Дар дождя - Тан Тван Энг

Меня привели в кабинет Эндо-сана. Он смотрел в высокие застекленные окна на газон с бугенвиллеями. На блестящей траве сидела макака, поедавшая рамбутан, легко постукивая хвостом по земле. «Наверное, из колонии в Ботаническом саду», – отстраненно подумал я.

Я заметил, что волосы Эндо-сана сияли ярче, чем раньше. Он был одет в серую юкату, отделанную тонкой золотой строчкой, и черную хакаму.

– Вон, – приказал он Горо и сел за стол.

Я собрался с духом:

– Танака-сан, ваш друг детства, погиб.

Эндо-сан вздрогнул, не успев скрыть волнения.

– Как?

Я поведал обо всем, начиная от событий, повлекших столько напрасных жертв, до предсмертных слов Танаки. Эндо-сан смотрел на свои руки, лежавшие на столе. Наконец он произнес:

– Тебе не следовало оставлять Горо в живых. Он направил рапорт не мне, а в управление Саотомэ-сана. Этого можно было бы избежать.

– Значит, все было напрасно.

– Ты знаешь, почему арестован, – тихо сказал он.

Я кивнул.

– Что с моим отцом?

– Он в тюрьме.

– Вы же обещали о нем позаботиться, – сказал я, не сумев сдержать закипевший в голосе гнев. – Дайте мне его увидеть!

Он взял со стола документ.

– Ты обвиняешься в передаче военных и правительственных секретов триадам. Ты это признаешь?

Я не ответил, думая об отце.

– Какой триаде? Таукея Ийпа?

– Эндо-сан, это не имеет значения. Война проиграна. Вам пора вернуться домой.

Он вдруг сделался усталым.

– Надеюсь. Я хочу вернуться домой. По крайней мере, когда война закончится, мой долг будет выполнен, – тон смягчился, а следом – и выражение лица. – Я хочу снова увидеть остров Миядзима. Хочу пройти по полям, на которых вырос, по улицам, где играл, поговорить с соседями по деревне. Мне просто хочется домой.

Меня внезапно пронзила тоска, потому что слова Эндо-сана вызвали тихий отзвук, словно старый монах легко ударил в колокол в далеком храме, и мне вспомнилось то, что сказал Кон. Он тоже хотел просто еще раз увидеть свой дом.

– Дайте мне увидеться с отцом, – сказал я, обессилев.

Он подошел ближе и протянул мне руку. Поколебавшись, я взял ее. Он подтянул меня к себе и нежно обнял. Я спрятал лицо у него на груди, и на несколько минут мы притворились, что все – как раньше, до войны.

– Дорогой мой мальчик, – прошептал он.

Я оттолкнул его.

– Выполняйте свой долг. Выполняйте и возвращайтесь домой.

Меня отвезли в форт Корнуолис, в нескольких шагах от конторы «Хаттон и сыновья». По насмешке истории, форт, когда-то построенный для британского гарнизона, теперь служил местом заключения для остатков британской армии и гражданских, избежавших Дороги Смерти. Заключенные, исхудавшие до костей, в лохмотьях, наблюдали из глубины камер, как меня вели в темноту форта.

Я звал отца, перекрикиваясь с узникам в соседних камерах, но про Ноэля Хаттона никто не слышал. Я увидел его только в день, когда предстал перед трибуналом, собравшимся выслушать о моих преступлениях.

Его вид меня опечалил. Он шел, как старик, мелкими, робкими шагами, словно не зная куда. Но когда его посадили рядом со мной, на его лице появилась тень былой улыбки, и он спросил:

– Ты сделал то, что было нужно сделать?

– Да, отец. С тобой плохо обошлись?

Он покачал головой:

– Они обращались со мной очень гуманно. Думаю, в основном благодаря вмешательству господина Эндо.

Японцы ничего не делали наполовину. За время работы с ними я видел, на что они способны пойти, просто чтобы настоять на своем. Так было и с моим приговором.

Хироси заявил, что улики против меня, в большинстве своем основанные на показаниях Горо, неопровержимы. Я передавал информацию врагу и был причастен к убийству Саотомэ, труп которого подбросили ко входу в штаб-квартиру кэмпэнтай в Ипохе, когда я еще блуждал по джунглям. Меня ожидала казнь на площади перед фортом. Как отец предателя, дававший ему приют, Ноэль Хаттон приговаривался к заключению.

Ради отца я собрал все силы, чтобы хладнокровно выслушать приговор. Когда я повернулся к нему, он кивнул сам себе, и на его лице появилось то же выражение, какое всегда появлялось, когда его деловые переговоры заходили в тупик. В переговорах ему часто удавалось найти решение, но не сейчас. Решения не было.

– Я найду способ тебя вытащить, – сказал отец.

Я испугался за его рассудок. Его глаза блестели чересчур ярко, светясь уверенностью, которая казалась мне неуместной. Он обратился к Эндо-сану:

– Вы знаете, что война практически закончена, и все равно устроите этот фарс?

– Я должен выполнять свой долг до конца войны, – ответил Эндо-сан.

Нас вывели на солнце и увезли обратно в сумрак форта.

Эндо-сан навещал меня каждый день. Я просил разрешения увидеться с отцом, но мне было отказано. В последний вечер перед казнью я понял, что скоро потеряю самообладание. Время текло прочь, и я ничем не мог его удержать.

В тот день Эндо-сан пришел позже обычного. Загремел замок, дверь открылась. Он вошел, и я встал с деревянной койки, служившей мне постелью.

– Позвольте мне с ним увидеться.

– Ты увидишься с ним завтра. Не беспокойся об отце. С ним все в порядке. Мы с ним разговаривали все эти дни. Я только что был у него в камере.

– Что он сказал? Он что-нибудь передавал мне?

Эндо-сан покачал головой.

Несмотря ни на что, я надеялся, что отец как-нибудь все исправит, как делал всегда, когда я был ребенком. Но сейчас я мог надеяться только на себя.

– Вы позаботитесь о его безопасности? Что ему не причинят вреда?

– Я позабочусь, что у него было все, что ему требуется.

– Я не хочу видеть его завтра. Не хочу, чтобы он был там. Это-то вы можете устроить?

– Попытаюсь. Я также попросил, чтобы мне вернули твой меч.

– Я никого им не убил.

А следовало бы. Мне нужно было вспороть горло Йонгу Квану. Возможно, тогда Кон был бы все еще жив.

– Хорошо.

– Значит, все закончится так, как всегда. В каком-то смысле вы снова меня убьете.

Мне пришлось собрать все силы, чтобы не уступить страху, но он увидел мою борьбу.

– Хочешь, я останусь с тобой сегодня?

– Да, – ответил я. – Хочу.

Глава 16

В таком маленьком месте, как Пенанг, новости расходятся быстро. Я помню, что все когда-то приходились друг другу родственниками, или любовниками, или просто знакомыми. Откуда-то все всегда знали, что кто-то из мужчин завел интрижку или какая-нибудь дама слишком любит выпить. Однажды я прогулял школу и провел день, шатаясь по Джорджтауну. Когда вечером я вернулся домой, отец меня уже ждал. Меня увидели, и новость дошла до того, кто решил, что обязан ее сообщить.

Я был уверен, что цзипунакуи сами помогли людям узнать о судьбе последних Хаттонов. В тот день, когда меня привели на поле у форта Корнуолис, там уже собралась нетерпеливая и неугомонная толпа. Отец был там; у меня упало сердце. Значит, Эндо-сан подвел меня, несмотря на мольбы.

Толпа реагировала по-разному. Многие считали меня предателем, сотрудничавшим с японцами. Они глумились надо мной и кидали камнями, и японские солдаты тут же оттаскивали их прочь и избивали. И я снова усомнился, поймем ли когда-нибудь этих диких, культурных, жестоких, но утонченных людей.

В толпе были и те, кому я помог, они стояли молча. Мне показалось, что в море лиц мелькнуло лицо Таукея Ийпа, и мне стало жаль, что я не смог рассказать ему про Кона, про то, как тот хотел вернуться домой.

Я переносился из одного времени в другое и видел свою мать, умиравшую на простынях, видел улыбку тети Мэй, когда мы сидели с ней у нее дома. Я видел Эндо-сана в тот день, когда он привез меня к себе на остров, но мы все гребли и гребли, а потом он исчез, и я остался в лодке один и почему-то с веслами в руках. Я закрыл глаза и попытался собрать остатки сил.

Когда зачитали, что я передавал информацию тайным обществам, глумление стихло, и шепотом, еле слышным, как дуновение ветерка, толпа начала скандировать нашу фамилию. Звук все усиливался и заполнил небо, сильный, как муссонный ветер. Горо несколько раз выстрелил в воздух, но воцарившееся угрюмое молчание оказалось даже сильнее слов.

Когда-то безупречно чистый паданг, где обычно играли в крикет, теперь был усеян камнями, и сквозь пожухлую траву пробивались залысины из песка. В центре устроили квадрат, посыпанный ослепительно-белым песком, идеально ровным. Посреди квадрата размещалась деревянная стойка, выступавшая из него, словно сухой ствол дерева в пустыне. Меня заставили встать на песок на колени, и Горо привязал меня к стойке. Я посмотрел отцу в глаза, задержав взгляд, и прошептал:

– Прости меня. Тебе не следует этого видеть.

Он едва заметно покачал головой:

– Ты сделал то, что должен был, то, что мог.

– Мне очень, очень жаль.

Я чувствовал подступившие слезы и пообещал себе, что их никто не увидит.

Ко мне подошел Эндо-сан. Время снова повернуло вспять: ведь разве он был не в той же самой одежде, как тогда, когда я был в глубоком дзадзэн и когда он готовился отрубить мне голову? Черное одеяние с красивой золотой оторочкой показалось мне знакомым, только на этот раз волосы были короткими, не было самурайского узла на затылке, и в руке он держал меч Нагамицу.