Третья раса - Дмитрий Янковский

Я подплыл к Молчунье, взял за руку и потеребил. Она повернула ко мне лицо, обтянутое пленкой, но не уверен, что увидела меня. Двигалась она из рук вон плохо. Тут же рядом оказался Долговязый и бесцеремонно положил Молчунье руку на грудь. Она вяло отмахнулась, но он снова повторил, и ей снова пришлось отмахнуться, уже активнее.

— Если не будешь двигаться, ухвачу за более интимное место, — пообещал отставник.

На удивление, это подействовало. Видимо, рефлексы защиты от сексуального посягательства в человеке куда сильнее, чем я предполагал. Иногда, надо же, могут выручить в опасносй ситуации.

— Отстань, — произнес синтезатор Молчуньи.

— А ты работай ногами.

Глухонемая сначала вяло, но затем все бодрее и бодрее заработала ногами и начала загребать руками.

— Ну как ты? — спросил я.

— Полегче. Но методы у вас с Долговязым те еще.

Через минуту к ней полностью вернулось зрение и нормальная моторика, после чего мы продолжили погружение. На отметке в шестьсот метров отставник вышел на связь с Майком и запросил данные сонара. Оказалось, «Валерка» почти точно под нами, всего в двухстах метрах к западу. Долговязый показал нам рукой направление и первым двинулся вниз по крутой траектории.

Меня начало тошнить от давления, время от времени то руку, то ногу сводило судорогой, но таких тяжелых симптомов, как у Молчуньи, не было. Все же я не такой новичок, как она в погружениях. И на четыре километра в жидкостном скафандре опускался. Мало кто бывал глубже без бронированных батипланов.

Следующий фальшфейер зажгла Молчунья, потом Долговязый, потом снова я. Сгорали они быстро, а свет давали в сравнении со «светлячками» скудный. На душе от этого бессильного пламени становилось уныло. Я удивился, как это древние охотники умудрялись сражаться в столь невыносимых условиях. Не охота, а какая-то жуткая средневековая мистерия с факелами и глюками. Но скорее всего именно благодаря трудностям, с которыми охотникам приходилось сталкиваться в глубине, эта профессия снискала себе славу и уважение. Ведь полезных умений на земле множество, но такого ореола опасности ни у одной работы больше нет. Выходит, люди к опасности для жизни относятся с большим трепетом, чем к любой пользе. Хорошо это, плохо ли, я не знал, но меня грело, что я служил в охотниках и погружался на дно океана. Было чем гордиться, чего уж тут говорить. Но только сейчас, ощутив на собственной шкуре как уходили в глубину первые представители нашей профессии, я понял, чего именно стоила темно-синяя форма. Она не мои личные заслуги подчеркивала, а все сделанное охотниками до меня. Так же наверняка и будущие поколения океанских тружеников и воинов будут восхищаться нами, сегодняшними. Неужели, будут они говорить, люди когда-то ныряли в допотопных ГАДЖ-27? А я ходил в таком аппарате, и даже дрался с торпедой. Наверняка в будущем мы будем вызывать не меньшее почтение, чем сейчас у нас вызывают первые охотники.

На глубине восемьсот метров Долговязый подпалил два фальшфейера и швырнул их на дно. Они медленно поплыли вниз, кувыркаясь и оставляя шлейфы из пузырьков. В темноту шарахнулись змеистые тени перепуганных обитателей глубины, а мы продолжали погружаться. Организм постепенно приспособился, и кроме тошноты теперь меня угнетал только безумный натиск километровой толщи воды. От него ныли кости, двоилось в глазах, а кожа превратилась в один сплошной пролежень. И надо было постоянно двигаться, чтобы разгонять кровь. А двигаться не хотелось — тяжело было двигаться. Искорки фальшфейеров становились все тусклее и наконец скрылись.

— Дно илистое, — сообщил Долговязый. — Это плохо.

— Я включала систему затопления наверху, — ответила Молчунья. — Оттуда нелегко было определить параметры дна. Да и не было у меня большого выбора. Приказали затопить именно в этих координатах.

— Я тебя и не виню.

Наконец мы погрузились до уровня ила. Ниже опускаться было нельзя — сплошная муть, даже горящих фальшвейеров не было видно, вверх поднимались только струйки пузырьков.

— Майк, видишь нас? — спросил Долговязый.

— Вижу, — отозвался капитан. — Ваша цель в пятидесяти метрах к западу.

Мы без труда преодолели это расстояние, работая руками и ногами, но «Валерки» не было видно под толстым слоем ила.

— Стоп! — сказал Майк. — Вы точно над целью.

Долговязый поджег еще два фальшфейера и бросил вниз. Пламени видно не было, но поднимающиеся пузырьки служили неплохим ориентиром. Однако это не на долго, так что для облегчения ориентации отставник снял с каркаса и включил небольшой радиомаяк с заливной батареей. Я настроил компас перчатки на его частоту, и на табло появились цифры эшелона и расстояния.

— Так, ребята, — сказал Долговязый. — Я нырну, посмотрю, что там. Вы ждите здесь. Код на шлюзе менялся, Молчунья?

— Да. Можно я с тобой? Заберемся внутрь, я смогу врубить турбины на прогрев.

— Ладно. Копуха, остаешься на прикрытии.

— От кого? — удивился я.

— Это ты брось. Один должен всегда оставаться в зоне прозрачности. Это правило мне раз десять жизнь спасало.

«Врет, наверное, — подумал я. — Если только на илистом дне его раз десять смерть поджидала, то сколько раз в других местах? Заливает, точно».

Они с Молчуньей погрузились в слой ила и скрылись из вида, а мне пришлось подгребать руками, чтобы держаться выше — балласт неумолимо тянул вниз, а отцепить его тем более было нельзя, иначе вытолкнуло бы на поверхность, как пробку из бутылки. Что такое баротравма, мне пришлось испытать на собственной шкуре, и повторения совсем не хотелось.

— Копуха, мы у шлюза! — доложил Долговязый. — Как у тебя?

— Без изменений, — ответил я знаком, которых довольно много было в Языке Охотников для таких стандартных ответов.

— Все, Молчунья открыла дверь. Можешь спускаться.

А я уж думал, мне до их возвращения здесь торчать придется. Хотя какое возвращение? Стоило ли нырять, чтобы возвращаться на «Рапид» своим ходом? Нет, раз уж «Валерку» нашли, на нем и надо всплывать. Хотя, если бы полицейские или спасатели увидели в наших руках боевой батиплан в полном снаряжении, у нас могли бы возникнуть неприятности. Одно дело незарегистрированное ракетное ружье, и совсем другое — подводный танк со стрелковым комплексом. На «Валерке», при надобности, можно было любую пиратскую островную крепость взять штурмом, а не то что мирный город поставить на уши. Вообще-то Молчунья сильно рисковала, оставив такую машину в боеспособном состоянии. Хотя можно ли найти в мире сторожа лучше, чем километровая глубина? Даже имея в запасе модифицированный дрожжевой грибок, мало кто решится на погружение. А если кто решится, выжить ему без тренировок почти нет шансов. Скрутило бы, как Молчунью, и пиши пропало. Но даже если вообразить смельчака, которому удалось бы добраться до шлюза, как бы он его открыл, не зная кода? А ведь еще надо уметь управлять батипланом. В общем уровней защиты у глубинной техники хватало, но главным рубежом обороны была сама глубина. Не даром для сверхглубинных скафандров линии «СГАК» не было предусмотрено допуска. Зачем, если работать в них можно лишь начиная с километра? При меньшем давлении у него жабры попросту не могут функционировать, вот и весь допуск. Это вроде тех уловок, когда контейнеры со снаряжением охотников вскрываются лишь на тех глубинах, для каких приспособлены.