего — тоже. Она хочет лететь так вечно, чтобы вечно ее обнимали его руки, а встречные потоки трепали волосы, с которых давно сполз глупый вдовий чепец.

Соблюдая обещание, Кар не пытался заглянуть в ее мысли. Но чувства Тагрии были открыты и ему, и Ветру, и оба, не заговаривая об остановке, длили и длили полет — просто чтобы доставить ей удовольствие.

Когда вечерние тени принесли прохладу, Кар закутал Тагрию в свой плащ. Обнял снова, прижался губами к ее виску. Не увидел, а почувствовал ее улыбку. Он сказал бы, что не достоин ее любви, что не смеет рассчитывать на прощение, что лучше нее нет никого в целом свете. Но Тагрия не ждала слов, не сейчас. И Кар молчал, только время от времени целовал непослушные прядки ее волос.

Пришло время, и все трое поняли — теперь можно устроить привал. Ветер сделал круг над лесом, выбирая место. Кар с опозданием подумал, что не захватил в дорогу ничего. И тут же услышал шепот:

— Мои вещи все там остались…

— У меня тоже ничего нет, — ответил он. Усмехнулся: — В прошлый раз я был умней. Я хотя бы взял одеяло!

Невесть почему это показалось им забавным. Кар и забыл, как легко смеется с нею вдвоем. Ветер довольно проклекотал, заставив их рассмеяться еще громче, до слез. Смеясь, ступили они на мягкую траву лесной прогалины, как в уютную комнату в окружении зеленых стен. Совсем рядом, невидимая за деревьями, журчала речка.

— Вода у нас будет, — сказал Кар. — Но ты голодна, Тагрия.

— Нет! То есть не очень. Я могу потерпеть.

— Я мог бы приманить кого-нибудь, развести костер…

— Нет, не уходи! — Тагрия испугано прижалась к нему, но тут же воскликнула: — А костер давай сделаем! Смотри, сколько дров!

Поваленных стволов и впрямь было в избытке. Ломая толстые ветви и складывая костер, Кар видел сквозь полутьму, как Тагрия шептала что-то Ветру, наглаживая обеими руками его перья. Волны грифоньего удовольствия были, как теплый прибой.

— Подожди! — воскликнула она, увидев, что Кар собирается призвать огонь. — Я… вот!

Тагрия упала на колени возле сложенных кучкой дров. Протянула раскрытые ладони. Ее обращение к Силе было неловким, как трепыхания новорожденного грифончика, но огонек вспыхнул сразу, угас, ожил снова… И затрещал, охватывая сухие ветки. Тагрия подняла довольное лицо.

— Как? — только и спросил Кар.

— Я просто очень хотела.

— Это… невероятно, малышка. Ты и впрямь всегда добиваешься своего!

— Не всегда, — возразила Тагрия, погрустнев. — То есть… я думала, что…

— Тагрия. Что мне сделать, чтобы…

— Куда мы летим? — перебила она.

Кар ответил, шевеля ветки, чтобы огонь распространился быстрей:

— Я должен вернуться на восток. Там остались маги, они ждут императорского решения. Они даже не надеются на такие добрые вести. Император отдал нам Долину, Тагрия. Мы возвращаемся домой.

— А… я?

— Долина — дом магов, — улыбнулся Кар. — Ты маг. Твое место в Долине.

— Я ненастоящий маг.

— Самый настоящий.

— А ты будешь теперь с ними? Ты…

— Сильнейший. Знаешь, что это такое?

— Я помню, — сказала Тагрия. — Я все помню, что ты рассказывал.

Высокие, черные в темноте ели окружали их, целились в небо исполинскими стрелами.

Огонь разгорелся, освещая алым лица, золотую шерсть Ветра. Грифон улегся неподалеку, спокойный, удовлетворенный. Закрыл глаза, но не спал. Слушал.

— Значит, все будет как раньше?

— Как раньше — нет. Не будет больше рабства. Не будет убийств и крови. Долина теперь часть Империи, ее обитатели такие же подданные императора, как и все, только власть храма на нас не распространяется.

— А ты возьмешь туда всех, ну… ненастоящих, как я? Как Исара?

— Да, — ответил Кар и понял, что дает обет, который ему придется исполнить. — Всех, кто захочет. Обещаю.

— И все будут учиться магии?

— Да.

— Как она и мечтала, — прошептала Тагрия. В свете пламени Кар видел огоньки в ее глазах. — Школа колдунов…

— Да.

— А если не будет крови, что это значит? Что магия будет только слабой? Познанием?

— Познание — это не слабая магия, Тагрия. Это ее начало, только и всего. Что касается крови, научимся обходиться без нее. Когда-то маги это умели. Значит, есть пути и значит, мы будем их искать. Мой учитель, оказывается, начал эту работу. Нам предстоит ее продолжить.

— А если их не найдется, этих других путей?

— Будем обходиться собственной Силой, — ответил Кар, отправляясь за новой порцией дров. Вернувшись, спросил: — Это лучше, чем остаться вовсе без магии, согласна?

— Да! А… почему ты так улыбаешься?

Кар подложил веток в костер. Сел рядом, притянул ее к себе за плечи.

— Я соскучился по твоим вопросам, малышка. Значат ли они, что я прощен?

И впервые заметил в ней лукавство, когда Тагрия с улыбкой отстранилась:

— Не знаю, я пока не решила. Я еще поспрашиваю, можно?

— Сколько угодно.

Но Тагрия не спешила задавать следующий вопрос. Веселость ее исчезла, голос прозвучал тихо и печально:

— Когда я была там… Ну, у магов…

— Ты ждала меня. А я не пришел.

— Нет! — Тагрия даже замотала головой. — Я же знала, чего они хотят, чтобы ты пришел и достался им! Меня же нарочно для этого не убили, даже когда я чуть не сбежала. Я надеялась, что ты не придешь!

Кар не нашел слов, достойных ее преданности. Молча поцеловал ей руку. Тагрия смотрела без улыбки.

— Там был один мальчик, — сказала она. — Он сказал, что ты… Что он твой сын.

— Это правда.

— Он еще сказал, что ты… изнасиловал его мать. И бросил. Это тоже правда?

— Нет! Поверь мне, пожалуйста. Я не насиловал Лаиту, скорее, она меня. Правда, она сделала это, защищая свою жизнь, так что вряд ли можно ее винить…

— От чего защищая?

Кар вздохнул. Тагрия смотрела с тревожным вопросом. Как и прежде, казалось невозможным утаить от нее хоть что-то.

— От меня. Я хотел ее убить.

— Почему?

— Лаита, герцогиня Тосская — та самая женщина, которая помогла в убийстве императора Атуана и рассказала всем, что это сделал я. Из-за нее я бежал, из-за нее потерял все. И угрожал тебе смертью.

Тагрия молча смотрела. Глаза ее на бледном лице казались огромными.

— Мне было тогда девятнадцать лет, Тагрия. Я верил, что мечом можно исправить несправедливость.

— А потом у нее родился ребенок, и ты…

— Поначалу я не знал. Когда узнал, Моурет уже был герцогом Тосским, а его мать содержалась в заключении. Я не стал ничего менять.