Избранные произведения. Том 1 - Всеволод Иванов

Ломоносов. Смею думать, ваше сиятельство, что все мои научные задачи — новы.

Разумовский. Где твои студенты? В Академию их не пускает, сам один…

Теплов. …по всем предметам наук лекции им читает!

Разумовский. А в лабораторию к нему придешь — студентов его нету!

Теплов. Слыхал я, он их куда-то на Урал отправляет?

Разумовский. И не заикайся! Академия не позволит.

Ломоносов. Сенат, ваше сиятельство, похоже, думает по-другому.

Разумовский. Так и есть! Он еще Сенат в мои дела втолкнул!

Теплов. Беглых мужиков, Михайло Васильевич, Сенат прикрывать не будет. А за тобой числится беглый Петрашка Алексеев, по прозванию Петер…

Ломоносов (кланяясь Разумовскому). Вашему сиятельству благоугодно взглянуть на мои труды? Понимаю, что ваше сиятельство прежде всего пожелает ознакомиться с подробным проектом моим о создании университета…

Разумовский. Опять?

Ломоносов. В древней столице нашей…

Разумовский. …В Киеве?

Ломоносов. Сначала в Москве, ваше сиятельство. Честь российского народа требует — показать способность и остроту его в науках.

Разумовский. Сотни лет жила Москва без университета и еще сотни проживет.

Ломоносов (отбрасывая бумаги). Кажется мне, ваше сиятельство, что если б просвещение России зависело от таких, как вы, то пришлось бы пожалеть о России.

Разумовский (в гневе). Ломоносов?!

Нарышкина. Ах, граф Кирилл! Сабля, часто и без толку извлекаемая из ножен, притупляется.

Разумовский. Это ты о чем, Катя?

Нарышкина. О вашем крике.

Разумовский (кричит). А-а! Мне не нужен Московский университет! А-а! Мне надоели рассуждения Ломоносова о просвещении! А-а! Мне надоело просвещение!..

Нарышкина. Граф Кирилл, стыдитесь.

Разумовский (успокоившись). Да и не в чин тебе, братец, этим делом, — Московским университетом, — заниматься: есть люди познатней. Твое дело оды писать к иллюминациям — вот польза для отечества. Чем пышнее иллюминации, тем, значит, радостней империя.

Теплов. Дикари в радости и те, голубчик, костры жгут.

Нарышкина. И жарят на них друг друга.

Разумовский. Катя, не дразни меня! Я и без того зол.

Теплов, всюду шаря, отвернул кран какого-то сосуда. Оттуда послышалось шипение и пошел какой-то газ. Теплов глотнул, зачихал, закашлял.

Теплов. Да что это за отрава?

Ломоносов. Вредный газ.

Теплов. Предупреждать надо.

Ломоносов. Здесь, ваше сиятельство, владения химии. Здесь исследуем свойства растворов. Перед нами открываются чудесные и удивительнейшие законы кристаллизации.

Разумовский. Законы чего?

Разумовский проходит мимо, не взглянув на то, что хотел продемонстрировать ему увлеченный Ломоносов.

Нарышкина. Гетман уважает только те законы, которые он сам подписывает.

Разумовский. Катя! (Ломоносову.) А это что?

Ломоносов. Эскиз мозаичного монумента Петру Великому: «Полтавская баталия».

Нарышкина. Вы — могучий художник, Михайло Васильевич!

Ломоносов. Мною, ваше сиятельство, сделано две с половиной тысячи опытов изготовления цветных стекол для усовершенствования мозаичного искусства, но все же до могучего расцвета его, кажется, далеко еще.

Теплов. И однакоже за монумент Петру Великому запросили сто сорок восемь тысяч рублей? Разорение государства!

Нарышкина. Михайло Васильевич! Я приехала, чтоб заказать свой мозаичный портрет. В каком наряде пожелали бы вы изобразить меня?

Разумовский. Ах, подожди, Катя! Никто доныне мозаичных монументов не делал, стало быть они и не нужны.

Ломоносов. Угодно вашему сиятельству ознакомиться с моими работами в области физики?

Разумовский (шагая по комнате). Я не люблю физику!

Ломоносов. В области оптики?

Разумовский. И оптику нет!

Ломоносов. Астрономии? (Отрицательный жест Разумовского.) Металлургии? Кристаллографии? Геологии?

Разумовский. Нет. Нет. Нет.

Теплов, попрежнему осматривая лабораторию, наткнулся на манускрипты учеников.

Теплов. Нашел, ваше сиятельство!

Разумовский. Что?

Теплов. Слушайте. «Как плавить русское железо, чтоб случилось его весьма много и чтоб было оно превыше аглицкого и шведского»! Слушайте еще. «Как орудия лить в большем, против прежнего, количестве»…

Разумовский (выхватывает манускрипт). «Как дубить кожи в пять и больше раз быстрее»… «Как делать…» Экий почерк неразборчивый! (Перебирает быстро манускрипты.) Ломоносов! Это новые научные задачи?

Ломоносов. Да.

Разумовский. Иконников говорил, что академики всей Европы не смогут решить их?

Ломоносов. Не смогут.

Разумовский. И много у тебя подобных, неразрешимых задач?

Ломоносов. Около двадцати.

Теплов. Ваше сиятельство…

Разумовский. Подожди, подожди, Григорий Николаевич! Ломоносов! А наши академики могут их решить?

Ломоносов. В ближайшее время…

Разумовский. Прекрасно! От имени Академии наук — я эти задачи задаю всем академикам. Ха-ха! Решите-ка. Решите — за каждую задачу сто червонцев, а не решите — молчать, поджать хвосты, не пикнуть! Понимаю я эти задачи! Шуваловы, через Иконникова, хотят меня поддеть: я — де мешаю Ломоносову и его друзьям-академикам работать в пользу науки! (Тыча пальцем в манускрипты.) Работайте же, жабьи души, выкидыши!..

Нарышкина. Граф Кирилл!

Разумовский. Что молчишь, Ломоносов?

Ломоносов. Ошеломлен стремительностью вашего мышления, ваше сиятельство.

Разумовский. Завтра же перебели и пришли мне эти задачи. Химическая лаборатория, Катя, и ни слова о химии!

Ломоносов. Вы не изволили меня слушать, ваше сиятельство.

Разумовский. Я?! Я только и делал, что слушал тебя. Задачи?! Ха-ха!..

Ломоносов. Григорий Николаевич, вы спросили у меня позволения рыться в моих трудах?