Макото Синкай. Чувственные миры гениального японского аниматора - Алексис Молина

Оставаясь научно-фантастической историей, «За облаками» осваивает территорию, которая, если еще не является фантастической или откровенно синкретической, уже тяготеет если не к форме духовности, то, по крайней мере, к мечтательности. Хотя ни религии, ни науке не нашлось места в фильме, обе они сведены к образам, лишенным реальной сути, – мерцающим экранам в случае первой, смутной идее предназначенности в случае второй, фильм тем не менее играет на том, что их объединяет: на желании объяснить, пойти дальше мира перед нашими глазами. В этом смысле башня – это грозная идея, наполовину божественная, наполовину техническая. Это попытка человека добраться до территории Бога, настолько же недосягаемая, насколько и захватывающая цель, и этот фильм, несомненно, является самым ярким в карьере Синкая в плане слияния священного и технического, когда последнее начинает нечто, что может быть завершено только первым. Развязка «За облаками», как и «Голоса», в значительной степени свободна от каких-либо научных, реалистических или сакральных устремлений. В плену Саюри при приближении глайдера совершает молитвенный жест – очевидную отсылку к двум сторонам этой дихотомии. Однако после того, как девушка просыпается, они теряют свою значимость. Целью фильма было воссоединение, и все его образы и идеи были направлены на него. Сакральное, смешанное с техническим, в конечном счете было лишь инструментом, который сделал это возможным. Звучат заключительные слова фильма: «Обетованное место исчезло», – и в результате падения башни в небе появляется мистико-научный силуэт, определивший весь образ «За облаками». «Но теперь начинается наша жизнь». В тени этого крушения, в тени исчезновения жесткого образа мышления, олицетворяемого в фильме наукой и священным, которые в конце уступают место вере, не имеющей ничего общего с верой «Голоса»: вере двух влюбленных в их совместную жизнь.

Ранний период творчества Синкая ознаменован четким взаимодействием с сакральным и техническим, последнее определяло воображаемый мир его фильмов, а первое – их тематику. Однако, начиная с «Ловцов», в подходе режиссера происходит переворот, если не сказать полный отход от прошлого. Уйдя в подполье, Синкай отказался от сэкай-кэя в пользу повествования, которое больше тяготело к великим фантастическим приключениям и было вдохновлено великими мифами, в основе своей религиозными. Находясь на перекрестке различных доктрин, фильм объединяет воображаемые миры со всех сторон света и смешивает известные тексты (Идзанаги и Идзанами) с почти надуманными эзотерическими теориями (Полая Земля) и объектами и существами из разных верований (Кецалькоатли). Сакральное становится одной из центральных тем фильма и его повествования в той же степени, что и режиссура, а техническое отходит на второй план, если не на задворки сюжета. Если не считать радио, которое Асуна использует для прослушивания любимой музыки Сюна, – и даже это зависит от клависа, который имеет мистическую природу, – нельзя сказать, что «Ловцы» переполнены технологичным. Есть оружие и вертолеты Архангелов, но их влияние на историю незначительно. Единственный предмет, который можно поставить на сторону техники, – это радиоприемник девушки, и, как и телефон в «Голосе», он делает возможным общение двух людей, принадлежащих разным мирам. Вернемся к тому, что мы говорили о фильме ранее. Именно религиозное, религиозные мифы играли аналогичную роль. Вспомните. Идзанами и Идзанаги. Универсальный миф о сошествии в ад. История, которая случилась с Морисаки и Асуной, а также почти всем человечеством. Как и радио, мифы связывают воедино, казалось бы, разные судьбы. Даже когда кино Синкая обретает новую форму, отходя от технического и погружаясь в сакральное, его послание остается неизменным. Конечно, здесь есть инверсия, которая в значительной степени влияет на образ фильма. Но в каком-то смысле он построен на обломках разрушенной башни из «За облаками». Как будто, потеряв веру в науку, Синкай обратился к мистике в поисках человеческих связей.

Однако такое прочтение верно лишь наполовину, поскольку, несмотря на то что «Ловцы» – синкретический фильм, его сюжет ведет примерно в те же пространства, что и предыдущие научно-фантастические работы режиссера: к небу и звездам. Просто способ добраться туда меняется, это уже не скрупулезные, просчитанные усилия, а в буквальном смысле прыжок веры в неизвестное и новое. Получается, использование сакрального в фильме не столь остро потому, что оно потребляет все подряд, не создает сильного заявления о конкретном типе веры. Это не синтоистский, не индуистский и даже не эзотерический фильм. Напротив, это детский фильм, но не в негативном смысле, когда этот термин воспринимается как признак простоты, а наоборот, фильм, который подходит к великим повествованиям с невинностью и видит в них нечто большее, чем доктрины, – обещания приключений. Сакральное – это еще не организованное или репрессивное измерение, не закон, по которому нужно жить, а скорее возможность расширить кругозор, по крайней мере для Асуны, Сина и Сюна. Пока трое юных героев фильма обнаруживают поводы для изумления в мистическом, взрослые во главе со старейшиной Агарты превращают эти поводы в то, за что грозит наказание. Такое противостояние напоминает нам кое о чем. В «За облаками» в руках Такуи и Хироки технология – это инструмент, который делает возможными любовь и исследования, но в руках взрослых она становится оружием, используемым для ведения войны, причины которой так и не названы и которая, более того, предполагает жертвоприношение девушки. Ни одна из сторон этой дихотомии не выглядит однозначной. Во-первых, Синкай использует их от фильма к фильму, и их представление не является идеально сбалансированным. Но главное, даже в рамках одного и того же произведения возвышенное и техническое имеют разную ценность в зависимости от персонажей и становятся положительными или отрицательными только с учетом того, как они используются. Поэтому неудивительно, что если «Ловцы» и знаменуют собой поворотный момент в карьере режиссера, то не потому, что он вдруг превратился в религиозного художника или глашатая мистики, – так же как раньше он никогда не был апостолом технологий. Просто в данном случае речь идет об осознании силы некоего религиозного воображения, наделенного той же мощью, что и научная фантастика, которую Синкай использует для своих историй, полных решимости соединиться с другими, какими бы средствами это ни было достигнуто.

Первые шаги режиссера сопровождаются целым набором технических средств, а затем расцветают на перекрестке различных мистических фантазий. Именно так, если избегать карикатурности, можно описать эволюцию кинематографа Синкая от его первых короткометражек до «Ловцов». Но такое сужение сути творчества игнорирует два момента. Во-первых, уже в «Она и ее кот» режиссер использовал определенные буддийские идеи для передачи эмоций. В короткометражке именно ощущение непостоянства и