Путь Пилигрима - Гордон Диксон

Он пристально наблюдал за Лит Ахном во время разговора, стараясь увидеть хоть какую-нибудь реакцию, которая дала бы ключ к ответу на вопрос о том, что же Лит Ахн хочет узнать о вновь сформированном Блоке. Могло оказаться, что Лит Ахн заставил его отчитаться только для выполнения этой полезной в глазах алаага процедуры - но в таком случае зачем самому прибывать на место и осматривать его?

Прочесть реакцию Первого Капитана Шейну было сложно, но ему это почти всегда удавалось. Большинство людей считали алаагов бесстрастными и практически неспособными читать выражение человеческого лица. Эта кажущаяся неспособность читать выражение человеческого лица часто обманывала детей и тех взрослых людей, которые, как и дети, не переставали думать, что выражение их лиц могло быть замечено человеческим слугой алаага, который без угрызений совести доложил бы хозяину о том, что это выражение не соответствует уважительному тону и словам.

Но в сущности алааги все-таки выражали свои эмоции - и не только мимикой, но и скупыми телодвижениями и жестами; и люди, давно состоящие у них на службе, научились понимать эти сигналы. Прежде всего, алааг обычно прямо смотрел на того, к кому обращался. Не так бывало, когда оскорбленный алааг делал вид, что не замечает существа, к которому обращается, например незнакомого человекозверя. Знаком благосклонности алаага был прямой взгляд при разговоре на человека-слугу. Но существовали и совсем небольшие, трудно уловимые различия в том, какой это был прямой взгляд. Определенный тип пристального взгляда мог означать неприкрытую угрозу, или одобрение, или реакцию, настолько близкую к ярости, насколько алааг вообще мог это себе позволить.

Или же этот взгляд мог просто выражать чрезвычайный интерес к тому, о чем говорилось. Каким образом Шейн научился распознавать смысл различных выражений лица Лит Ахна, он действительно не знал. Ему трудно было бы на словах описать эти особые различия, но он научился узнавать чувства Первого Капитана по тому, как тот смотрел на кого-либо.

Во-первых, особенность взгляда, который ощущал на себе Шейн, объяснялась фокусом зрения. Про себя Шейн назвал этот взгляд «булавочным». Обычный взгляд алаага охватывал по меньшей мере полный постав глаз персоны, на которую он смотрел. А при «булавочном» взгляде выходило так, будто фокус сужался до точки не более булавочной головки на лбу между глазами того, на кого смотрели. Этот взгляд говорил о чрезвычайном интересе со стороны алаага.

Начав сейчас говорить, Шейн заметил, что глаза Лит Ахна сужаются до этого «булавочного» взгляда. Но после первых нескольких фраз глаза чужака перестали напрягаться и тот просто смотрел Шейну в глаза.

Озадаченный этим, поскольку первые его фразы были просто перечислением тех, с кем он разговаривал в Блоке, Шейн почувствовал напряжение и ускорение работы ума, наступавшее всякий раз, когда ему приходилось иметь дело с проблемой, затрагивающей его самого и одного из алаагов; интуитивно он понял, что дело не в первых фразах, а в том, чего он еще не сказал и что Лит Ахн ожидал услышать.

Если так, то что это может быть?

Шейн не получил очевидного и подходящего ответа. По окончании отчета Шейну было приказано отправляться в Каир в Египте на курьерском корабле, который будет ожидать их с Марией через три часа в миланском аэропорту; и сеанс общения между ним и его хозяином окончился.

Шейн ушел из Блока и вернулся в отель, обнаружив вещи упакованными и все готовым к отъезду благодаря стараниям Марии.

– Питер звонил…- сказала она, увидев входящего в дверь Шейна, и в этот момент ее прервал телефонный звонок. Шейн пересек комнату и взял трубку.

– Слушаю,- сказал он по-итальянски.

– Шейн? - Это был голос Питера.

После опыта с чиновниками Губернаторского Блока в Лондоне, записавшими его разговор с Лаа Эхоном, первым побуждением Шейна было немедленно повесить трубку. Он забыл, насколько был не прав, поначалу уверяя Питера, что никто не осмелится прослушивать его телефон; а сейчас Шейн понял, что всегда найдется несколько людей, достаточно глупых для того, чтобы сделать все что угодно.

– Все в порядке,- голос Питера предупредил его намерение.- Я говорю по специальному телефону спецлинии. Просто собирался сообщить тебе, что наше дело удалось и что увижу тебя в ближайшие несколько дней, если ты собираешься налаживать контакты после прибытия на место назначения.

Голос смолк.

– А он более разумен, чем я,- громко произнес Шейн, медленно кладя трубку на рычаг.

– Питер? Это снова был Питер? - Мария проницательно смотрела на него.- Вот это я и пыталась сказать тебе - он звонил совсем недавно.

Шейн кивнул.

– Поговорим позже,- сказал он.- Ты ведь не упаковала мой плащ и посох?

– Конечно, нет,- сказала Мария.- Глупый вопрос. Шофер машины Внутренней охраны, прибывшей за ними четверть часа спустя, нашел прикрепленную к двери записку, в которой говорилось, что по особым соображениям они воспользовались другим транспортом в аэропорт.

Другим транспортом было, по сути дела, обычное такси, увозящее облаченных в странническое одеяние Шейна и Марию.

Они направились прямо в ту часть аэропорта, которая использовалась исключительно для перевозок пришельцев и иногда - их слуг. Здесь, показав свои пропуска, они прошли в сопровождении женщины-охранницы, рост которой - редкий случай - позволял ей состоять во Внутренней охране, в восьмиместный курьерский корабль. Не было видно ни других пассажиров, ни пилота. Они приготовились ждать, но уже минуты через две появился пилот - молодой алааг - и они взлетели.

По дороге из отеля в аэропорт и до настоящего момента Шейн не говорил ничего, не считая необходимых указаний и ответов тем, с кем сталкивался по дороге. По сути дела, его мозг был по-прежнему полностью занят попытками найти объяснение необычному интересу Лит Ахна, проявленному в начале рапорта Шейна. Но он не мог найти приемлемого объяснения. Мысли начинало зацикливать, поэтому он отложил проблему на время и повернулся к Марии.

Открыв рот, он тут же закрыл его, вспомнив, как ошибался относительно любого из слуг алаагов, рискнувшего записать сказанное им. Они сидели через несколько рядов от алаагского пилота, который мог не только легко слышать их, но и записать их разговор для последующего перевода; а он собирался открыто говорить с Марией по-итальянски - просто потому, что не сомневался в том, что ни один алааг на планете не понимает больше одного-двух слов на этом языке. Он знал, что некоторые чужаки в Доме Оружия немного понимают по-английски, но это были самые простые фразы, подхваченные случайно, поскольку алааги официально пренебрегали языками зверей.