Лестница на шкаф. Сказка для эмигрантов в трех частях - Михаил Юдсон

— А кровавых костей в колесе доху не хо? — подал сверху голос Иль. Он во время всего представления сидел на перилах вышки, подрыгивая ногой, — внимал.

Араз не смутился.

— Докука кумов-садовникеров — сребростяжателей в стальной чешуе! — возгласил он. — Ревнив Боже пархов! Шаддай-глитай абож паук сидел на Стене! Воздвигнется Храм менял! Полное их царство! Парханство! На Поднебесных шелках они вышиты иероглифами, означающими — «жадная обезьяна»! Вечная алчба! Будет день — будут деньги! Парх не силой силен, а тетрадрахмами смел! Биржевик человечества! Объеговить чужака! Давидово семя — кирпичами издаля! О, мнимый народ! Символ счета справа налево! Дряхлые кодификаторы элементарной мишны и обиратели вышней вишни! По ширме стараться! Себе — пуды, а всем — скрупулы! Извне испрашивать взаймы безнадежно! Взять в оборот! Пустить без штанов! Подсунуть на лапу азора! Радость сальдо! Дорого и сердито! Властители кредита! Пришел на вас истребитель! Свалился во сне! Плакали ваши денежки! Сыграли в Стеночку! Истлевшая в прах цивилизация пархов — Гарпагония, — нуждающаяся во встряске! Быв пальцем ткнута! Четыре всадника съехались! Затворить небо и скинуть их с земли! В одном Саду булгу поднять! Скор пион! Четыре возраста отжалило! Ягода сходит! Спровадить подобру-поздорову! Вкратце — в карцер! Полно вам по свету рыскать! Низвергнуть! Ад меавээсрим! Циклона б, газавата! Одер! Или! Очистить от дрожжей кухню, кирху и пространство жизни! Абер эйх? Бейжи! Дать по жбану! Аж мозг в ноздрях покажется! Айда на Малофонтанскую угол Аялона! Хотите угол? Сдай нам! Одчиняй! Бог есть (дан) хмель! Ухнувшая дубинщина! Предводитель верных! Колиивщина! Вилосемиты! Откопай картонный топор ропота! И для казни в Саду топорище найду! Парх пороху не нюхал! Восстание клиентов — патронов не жалеть! Чинарики стрелять! Грохнуть пархов хором, потому как вохра в них сидит, засела глубоко, справа налево! Прекратить препирательства, обелить обиды, ввести в обиход термин «белый араз» — проникнутый духом, полярный, чесночный, свой! Подвид! Держа в лапах поднос, уж так повелось, мы смотрим на полоску света из-под двери кабинета вашества — а распахнуть?! Ком! Не постучался презренный! Члк, пшл! БВР! Прожженная жилетная Кармания! Отослать нас! Гни шею и гони в три! Ганьба! Из эсавного парха — эразмный араз! С бубенцами! Околпачить! Окрас сменить — хоть бы хны! Красного, красного! Агарь-агарь! Всплакнем! Брататься! Вусмерть! Сточить мечи! Вы увидите, что дело дойдет до ножей! Штык в голую землю!..

«Земля и воля как представление, — лениво думал Иль. — Сценка. Эка он передергивает — на хвост нечист… А может, араз просто поехал умом — вон как перечисляет, тараторит… Тщеславится быстродвижностью своих челюстей. Что уж там у него под стрехой котелка сварилось, накипело? Наглая нагая речь — «нагайка» посадская, с аберрациями, конечно, но — несомненно она. И тезаурус у араза заурядный, зачастую заезженный, хотя навострился, зверюга, одомашнился — тирады порциями выдает, испускает. Плеоназмы, излишества — так и шпарит! Наслушался в людской… Сад, мол, сбалансирован — апория про козлищ, плевела и капусту. Ох, грамотный! Ахмеист!»

— …проанализировав базовые принципы, призвать к симбиозу! Сесть рядком, избегать совета нечестивых!

«Ты что несешь, чучело? — думал Иль гневно. — Как? Лазарь праведный, гордому Стражу участвовать в аразских замыслах! Пусть дымом пасть заткнет, аразище поганое! Да тебе жить осталось две затяжки… окурки хоронить заставлю… Намну бока! Довольно цацкаться! Что бы ему такое сурово льдинкой вякнуть, пару ласковых — чеканное, из Книги? Молчать или вы пропали!»

— …но деннонощно слышу «Ша», что чудится мне злобным божеством! Надежду льщу открыть зеленую дверь в Стене, плача…

«Рыдая, глядь! Скуля! — мрачно думал Иль. — Комедья идей. Какого шута ему надо? Что он тут — лекцию для нижних чинов читает? Я — грозный Страж, корень служения. Гражданин Мира-Жа… Гражданин Жары, Жалости, Республики… А вот ты кто, шмуцик?!»

— …я барабанщик Великого Освобождения, я шествую впереди…

«Так. С ним ясно. Кожу — на, и палочки берцовы. И что он там, отставной козы пархоборец, наверчивает — огни раскаяния? Туманы чистоты? Раскрытый веер веры? Вонмем заздравно. Расшатанный венстул, раздерганная кушетка… Ложись, два балла. Клянусь, задрав агнца, Зигфридом и Фреей — съели они за анализом здешнего полевого рава, напитались — зигфрей Моисей! За «корову» шел! Остались от Мошке рожки да ножки! Кадиш стоит обедни! Нравы-то — того-с… Каннибалуй пополам с каббалой. Дикое мясо с дробью. Скачи, лягуха! Неизбывная вина. Подкованные, приверженцы… Буберит и буберит. Вот ведь, глядь, — не совладать! Незадача».

— Вы бы, любезный, попроще, полапидарней, а то у меня ассоциативный ряд не очень, — попросил Иль.

Араз как-то неопределенно скривился, покивал. Был он в основном статичен, только ручищи вдруг разбрасывал хищно, будто желая обхватить в захвате, да тут же, словно опомнившись, сламывался, бил поклоны, сникая. Выказывал концы туловища, выражая готовность и преданность. Ранимый, глядь. Опытный работник! Первостатейный краснобай! Продувная белокурая! Чибиряк! В речи он точно четки чутко перебирал — то ругал гяурно, яро орал, бахвалясь, то рассыпался пахлавой. Прием этот называется «нанизываньем», знал Иль из кафедральных зим: выговаривая, кроя — тут же шито-крыто покрывать гладостью. Вроде славословит, словоблуд, суетливо ерсает, а одновременно — бранит истошно. Беснуется, ровно в него новые трихины вселились — припомнился скат величавый в пустыне! О, держатель речи! О, повелитель базара! Гладкий, сытый. Овна наелся. Вежливый, слихач. Честит на все корки избирательно. Дерет глотку крепко. Тертый! Гландами перемалывает! Расторопная голова! Сведений нахватал тьму. Пропустил через сито. Слам ихний учит так тырбанить — али бунтуй, али ибн раболепствуй. Слам — течение, по которому сносит в низовья сознания, а оттуда в никуда. Слам — листок сушеный, безуханный, из гебраистского гербария — горечавка, дохлый экспонатец, свисающий за изгородью Книги. Напоминая рылом о былом. Лишь оригинал свеж, а аналог в анналы не вхож. Духлятина! Слам — заносчивый словесный слалом при поносе смысла, бред прокаженного водоноса на пожаре. Раньше всего следует уяснить, что сам слам — это, собственно, тот же книжный пархидаизм, только изложенный неграмотным погонщиком двугорбых, причем больным эпилепсией, причем усвоенный им на базаре (обсценно, заинно, влача хрен через плечо), вдобавок от неродного носителя — то-то стилизованные куски Книги возникают в устах этих невежд внезапно, вне логики… Сказки матушки Агари! Плохая физика, хмыкнули бы на Кафедре, но айда сукин сын! Краевич ночи! Толковая палея! Поднаторел!

Араз тем временем затух — запыхался, курилка, заморился. Иссяк, хряк трубкозубый. Скис, злотоуст грязноязыкий. Дыхательный пузырь сдулся. Как же он на менореть свою по пять раз на дню взбирается утомленно? Мда, вид у него, доложу, какой-то утопленный, усопший. Полный упарсин! Не имамо другого… Жмурки духа. Страдает, темный зверь! А кстати, в лапах у него не ветка, это — стиксель. И он им гнус вокруг лица, мошкару вовсе не отгоняет, а приваживает, приручает. Вот рой искривился серповидно, следуя за мыслью, начались полумесячные… Араз заколыхался, будто бумажная букашка-ефрат, зашатался, затрясся — кто-то дергался там, внутри него, хотел вылезти. Ухмылка — атрибут интеллекта — тронула его губы в болячках. Иль вздрогнул — сквозь зрачок араза, со дна, холодо-зелено на него глядело Зло, древнее, изначальное.

Араз — поняв, что раскусили, — с надменностью, хрипло:

— Струхнул, парх? Содрогнулся? Слухай случай: встретили раз в Саду два парха двух аразов, смотри, мойша, говорит один Страж другому — их двое, а мы одни, бежим отсюда что есть сил! Так-то вот, господа пархи…

Иль, аплодируя:

— Вольно! Весьма! Передайте бутафору: закулисе — разойтись!

«Ишь, аразко… Огрызается… — думал он снисходительно. — Артачится… Стратопедарх в зеленом, глядь, убранстве! Ну что с ним, петрушкой, прикажете делать… Пронзить ему отважно шпагой подглоточный ганглий — нервный узел? Не впечатлит. Караул, заорет, чуть проволокой глаз не выкололи! Эх, Лихо!.. Разве что с вышки его причесать — пальнуть в тело… Вправить мозги, вышибив… У нас тут, милейший, не диспут, у нас сшибка — стариннейшая, от сотворения. Правила жития в мире! Тут уж — кто кого, свет или коготь. Поговорил, пустомеля, блеснул трюизмами — и затухни (без запаха, смотри), выключайся из цепи, гремя ошейником. Вышел к вышке омерзительный араз, но кишки ему не выпустишь, не выслушав вздор фраз, — устав суров! Пусть чешет, язычар, трень, брень, дашь даже затянуться напослед — таков устав. Дать прикурить! Алгоритм! Постепенность, шагистика. А араз первобытно нетерпелив, ему кажется: взмахни стакселем — и все рванет, впряжется, образуется. Это не так. Все должно делаться (идти) медленно и неправильно. Само сложится. Каждому — по соплям его. А он — с закидонами, это что-то с чем-то! Не-ет, надо его, кузена, все-таки для отчетности снять из «кузи», положить… Пиф-паф — и араз фраппирован, приятно поражен. Будет потом хвастать, что его Иль Тишайший поколотил один раз. Завяжет, во всяком случае, с фиглярством. Закается воинственно канючить. Каюк понятию секир-башка. Шахсей-вахсей, лишь бы был здоров. Вразумление!»