Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы). - Эллен Вуд

Видя все это, ММ, однако, не стал предаваться унынию. Вместо этого он остановил задумчивый взгляд на электрической лампе — сейчас светило яркое солнце — и проследил глазами провод, который тянулся от нее к зданию. Судя по всему, этот провод проходил где-то недалеко от его камеры. Это следовало запомнить.

Тринадцатая камера расположена на одном этаже со служебными помещениями, то есть не на самом нижнем, но и не на верхнем. До кабинета начальника нужно пройти всего четыре ступеньки вверх, следовательно, пол камеры находится на уровне какихнибудь трех-четырех футов над землей. ММ не мог видеть землю прямо под окном, но она видна была дальше, у стены. Значит, здесь невысоко. Ну что ж, отлично.

После этого ММ попытался припомнить, каким путем его вели в камеру. Сначала сторожевая будка снаружи, у стены. Затем — тяжелые стальные решетчатые ворота, потом еще одни такие же. У ворот всегда стоит часовой. Долго гремя ключами и запорами, он впускает людей в тюрьму и выпускает их, когда прикажут. Помещение охраны находится в здании, и чтобы попасть туда со двора, нужно пройти через прочные стальные ворота с единственным «глазком». Затем, чтобы попасть в тринадцатую камеру, где он сейчас заперт, нужно пройти по коридорам тюрьмы через одну тяжелую деревянную и две стальные двери; и наконец, нужно отпереть два засова на двери самой тринадцатой камеры.

Всего, как подсчитал ММ, тому, кому удалось выбраться из тринадцатой камеры, нужно каким-то образом преодолеть еще семь дверей, прежде чем он шагнет во внешний мир свободным человеком. С другой стороны, обнадеживало то, что узника, находящегося в буквальном смысле за семью замками, редко тревожат. Надзиратель появлялся у двери камеры в шесть утра, принося завтрак с тюремной кухни; второй раз он приходил в полдень и еще раз — в шесть вечера. В девять был обход. Вот и все.

«Она прелестно организована, эта тюремная система! — мысленно заметил профессор. — Неплохо бы мне заняться ее изучением, когда я выйду отсюда. Никогда бы не подумал, что в тюрьме тебя окружают такой заботой!»

В его камере не было ничего, положительно ничего, кроме железной кровати, такой прочной, что разобрать ее на части можно было только с помощью молотка или напильника. Ни того, ни другого у профессора не было. А также — ни стула, ни стола, ни черепка или жестянки. Ничего! Пока заключенный ел, надзиратель стоял за дверью, затем забирал у него деревянную миску и ложку.

Эти подробности мозг профессора впитывал одну за другой, как губка. Когда все варианты были рассмотрены, ММ принялся за осмотр камеры. Начиная с потолка, он исследовал стены сверху донизу, пробуя на прочность камни и цемент между ними. Время от времени он осторожно топал ногой по полу, но везде был абсолютно прочный цемент. Закончив осмотр, ММ присел на краешек железной кровати и погрузился в долгое раздумье. Ведь профессору Аугустусу С.-Ф.-К. Ван Дузену было над чем подумать.

Его отвлекла крыса — она пробежала прямо по ноге и юркнула в темный угол камеры, напуганная собственной смелостью. Некоторое время спустя ММ, пристально вглядываясь в темноту угла, где скрылась крыса, уже мог различить во мраке множество крошечных, как бусинки, глаз, уставившихся на него. Он насчитал шесть пар, может быть, там были и еще — разглядеть не удавалось.

Все еще сидя на кровати, ММ впервые обратил внимание на нижнюю часть двери. Между полом и прутом стальной решетки была щель шириной в два дюйма. Не отрывая взгляда от этой щели, ММ резко шагнул в угол, где виднелись глазки-бусинки. Снова частый топот крошечных лапок, писк испуганных грызунов и — тишина.

Ни одна крыса не выбежала в щель под дверью, но и в камере их больше не было. Значит, должен быть другой лаз, но очень узкий. ММ, ползая на четвереньках, принялся искать этот лаз, шаря в темноте своими длинными, тонкими пальцами.

Наконец его старания были вознаграждены… Он наткнулся на маленькое отверстие в цементном полу.

Оно было совершенно круглое, размером чуть больше серебряной монетки. Профессор запустил пальцы в отверстие; кажется, это была заброшенная канализационная труба, сухая и забитая мусором.

Удовлетворившись этим, он еще час просидел на кровати, после чего вновь исследовал окрестности, глядя в узкое оконце камеры. Один из часо вых стоял прямо напротив, у стены, и случайно взглянул на окно тринадца той камеры, как раз когда в нем пока залась голова ММ. Но профессор не заметил этого.

Настал полдень, и появился надзи ратель с тюремным обедом — отвра тительно грубой пищей. Дома ММ ел просто для поддержания жизни, по этому и здесь он безропотно прини мал то, что ему давали. Вдруг он заговорил с надзирателем, который стоял за дверью и наблюдал за ним.

— Изменилось здесь что-нибудь за последние годы? — спросил он.

— Почти ничего, — отвечал тот. — Новую стену выстроили четыре года назад.

— А в самом здании?

— Покрасили двери и рамы снаружи и вроде бы лет семь назад провели новую канализацию.

— Вот как, — сказал заключенный. — А далеко ли отсюда до реки?

— Около трехсот футов. У мальчишек бейсбольная площадка между стеной и рекой.

ММ ничего не сказал, но когда надзиратель уже собрался уходить, он попросил воды.

— Здесь все время хочется пить, — пояснил он. — Нельзя ли оставлять мне немного воды в чашке?

— Я спрошу начальника, — сказал надзиратель и ушел.

Полчаса спустя он вернулся и принес воды в маленькой глиняной чашке.

— Начальник сказал, что чашку вы можете оставить у себя, — сообщил он заключенному. — Но вы должны будете предъявить ее мне по первому требованию. Если разобьете, другой уже не получите.

Надзиратель ушел по своим делам. На мгновение могло показаться, что ММ хотел еще задать вопрос, но передумал.

Через два часа тот же надзиратель, проходя мимо двери тринадцатой камеры, услышал какой-то шум и остановился. ММ стоял на четвереньках в углу камеры. Из этого же угла время от времени доносились шорох и писк. Надзиратель с интересом наблюдал эту картину.

— Ага, поймал! — послышался голос заключенного.

— Кого поймал? — строго спросил надзиратель.

— Крысу! — ответил тот. — Вот!

И надзиратель увидел, как в длинных пальцах ученого извивается маленький серый зверек. Тот поднес крысу поближе к свету и стал пристально ее рассматривать.

— Это черная крыса, — сказал ученый.

— Вам что, заняться больше нечем? — проворчал надзиратель.

— Возмутительно, что здесь крысы! — раздраженно ответил профессор. — Возьмите-ка эту и убейте. Их тут полно!

Надзиратель взял отчаянно извивающееся животное и с силой швырнул его об пол. Крыса пискнула и затихла. Позже он рассказал этот случай начальнику, который лишь насмешливо улыбнулся в ответ.

Чуть позже полудня часовой во дворе со стороны тринадцатой камеры снова глянул вверх и увидел, что заключенный выглядывает из окошка. Он видел, как тот просунул руку сквозь прутья решетки и что-то белое упало на землю прямо под окном. Это оказался маленький комочек ткани, судя по всему — белого рубашечного полотна, завернутый в пятидолларовую купюру. Часовой снова посмотрел на окно, но профессора уже не увидел.

Недобро улыбаясь, он показал этот комочек начальнику тюрьмы. Вдвоем они разобрали то, что было написано на нем какими-то странными расплывавшимися чернилами. На одной стороне было вот что:

«У гебу ямыр-от окбос оп-стотен от. ЭЛ»

На другой:

«Нашедшего просьба вручить доктору Чарльзу Рэнсому».

— Ага, — усмехнулся начальник, — план номер один провалился. — Он задумался: — Но почему заключенный адресовал это доктору Рэнсому?

— И где он взял перо и чернила? — удивился часовой.

Начальник и часовой переглянулись. Никакой очевидной разгадки на ум не приходило. Начальник еще раз тщательно изучил послание и тряхнул головой:

— Что же заключенный хотел передать доктору Рэнсому? — медленно произнес он.

Часовой снова прочел:

«У гебу ямыр-от окбос оп-стотен от. ЭЛ»

Начальник тюрьмы потратил час, пытаясь установить, что это за шифр, и еще полчаса — пытаясь понять, почему заключенный решил связаться с доктором Рэнсомом, с которым и затеял этот спор. Еще некоторое время начальник размышлял над тем, где профессор достал перо и чернила или что он использовал вместо них. Чтобы прояснить этот вопрос, он опять осмотрел клочок полотна с неровными краями — явно обрывок белой рубашки.

Итак, происхождение клочка ткани понятно, но чем заключенный пользовался, чтобы писать? Начальник знал: ни пера, ни чернил у него быть не могло, да и не похоже было, что надпись сделана пером и чернилами. Тогда чем же? Начальник решил сам заняться расследованием. ММ был его заключенным, а он, как начальник тюрьмы, обязан охранять своих заключенных, и если кто-то из них пытается сбежать, посылая шифрованные записки на волю, он должен пресечь это, кем бы ни был его арестант.