Орлиная степь - Михаил Бубеннов

— Не надо.

— И ты думаешь, это он… убил Костю?

— Да.

Агрегат Тимофея Репки уже приближался к краю пахоты. Леонид бросился к трактору и, едва Репка остановился, сам рванул дверь кабины.

— Слушай, Тимофей, ты очень устал? Сможешь еще поработать?

Через минуту Леонид шагал на стан так широко, что Анька, стараясь поспеть за ним, то и дело принималась бежать.

Солнце уже скрылось за гребнем высокого метельчатого камыша. Днем над северным побережьем Бакланьего одиноко, с мягким шелестом проносились кряковые селезни, безуспешно разыскивая своих подруг, схоронившихся в дебрях лабз, в своих гнездах, да низко над камышовой глухоманью, ловко планируя, проплывали зоркбглазые болотные луни. И только непоседливые камышевки надоедливо сновали в сухих зарослях вокруг полянки, будто без конца рассматривая Дерябу и Хаярова, которые лежали здесь на изъеденных молью кошмах. А вот теперь, едва завечерело, всюду полезли с лабз на воду покормиться засидевшиеся на яйцах утки: они всюду булькали, плескались, осторожно подавали голоса. Первым поднялся с кошмы Хаяров.

— Пойдем, а? — предложил он Дерябе. — Нам ведь тоже кормиться пора.

— Обождем, — не сразу ответил Деряба; он лежал на кошме навзничь, прикрыв ладонью глаза, должно быть о чем-то мучительно думая.

— Да ведь жрать охота!

— Ну и утроба у тебя! Никак не насытишь!

— Это от безделья, ~ попытался оправдаться Хаяров. — Сидишь, сидишь тут, в этих камышах, как дикая выпь, ну и тянет на жратву… Да и чего мы жрем? Этой их… казахской мазней мне все кишки залепило! Сейчас бы рубануть с кило жирной ветчины — вот бы да!.. Пойдем, шеф, слышишь, уже дымком наносит с берега…

— Не ной ты над ухом! — сердито сказал Деряба и шумно перевернулся на бок, чтобы не встречаться с дружком взглядом.

Некоторое время Хаяров, стиснув скулы, недобро, пожалуй даже с озлоблением, смотрел на согнутую спину Дерябы, потом, шмыгнув носом, презрительно произнес вполголоса:

— Дрейфишь ты, шеф, вот что!

Деряба не вскочил, как можно было ожидать, а лишь едва приметно дрогнул всем телом, а затем начал легонько скрести ногтями поваленный ветром камыш.

— Дальше…

— Дрейфишь, вот и не идешь на берег.

— Дурак ты! Зелень поганая! — заговорил Деряба, вероятно понимая, как опасно ему терять сейчас свой обычный властный тон. — Тебе бы только брюхо набить. А вдруг кто заедет на машине? Не успеешь и тягу дать!

— А ночевать там не боишься?

— Ночью нас не возьмешь. Как залают собаки, мы тут же в камыши — и след простыл…

— Врешь, и ночевать дрейфишь, да деваться некуда! — с внезапной решимостью напрямую отрезал Хаяров; выражение его орлиноносого лица стало особенно хищным. — Я давно вижу: сдала твоя кишка, того и гляди напустишь в штаны! Ненадолго же хватило твоей храбрости! Так чего же мы сидим здесь целых две недели? Чего ждем? Надо же уходить, пока не поздно!

Но даже и такие неслыханно обидные речи Хаярова не сорвали Дерябу с кошмы.

— Много ты понимаешь! — воскликнул он как бы с сожалением, явно избегая задираться с Хаяровым и тем самым обнаруживая свою слабость.

— Ну, хорошо, я согласен, сразу нельзя было уходить, — продолжал Хаяров, веря и не веря своим невеселым наблюдениям над Дерябой. — Нас могли схватить в любом месте, особенно на станции или в поезде… А через неделю, когда все успокоилось, почему не сигануть было отсюда? Молчишь?

— Ох, зелен ты, зелен! — проговорил Деряба и, неожиданно поднявшись, обтер грязными ладонями заросшее густой рыжей щетиной лицо словно продирал заспанные глаза. — Слушай, ты свистун, да мотай на ус! Нам надо было сразу же уходить отсюда…

— Но ты же говорил, что нас поймают!

— Говорил, да позабыл о психологии, — сдержанно, стараясь не уронить своего достоинства, признался Деряба. — Психология — мудреная наука. Ну, сам знаешь, кто из нас не ошибается? На ошибках учимся.

— Объясни толком, — угрюмо попросил Хая-ров; с некоторых пор он привык чувствовать себя с Дерябой на равной ноге.

— Маху дали! — ответил Деряба и замялся, почему-то не решаясь сразу открыть перед Хаяровым все карты. — Тут вот какое дело… Сразу-то нас, пожалуй, никто и не искал, вот как я теперь думаю… Подозрение было на этих трех горлопанов из Лебяжьего да на Ваньку Соболя, почему их и взяли. Подозрение было немалое, так зачем же еще кого-то искать? И они не искали… Мы могли тогда легко уйти. А помучились они с этими четырьмя балбесами — и схватились за головы. За кем вины нету, того сразу видно. Иной и сам на себя наболтает, а ему все одно не верят… Вот теперь они и поняли, что мы их направили по ложному следу. Спохватились и шныряют по всей степи. Не хотел тебе пока говорить об этом, да раз уж ты такой храбрый — получай. Соображаешь, как нелегко уходить теперь отсюда? Вот я и думаю.

Откровение Дерябы оглушило Хаярова будто громом. Некоторое время он сидел на кошме, вцепившись в нее руками с таким чувством, словно летел на ней, как на ковре-самолете, но не в облака, а в пропасть. «Влопались! Ой, влопались! Ой, сели! — кричала вся его утробушка. — Вот отчего ему и жратва на ум не идет! Сели! Да как же теперь смыться-то отсюда?»

— Ну, кто из нас сдрейфил? Я или ты? — глядя на Хаярова исподлобья, с ненавистью, хрипловатым голосом спросил его Деряба. — Гляди, какие у тебя со страху-то глаза! Как у филина. Тьфу, свистун поганый! Он еще Дерябу критиковать! Не-ет, тебе еще далеко до Дерябы!.. Я вот все знал, да никакого виду не подавал, а ты? А вот сейчас я тебе, если на то пошло, еще добавлю и тогда посмотрю, какая у тебя, такого храбреца, будет морда! Да знаешь ли ты, свистун, что нам сейчас и носа высунуть отсюда нельзя? Особенно тебе, у тебя он вон какой, хоть целину им подымай… Ты знаешь, как теперь розыск поставлен? Нажал кнопку — и заработала машина. Тут тебе и телеграф и рации… Куда ни сунься — и все к ним в лапы!

— Конечно, я такой-сякой!.. — кое-как собравшись с духом, обидчиво отвечал Хаяров. — Ты наговоришь! А сам ты какой! Хочешь сказать, все-таки храбрый? Так я тебе и поверил! Храбрый, а зачем, скажи, так оброс щетиной? Ты погляди, на кого ты похож? Дикий кабан!

У Дерябы, будто от кислятины, повело в сторону все лицо.

— Эх ты, чадо! — произнес он с презрением, не найдя слов, чтобы в полной мере выразить свое отвращение к ничтожеству Хаярова. — Значит, ты думаешь, что я оброс от трусости? Да просто я больше тебя соображаю!

— Что же мне не сказал? — подозрительно спросил Хаяров. — Я тоже бы на всякий случай не брился… Или сам хочешь скрыться, а я пропадай? Так, да?

— Опять же ты дурак! — не моргнув глазом, ответил Деряба. — Я не брился — у меня на то причина: вон какие угри пошли. А у тебя какая причина? Этот самый… Иманбай, он сразу бы догадался, что обрастаем мы бородами неспроста!

— Иманбай и так косится, — сказал Хаяров. — Сначала-то, конечно, ему понравилось, что мы сбежали с целины… И он всему верил, что говорили. Захотели перед отъездом в Москву поохотиться с недельку на озере — верил; укрываемся, чтобы силком не заставили вернуться на целину — верил… Ну и водочка помогала ему верить, сам знаешь! Сколько было выпито? Все запасы с Черной проточины… А вот теперь, как протрезвел, черный хорь, так и начал коситься. И заметь, как ни придем на ночь, так начинает выспрашивать: где сидели на гусей той ночью, да как заблудились, да, скоро ли в Москву…

— Но я ведь хромой! — напомнил Деряба.

— Тоже не верит!

Солнце еще стояло над горизонтом, а в камышах уже становилось сумеречно. Чуткая тишь окутывала озеро. Далеко слышалось, как под лапкой утки, бредущей своей тропкой к гнезду, с хрустом ломались пересохшие камышины. Где-то в зарослях, не так уж близко, устраивалась на покой некая птичка-невеличка, а все слышно было: и как она перепархивала с места на место и как встряхивала крылышком, расправляя на себе перо… На плёсе, где стояла у края лабзы лодчонка, пригнанная с Черной проточины, на удивленье звучно, будто они кормились поверх воды, чавкали караси.

— И караси жрут, — после длительного молчания со вздохом проговорил Хаяров. — Эх, ухи бы!..

— Сейчас пойдем, — пообещал Деряба.

— Ну, а когда же ты все-таки чего-нибудь надумаешь? — не утерпев, поинтересовался Хаяров. — Уходить-то отсюда совсем надо ведь.

— А вот сегодня и скроемся.

— Нет, это точно, шеф? Точно? Дай слово! — Ставлю печать.

— Но как скроемся? На крыльях? По небу?

— Не плохо бы!.. — серьезно добавил Деряба. — Но раз нет крыльев, улизнем и по земле… — Ему и теперь не хотелось до конца быть откровенным с Хаяровым, но, увидев, с какими глазами слушает его растерявшийся дружок, он презрительно усмехнулся и решил все же поведать о своем плане. — Вот этот самый Иманбай и поможет нам скрыться… Не веришь? Да если я захочу, он нас, хитрая животина, за пазухой куда надо унесет! Понял? У него есть знакомые люди в Казахстане — отправит туда, а ведь Казахстан — другая республика. Здесь нас ищут, а там и знать о нас не знают! Когда еще дойдут туда розыски! Они пойдут через Москву да Алма-Ату. Вон какой крюк! Мы еще у казахов можем жить да поживать!