Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На вторые сутки, к вечеру 27 января, «Николай» выгрузил юнкеров у Севастопольской Южной пристани. В портовых магазинах немедленно была оборудована «база № 1», где поместился штаб училища и временный санитарный пункт для заболевших юнкеров.
Ночь мы провели в каких-то складах, но некоторым из нас удалось воспользоваться гостеприимством жителей ближайших к порту домов, которые за это были щедро вознаграждены консервированным молоком, ставшим нам ненавистным.
По прибытии в Севастополь училище поступило в распоряжение Командующего войсками в Крыму генерала Слащева. Уже на следующее утро в порт был подан эшелон, и, погрузившись, училище двинулось в направлении Джанкоя.
В Крыму
К моменту прибытия Сергиевского артиллерийского училища, 27 января 1920 года, в Севастополь, положение в Крыму было очень серьезным: большевики наседали, стараясь пробиться в Крыму через Перекоп или Чонгар, где сравнительно малочисленные войска Белой армии героически отражали атаки красных, не давая им возможности захватить Крым, куда стекались уже отступающие на всех фронтах добровольческие и казачьи части.
Командующим Крымским фронтом был генерал Слащев (впоследствии получивший наименование «Крымский»), который блестяще справлялся с задачей обороны Крыма. Несмотря на некоторые свои странности, генерал Слащев пользовался среди своих войск большим авторитетом, и приходится лишь пожалеть о бесславном его конце, всем известном.
Ввиду недостатка войск, каждая новая боевая часть, прибывавшая в распоряжение генерала Слащева, была просто кладом; поэтому уже 28 января училище получило приказание двинуться на фронт, погрузилось в эшелон и направилось на станцию Джанкой.
В Севастополе осталась база № 1 училища, в лазарете которой было помещено несколько больных юнкеров; преподавательский и административный персонал также остался в Севастополе.
При первой же поверке было установлено, что в личном составе училища не хватало шести юнкеров, в том числе и фельдфебеля 1-й батареи Анжианова-Кузыша. Так как свидетелей их смерти или ранения не было, то этих юнкеров посчитали «без вести пропавшими». Новым фельдфебелем был назначен старший портупей-юнкер В. Оттерстетер.
Ехали мы по перегруженной железной дороге удивительно медленно, в теплушках было нам неприятно холодно и… голодно. Юнкера все еще находились под впечатлением одесской эвакуации, стараясь разобраться во всем происшедшем. По прибытии в Симферополь стало известно, что генерал-лейтенант Нилус подал в отставку и остался в Севастополе. В должность начальника училища вступил командир дивизиона полковник Козьмин.
В Симферополе мы простояли три дня и, наконец, достигли станции Джанкой, базы всей прифронтовой полосы. Тут же находился и штаб командующего, генерала Слащева, расположенный в поезде, состоявшем из нескольких пассажирских вагонов.
Наш эшелон был отведен на запасный путь, и мы продолжали в нем жить в ожидании дальнейших приказаний. В первый же вечер нашего пребывания в Джанкое произошла незабываемая встреча с прибывшими с фронта и направляемыми на отдых юнкерами Киевского Константиновского военного училища, отличившегося в январских боях с красными на Перекопе. Училище это понесло до 50 процентов потерь, но январское наступление красных было отбито, и сейчас юнкера шли на заслуженный отдых, везя с собой многих своих раненых. Узнав об их прибытии, мы бросились к их эшелону, и константиновцы рассказали нам о последних тяжелых боях, продолжавшихся несколько дней и так дорого стоивших их батальону. В очень тяжелых условиях мы простояли в наших теплушках дней десять, терпя голод и холод. Появились в училище первые заболевания сыпным тифом.
Однажды училище посетил генерал Слащев. В командном составе училища произошли большие перемены: как уже было сказано, в должность начальника училища вступил полковник Козьмин. Кроме того, приказом инспектора артиллерии в училище были назначены два новых командира батарей (со стороны), оба – георгиевские кавалеры. 1-ю батарею принял молодой полковник Хаборский, при нем старшим офицером капитан Краевский, бывший командир батареи. 2-ю батарею принял порт-артурец полковник Грибовский[287]; старшим офицером при нем полковник Корытин. Бывший же командир батареи капитан Ма-мушин был назначен начальником училищной базы № 2, расположившейся в Джанкое. Не зная назначения этих баз, юнкера сочинили шутливую песенку, в которой пелось: «Как яркими алмазами, дорожку нашу, знай, украсили мы базами многострадальный край!» (на мотив «Садко»).
В середине февраля было получено приказание двинуться на фронт: 1-я батарея направлялась на Перекопский участок, 2-я – на Сивашский (станция Таганаш). Через несколько дней наша 1-я батарея походным порядком, через село Воинка, прибыла к месту назначения в Карпову Балку.
К этому времени наша оборонительная линия на Перекопском перешейке делилась, в свою очередь, на два участка, разделенных озерами: главный участок, Юшунский, тянувшийся от берега Черного моря до какого-то озера; второй участок, второстепенный, Карпова Балка, простиравшийся от этого озера до Сивашей. Перекоп и Армянск были в руках противника. Вообще же весь крымский фронт делился на два направления: Перекопское и Сивашское.
Наша 1-я батарея была влита в состав 1-го дивизиона 34-й артиллерийской бригады, получив три трехдюймовых орудия.
Вся артиллерия участка Карповой Балки подчинялась командиру дивизиона 34-й артиллерийской бригады, полковнику Пастернаку, который имел в своем распоряжении: на правом фланге, у Сивашей, чешскую батарею из двух пушек (происхождение этой батареи не ясно: как будто бы она была создана и оборудована чешскими колонистами. Во всяком случае, батарея эта выглядела отлично, имея две новенькие пушки. Прислуга и весь вообще состав батареи были прекрасно одеты в синие полушубки с каракулевыми воротниками и синие же бриджи и обуты – к нашей зависти – все в высокие сапоги); в центре участка – три пушки 34-й артиллерийской бригады, и на левом фланге – три наши пушки, причем самая левофланговая, капитана Олехновича, находилась в версте от нас, на берегу большого озера. Таким образом, на приблизительно 10-верстном фронте полковник Пастернак располагал восемью орудиями.
Принятые нами орудия были старые, но в хорошем еще состоянии. Конский состав был также хорош, но особенно выделялись коренные 1-го орудия, два громадных гунтера, которые всегда выручали всю батарею, когда нужно было вытаскивать из грязи пушки или зарядные ящики. Ездовым этого уноса был юнкер Гавриил Буряк[288], которому эти богатырские кони и были обязаны своим блестящим состоянием.
Юнкера были назначены номерами при орудиях, ездовыми, телефонистами и пулеметчиками. Но почти половина батареи оставалась «без места», и из этих юнкеров было создано так называемое «прикрытие», по образцу пехотной части.
На фронте было затишье. Большевики, видимо, были истощены неудачными для них январскими боями и наступать больше не пытались. Жили мы очень скучно, в маленьких избах, еда была очень скромная: большей частью – знаменитая
