Чаша отравы (СИ) - Герасимов Игорь Владимирович

— Упс... — сказал Саня. — Не пили и не развлекались, ходили в милитари... Кто бы мог подумать... А если серьезно, то да, действительно, началось...

— Президент, кстати, на днях предупреждал нас о подобном, — сказала Ира. — Он сказал, что войны начинаются с уличных протестов, с майданов, и если своих майданутых мало, как в Беларуси, — то подтянут со стороны профессиональных военных, бандитов, которые шастают по всему миру и устраивают кровавые провокации.

— Нас попытаются взять на излом, — сказал Юра. — Готовятся. Со всех сторон.

— Россияне? — сказала Вика. — И они, выходит, тоже? Но ведь союзники же...

И только потом поймала себя на мысли, что по отношению к своим «соотечественникам» по паспорту употребила уже местоимение «они», а не «мы».

— Будут стараться в мутной воде не упустить рыбку. Это очевидно. Слишком многое на кону, — пояснила Наташа. — А насчет союзников... Похоже, у Беларуси только один настоящий союзник, который в трудную минуту подставит плечо и не кинет.

Посмотрела на Чан. Коллега смущенно, и в то же время выражая согласие, улыбнулась.

— Да, моя страна выступает за мир, за благополучие народов. И против того, чтобы одни навязывали другим свою волю и учили, как надо жить. Те, кто поддерживает подобный принцип, наши друзья, — сказала она на практически чистом русском языке.

— Я так рассчитывала, что хотя бы здесь мир и спокойствие... — вздохнула Вика. — А тут готовятся уличные протесты, майданы...

— Да, уличные протесты и майданы, — ответила Наташа. — Но мы выстоим. Мы не отдадим им страну. Не отдадим!

Подошла к Максиму, обняла, уткнулась лицом в его грудь...

Минск, 30 июля 2020 года

Издалека легко можно было видеть, что парк Дружбы народов забит людьми. В самую гущу Наташа и ее отец, конечно, лезть не намеревались, предпочитая наблюдать за происходящим со стороны.

Мимо них проходили — по одному, по двое-трое, небольшими группами — участники митинга в поддержку Тихановской. Как те, кто решил прийти только сейчас, спустя несколько часов после его начала, так и те, кто решил уйти до окончания.

Постепенно темнело.

— Я не думала, что их так много, — озабоченно сказала Наташа.

— На самом деле не так уж и много — пара-тройка десятков тысяч на весь Минск, — ответил профессор.

— Что же им надо? Все они сытые, ухоженные, прекрасно одетые, уверенные в себе... Нет, понятно, мой вопрос риторический...

— Угу. Возомнили себя высшим классом. Мечтают о господстве над теми, кто, по их мнению, «ниже». Паны уже есть, все они тут как на ладони. Дело осталось за малым — подогнать им хлопов.

— Смешно даже. Не могут понять, что их собственное благополучие обеспечивается нынешним же строем. Что если вдруг их БЧБ-мечты сбудутся, то девяносто процентов их же самих станет жить в несколько раз хуже. А кто-то вообще погибнет. Неужели пример Украины их ничему не учит?

— Они хотят этого. Хотят, Наташ. Это самое страшное. Они все люди умные. Они всё прекрасно понимают. Хотя не все в этом вслух признаются. Они готовы пожертвовать собственным благополучием и даже своей жизнью ради того, чтобы общество было разделено на этажи. На господ и простолюдинов. Даже если лично они проиграют.

— Это ужасно. А классовое сознание?..

— Классовое сознание, как показала история, в том числе новейшая, — вещь, отнюдь не жестко определяемая социальным положением человека. Во-первых, представители трудящихся классов далеко не всегда видят вперед на несколько шагов. Каждый из них формально хочет получать как можно больше, в том числе за счет того, что его наниматель будет забирать себе в карман меньше. Это объективная основа для классового противостояния, классовой борьбы. Но рабочие сами не доходят до того, чтобы подняться над экономическими интересами и осознать, что наилучшим выходом для них будет не перетягивание одеяла, а полная экспроприация капиталиста, сколотившего частный капитал за счет систематических недоплат эксплуатируемым, обращение всех таких богатств в общенародную собственность. Для этого нужна подлинно большевистская, марксистско-ленинская партия. Враги легко могут внушить трудящемуся, что он будет жить лучше, если, например, пойти войной на другое государство, ограбить его, поработить народ. Или, если социализм уже построен, внушить мысль, что выгоднее устранить власть компартии или поддержать ее антисоциалистическое перерождение, после чего приватизировать шахты, и тогда шахтеры смогут продавать уголь за валюту. Или убедить трудящегося в том, что выгоднее поддержать переориентацию его страны на более богатый Запад. Понятно, что первый случай приводит к массовым смертям и увечьям. Второй — к присвоению тех же шахт узким кругом собственников. Третий — к тому, что страна станет пищей для развитых стран, а ее граждане попадут на Запад только как исполнители тяжелых и черных работ. Причем «не только лишь все».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Многие думают, что в социальной лотерее именно они обойдут всех. Я достаточно таких людей успела встретить в своей жизни, хоть не очень долгой, — которые, рассматривая какой-нибудь исторический или литературный сюжет, где есть господа и рабы, высшие и низшие, всегда примеривают на себя роль первых, смотрят на мир исключительно их глазами, нисколько не сочувствуют угнетенным. Это явно оттого, что люди зачастую переоценивают собственные способности, и прежде всего способности работать локтями, чтобы пробиться к заветному местечку под солнцем. Каждый думает, что именно у него всё получится, а все, кто вокруг, — недотепы и лохи.

— Совершенно верно, — сказал Егор Иванович. — Но есть, и огромное количество, тех, кто сознательно или подсознательно понимает, что смена строя грозит им нищетой и гибелью, но всё равно они идут на это. Как я уже сказал, они готовы пожертвовать своим благополучием — вот таким, какое гарантирует наша республика хотя бы всем добросовестным труженикам. Пожертвовать ради того, чтобы общество стало разделенным на тех, кто владеет всем и решает за всех, — и тех, кто, не владея ничем, повинуется «высшим». Потому что такая модель привычна, впиталась в общественное сознание масс за тысячелетия классового общества. Ведь те общества, где такой модели не было, с легкостью побеждались и поглощались. Вот почему у многих людей существует подспудная неприязнь к социальному равенству, к всеобщему социальному благополучию. Утверждаю это даже не как марксист, а как врач, как специалист по функционированию мозга, как доктор наук. Подобное предстоит вытравлять веками. Социализм делает только первые шаги. Только век с небольшим назад свершился Великий Октябрь. Первая попытка не закрепилась. Социализм в Европе пал, лишь мы пока удерживаем его основные завоевания, хоть формально уже и не под этим названием.

— Да, так, — сказала Наташа.

— Но их, — профессор указал на толпу, над которой торчали БЧБ-флаги и белые воздушные шарики, — не обманешь формальным отсутствием слова «социализм». Они всё прекрасно видят и понимают. Если не разумом, то подсознательной чуйкой. Они жаждут полной и всеобщей декоммунизации — приватизации и разгрома рентабельных предприятий, выпускающих востребованную во всём мире продукцию, запрета упоминания обо всем советском, резкого падения уровня жизни подавляющего большинства. Ради того, чтобы пришли те, кто сгребает под себя богатства, созданные трудом всех людей, и при этом решает судьбы тех, кто эти богатства создает. Решает в своих интересах, а не в интересах всех. Полагая, что именно реализация этих интересов и есть залог того, что государство стоит и развивается, а не поглощается другими.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Пап, слушай, а нет ли тут противоречия? Ведь они явно выступают против того, чтобы Беларусь была сильной и способной навязать свою волю другим.

— Наташ, так ведь дело в том, что мир уже фактически сейчас переходит границы национальных государств. Очень многие страны, хоть и считаются суверенными и сохраняют членство в ООН, фактически являются периферией мирового надгосударства — единой империи глобального капитала с ядром в США. Так исторически сложилось, что в США. Возьмем наших соседей. Все три прибалтийские страны, Польша, Украина — полностью и безоговорочно, даже гордясь этим, утратили свою национальную субъектность. И вот эти, — профессор снова показал рукой на толпу, — сторонники укрепления как раз этого глобального мегагосударства. Именно патриотами этой мировой мегаимперии они являются. В этом конгломерате Беларуси будет, разумеется, отведена роль не ядра, а периферии, проще говоря, пищи. И боевого холопа наподобие Украины, который на пару с ней припирает Россию к стене. Чтобы та, в свою очередь, стала более послушной перед этим глобальным центром и принялась активно припирать к стене Китай. Вот за какую государственность они выступают, на словах славя Беларусь. Именно эта государственность, представленная империей с ядром в США, в максимально эффективной степени реализует механизм изъятия средств у низов и концентрации в распоряжении верхов, максимального ограничения прав и свобод трудящихся в пользу владельцев капитала, уже в масштабах не одной страны, а целой планеты. И именно эту схему, и только эту многие люди, о которых идет речь, которых мы перед собой сейчас видим, считают естественной и единственно верной.