Темная материя - Питер Страуб

Я наблюдал постепенное превращение старого отеля «Кедр» на другой стороне Раш-стрит из грязной ночлежки в приличное заведение для работающей городской бедноты. Его хозяева получили значительную помощь от города, штата и федеральных властей — заботящиеся о чем угодно, только не об интересах общества, те быстро смекнули, что на бедных можно очень прилично заработать. В апреле 2004-го новый отель «Кедр» распахнул двери, сверкая интерьерами, и лишь половина его номеров оказалась занята. Говард Блай заполнил с моей помощью анкету и сразу же был принят. Он переехал в день выписки из Дес-Плейнса. И много раз повторял, что это счастливейшая перемена в его жизни.

Гути уютно обосновался — так, будто ждал этого всегда. В первый день в «Кедре» он отправился на Мичиган-авеню в сокровищницу боковых улочек, где приобрел дешевые простыни и полотенца, подержанный коврик из сизаля[45], лампочки, странную лампу в форме обнаженной женщины, изогнувшей спину, несколько разрозненных столовых приборов из серебра, две тарелки и крепкий стул, а не очень крепкий комод подобрал на тротуаре. Потом ему попались плакат с боем быков и акварельный рисунок с красным сараем, которые напоминали фотографии в Ламонте. На следующий день Гути прикупил чугунную сковороду, средней величины кастрюлю, дуршлаг, лопаточку, поварской нож, черпак и кулинарные книги: «Радость стряпни» и «Секреты французской кухни».

Поначалу Гути не пропускал ни одного ланча или ужина с Миногой, со мной или Доном Олсоном. Готовить он учился на нашей кухне и иногда кормил нас блюдами по своим рецептам. Не прошло и двух месяцев, как он выработал независимое расписание. Дважды в неделю он отправлялся пешочком по Кедровой, чтобы разделить с нами вечернюю трапезу. По воскресеньям приезжал Дональд Олсон, чтобы выпить и поужинать с Гути. Гути пил виноградный сок «Уэлч», а Олсон изрядно угощался текилой со льдом.

Минога сама позвонила Джейсону Боутмену, и он назначил общую встречу на Кедровой улице в последнюю субботу августа. В голосе его слышалась легкая тревога по поводу того, что может рассказать Минога. В школе, со стыдом вспоминал Ботик, он так страстно не желал знать ее точку зрения на церемонию Мэллона, что избегал говорить с ней, избегал даже глядеть на нее. Если они вдруг встречались в узком проходе раздевалки Мэдисон Уэст, он, как правило, отворачивался и принимался разглядывать дверцы шкафчиков.

В субботу, двадцать третьего августа, Гути Блай неторопливо шел по раскаленной Кедровой улице, когда Джейсон Боутмен, запарковав грузовой микроавтобус с надписью «Держи вора. Безопасность и охранные услуги», выходил из него. Поскольку Ботик дважды навестил Гути в Ламонте до переезда в Дес-Плейнс, они тепло обнялись, похлопав друг друга по спине. Точнее, Ботик похлопал Гути по спине; Гути же никогда никого не хлопал.

Вот моя попытка воссоздать их диалог.

— Если где увижу этот слоган, — сказал Гути, — буду знать, что это ты.

— Точно, — ответил Ботик, и лицо его разрезали морщины: следы многолетних тревог и страхов. — Представляешь, я не видел Миногу с тех пор, как мы закончили школу. Вдобавок тогда мы с ней уже не разговаривали друг с другом.

— На этот счет не переживай, — посоветовал старый друг. — Ее-то это точно не особо озаботит.

— Что-то особенное, м-м?

— «Погоди, Генри Хиггинс, погоди».

— Она всегда была чертовски привлекательной.

Бесенок комичного упрямства проснулся в Гути Блае, и он искусно изобразил невозмутимую мину:

— То тогда, а то сейчас.

— В смысле?

Будто с сожалением, Гути опустил глаза и покачал головой. Боутмен покрутил плечами и встряхнул руками:

— Все, завязали.

И легонько надавил локтем на кнопку дверного звонка. Донесся трезвон, кто-то подошел к двери. Ботик глянул на Гути, тот важно и сочувствующе кивнул в ответ.

— О господи, — вздохнул Ботик.

— «Не будь как Чарли Браун, Чарли Браун».

Дверь распахнулась. С улыбкой я пожал руку Ботику и обнял Гути:

— Денек обещает быть интересным?

— «…Но все разрешится, и все сделается хорошо»[46], — сказал Гути.

Боутмен спросил:

— Ли, неужели все действительно?..

Я поднял брови, немало озадаченный.

— Извини… — проговорил Ботик.

— На этот счет не волнуйся, — посоветовал я. — Давайте входите, пожалуйста. Ботик, ты ведь у нас впервые? После того как мы закончим, я проведу небольшую экскурсию, если тебе интересно.

Ботик выглядел воодушевленным и немного напоминал себя прежнего:

— А если тебе интересно, я могу рассказать, как сделать твой дом стойким ко всякого рода взломам. Ты наверняка полагаешь, что уже все для этого сделал, но, уверяю тебя, на самом деле ты и не начинал.

— Серьезно?

— Ты даже не подозреваешь.

— Мы совместим это с экскурсией по дому, — сказал я, сопровождая их через прихожую в гостиную.

Дон Олсон встал с дивана и протянул руку Боутмену.

— Ну вот, наконец, и ты здесь, — проговорил он. — Добирался нормально?

— Пока не подъехал к Чикаго, тут всю дорогу бампер в бампер. Как вы ездите в такой толчее, ума не приложу.

Боутмен окинул цепким взглядом комнату, проверил двери, оглянулся на хозяина.

— Порядок? — спросил я. — Принести тебе что-нибудь?

— Мне бы отлить… Не подскажешь, где…

— Вот сюда, — показал я. — Ли подойдет через пару минут. Она очень хочет увидеться с тобой.

Ботик живо направился в сторону уборной.

— С ним все в порядке? — спросил я.

— «Чарли Браун, Чарли Браун», — пропел Гути.

— Ты делаешь большие шаги в области популярной культуры, — отметил я.

— Все дело в грошиках.

— Скажи мне, Дон, — попросил я. — Наш Гути открыл для себя иронию? Он сегодня какой-то не такой…

— По-моему, он изобрел собственный вид иронии, — ответил Олсон. — Как первобытному обществу пришлось изобрести огонь или подковы и все такое.

Послышались легкие шаги, и трое мужчин обратили взгляды на дверь.

— А, ну да… — проговорил я.

Шаги достигли нижней ступени лестницы. Я сунул руки в карманы и чуть подался вперед, не в силах сдержать улыбку. Двое мужчин, не женатых на Миноге, развернулись к двери, как флюгеры.

Миниатюрная, стройная, в черной блузе без рукавов и черных льняных брюках, с длинным цветастым шарфиком вокруг шеи, Ли Труа уверенно вошла в гостиную. Как и всегда дома, Ли была без белой палочки. Неувядающее великолепие этой женщины, озарявшее ее изнутри, неотлучно двигалось вместе с ней, как фамильное привидение.

— Ли, — позвал я, подавая ориентир.