Маршак - Матвей Гейзер

«Психею» Маршак перевел в 1908 году, в двадцатилетием возрасте. И, разумеется, шедевра не получилось:

…Кровь моя течет ручьем,Жизни пыл в потоке томГаснет, я изнемогаюИ с победой — умираю.

Но для нас этот перевод интересен тем, что он показывает, каким было вхождение Маршака в мир Гейне. Что же касается «Психеи», то это стихотворение переводили многие русские поэты, первым это сделал Майков. Но самый «гейновский» перевод «Психеи», по моему мнению, принадлежит Александру Кочеткову:

В жар и в дрожь ее бросает, —Всех живых прекрасней он.Бог любви разоблаченныйУбегает, пробужден.

Восемнадцати столетийКазнь бедняжке суждена,Грех великий: обнаженнымБога видела она!

И еще хочу привести удачный, на мой взгляд, перевод последней строфы, выполненный 3. Васильевой:

Вечно длится искупленье!На прощенье нет надежд.Ах, зачем она гляделаНа Амура без одежд.

В 1925 году Маршак ездил на лечение в Германию, но посвятить время исключительно своему здоровью — не «по-маршаковски». Он совершенствовал свои познания в немецком, который изучал еще в гимназии, и естественно читал в оригинале Гёте и Гейне. И разве мог он не прочитать знаменитую «Лорелею». Ведь это стихотворение Гейне перевели десятки — да-да, десятки русских стихотворцев: Майков, Михайлов, Павлова, Вайнберг, Блок, Левик…

Пройдет двадцать лет, и Маршак-переводчик тоже обратится к немецкой легенде о волшебнице и обольстительнице Лорелее, которая своим дивным пением и белокурыми волосами пленяла, завораживала рыбаков. Забыв обо всем, они теряли контроль за ходом судна и погибали в рейнских водоворотах.

…Там девушка, песнь распевая,Сидит на вершине крутой.Одежда на ней золотаяИ гребень в руке — золотой.

И кос ее золото вьется,И чешет их гребнем она,И песня волшебная льется,Неведомой силы полна… —

так «Лорелею» перевел ученик и друг Маршака Вениамин Левик. А вот как эти строфы переведены Блоком:

…Над страшной высотоюДевушка дивной красыОдеждой горит золотою,Играет златом косы.

Златым убирает гребнем.И песню поет она:В ее чудесном пеньеТревога затаена…

Эта же строфа из «Лорелеи» в переводе Маршака:

…Девушка в светлом нарядеСидит над обрывом крутым,И блещут, как золото, прядиПод гребнем ее золотым…

Проводит по золоту гребнемИ песню поет она.И власти и силы волшебнойЗовущая песня полна…

Когда-то поэт Лев Владимирович Гинзбург, много переводивший с немецкого, сказал: «Я иногда ревную Маршака к англичанам. Когда я читаю его переводы с немецкого, в особенности — из Гейне, они кажутся мне более ясными и определенными, чем в оригинале. В переводах Маршака, в отличие даже от таких блистательных переводчиков Гейне, как Фет и Блок, образы Гейне становятся более четкими, зримыми, сохраняя при этом немецкую интонацию».

Существует мнение, что наиболее трудна для перевода первая строфа «Лорелеи». Вот ее подстрочник: «Я не знаю, что бы это значило, / Что (почему, отчего) мне так грустно, / Сказка (или легенда) старых времен / Не выходит у меня из головы (из моей головы)». Вот эта строфа в переводе Льва Мея:

Бог весть, отчего так нежданноТоска мне всю душу щемитИ в памяти так неустанноСтаринная песня звучит…

Перевод этой строфы, достаточно близкий к оригиналу, почти подстрочный, читаем у В. Гиппиуса:

Не знаю, что за причина,Что так печален я;Все той же сказкой стариннойПолна душа моя.

Совсем иначе выглядит эта строфа в переводе Блока:

Не знаю, что значит такое,Что скорбью я смущен;Давно не дает покояМне сказка старых времен…

Нелегко далась эта строфа и Самуилу Яковлевичу. Сохранилось более двадцати вариантов маршаковского перевода этой строфы.

Я имел счастье слышать рассказ самого Маршака о работе над переводом «Лорелеи». Однажды у нас с ним зашел разговор о Гейне.

— Гейне знаете? Читали в оригинале? — спросил он.

— Это мой любимый поэт, — ответил я и, желая «проявить» свои познания, прочел наизусть на немецком «Лорелею» и свой перевод:

В каком-то душевном разладеДавно нахожусь я с собой.Забытая старая сказкаСовсем отняла мой покой.

За Рейном высокие горы…В какой-то невидимой мглеМне видится — девушка в беломСтоит на высоком холме.

Маршак снял очки и так пронзительно посмотрел на меня, что я смутился и замолчал.

— Ну, знаете, голубчик, — сказал с ехидцей Самуил Яковлевич, — по поводу «душевного разлада» у Гейне в этом стихотворении нет ни слова. А что касается «девушки в белом», то перевод вы делали, видимо, под влиянием не Гейне, а Есенина… — И, улыбнувшись, продекламировал: — «Да, мне нравилась девушка в белом, а теперь я люблю в голубом…» А вот «мгла»… Что-то я у Гейне не нахожу этого слова. Да еще «невидимая мгла»! Мгла потому и мгла, что она «невидимая»… Впрочем, вы не первый — «Лорелею» переводили на русский язык десятки поэтов, но ей не выпала в русской поэзии такая счастливая судьба, как, скажем, другому стихотворению Гейне «На севере диком». Перевел это стихотворение Тютчев, но его перевод остался незамеченным, хотя немецкий язык он знал в совершенстве.

Самуил Яковлевич вдохновенно прочел перевод Тютчева:

На севере мрачном, на дикой скале,Кедр одинокий под снегом белеет,И сладко заснул он и в инистой мгле,И сон его буря лелеет…

Я хотел было спросить Самуила Яковлевича, почему такой дивный перевод остался «незамеченным», но не отважился. А глупый вопрос все же задал:

— Так все же у Гейне — сосна или кедр?

По выражению лица Самуила Яковлевича я все понял… После паузы он продолжил:

— Есть в переводах непостижимая тайна. Их можно сделать очень близкими к оригиналу, но неожиданно для переводчика возникает новое стихотворение, ничего общего не имеющее с оригиналом. А бывает, что переводчик «уходит» от оригинала, а его творение передает что-то самое сокровенное, что было у автора.