Король сусликов - Николич Гоян

Я отыскал ручей, о котором говорила Маккой, за грудой валунов. Источник пробивался сквозь конусообразную кучу гальки. Я пошел по течению. Ручей петлял, то скрываясь под землей, то выходя на поверхность снова. Наконец я оказался у склона холма, который, как подумалось мне, мог вести к долине. Я прикинул расстояние. Далеко. Я понял, что сейчас столько не пройду.

Я положил Кармен на землю, а сам присел рядом, привалившись спиной к дереву, и провалился в сон — сразу же, без всяких проблем, впервые за много недель. Спал я крепко и без сновидений. Когда я пробудился, то почувствовал, что замерз; кругом царил мрак. Я не сразу понял, где нахожусь.

Я шел. Шел в странном тусклом сером рассветном полумраке, которого никогда прежде не видел. Ручей извивался змеей, исчезал, появлялся, всякий раз при этом меняя направление. Казалось, он полностью игнорирует особенности ландшафта. Я шел вниз по склону, а за моей спиной бушевал пожар.

В том месте, где ручей образовывал широкий мелкий пруд, я решил устроить привал. Смочив в воде ладонь, я прижал ее к щеке Кармен. Рана на ее руке запеклась и почернела. Из надорванной кожи торчал кусочек сломанной кости.

Я сунул ногу в ледяную воду и отодрал приставшую к коже штанину. Обгоревшая ткань крошилась и рассыпалась. От раны стали отделяться и всплывать на поверхность комочки запекшейся крови. Вода растворила грязь, которой я залепил то место, куда меня, вспахав длинную борозду, ударила пуля. Кость, в которую она угодила, белела, словно осколок разбитой посуды.

Раны от сучьев напоминали следы от ударов шилом. Я задрал рубаху. Еще одна пуля оставила царапину, пересекавшую мой живот, а рядом с ней пролегал след от удара ножа. Когда я делал вдох, из разреза показывалась стенка кишки, словно краешек серого воздушного шарика. Я затолкал кишку назад пальцем, удивившись, что это не вызвало ни малейшего дискомфорта, но стоило вдохнуть, как она вылезла снова и ткнулась мне в ладонь, на этот раз высунувшись из живота еще больше. Я снял с себя ремень и туго перетянул рану. Теперь дышать было больно. Нога, погруженная в воду, сочилась кровью.

«Сгину я тут, — подумал я. — Сгину вместе с Кармен. Погибнем в огне, наши тела станут пеплом и перегноем. А из него к небу потянутся новые деревья».

Я перетянул ногу жгутом и встал. Поднял Кармен и пошел.

В голове опять зазвучал хор голосов — криков и бессмысленных воплей.

Пока я шагал, мой мозг пошел вразнос. Я снова был молодым — отчаявшимся паломником на парижских улицах. Я брел по темному сайгонскому переулку, а шлюхи в халатах тянулись ко мне из окон и зазвали к себе: «Эй, красавчик, давай к нам!» Из-за царящей жары и духоты женщины обмахивали себя руками. Они подносили к губам чашечки чая и крутили в пальцах бигуди. «Эй, красавчик, давай к нам! Ну же, красавчик! Эй, солдатик, денежками не богат?»

Я ясно увидел перед собой фотографию, которую забрал у мужчины, убитого мной после того, как отряд угодил в засаду.

Каким образом я очутился здесь? Может, сейчас волею судьбы пришла пора расплачиваться по всем своим счетам? Об этом мне оставалось только гадать.

Я все шел.

Первым появился рядовой из моих кошмаров.

Поначалу его безногое туловище, паря в воздухе, беззвучно, словно тень, следовало за мной по пятам. Затем молчаливый призрак дотронулся до моего плеча. Рядовой пропал, но тут же появился снова. Он преобразился. Сейчас он предстал передо мной живым, таким, как я его запомнил в тот день, когда мы отправились на задание. Ноги у него снова были на месте, раны от шрапнели исчезли, гимнастерка аккуратно застегнута на все пуговицы, а на плече — винтовка М-16.

Я закрыл глаза и попытался обмануть мозг. Что там говорил доктор Нгуен? «Ваша голова всегда должна быть чем-нибудь занята». Моя рука рванулась к нагрудному карману с лекарством, но бутылочка с таблетками пропала.

В первую очередь нужно убедиться, что оружие полностью разряжено. Отделите магазин нажатием на кнопку защелки магазина, расположенную с правой стороны спусковой коробки. Отведите назад планку перезарядки и осмотрите патронник. Полюбуйтесь, как он красиво поблескивает изнутри, и убедитесь еще раз, что там нет патрона, а то еще, блядь, грохнете кого-нибудь ненароком. На этом этапе вы даже сможете ощутить легкий аромат смазки. Теперь отыщите чеку…

Ваши глюкокортикоидные рецепторы вообще никуда не годятся…

Появился Паппас. Он заговорил с рядовым. Оба несли какую-то ахинею. Погибший радист шел рядом со мной с самодовольным видом. Он выглядел как живой. Ни следа ран и увечий. Форма новехонькая, будто со склада. Шляпа залихватски заломлена на затылок. Бойцы пожали друг другу руки. Рядовой, словно благословляя, коснулся плеча Кармен. От его руки исходило сияние. Я попытался переключиться на что-то другое.

Думай о винтовке, Стэн.

Придерживая рукой стебель затвора, сдвиньте его вместе с планкой перезарядки назад и отделите от ствольной коробки движением вниз. Справились? Теперь аккуратно подожмите фиксатор буфера противоотскока и выньте его вместе с возвратной пружиной из полости приклада.

«А гиппокамп у вас очень маленький», — сказала медсестра в больнице для ветеранов.

Я снова поискал таблетки, но нашел лишь дыру в нагрудном кармане.

— А она у тебя красотка, сержант, — хмыкнул рядовой, кивнув на Кармен. — Вообще отпад.

— Ты не думай, — помотал я головой, — мы просто друзья.

Я оперся на автомат. Я уже не чувствовал, где начинались, а где заканчивались мои ноги.

— Да я вообще ни о чем таком не думал, — пожал плечами рядовой. — Верно я говорю, Паппас?

— Еще бы, — фыркнул радист. — Хоть ты живой, хоть ты мертвый, а ни одной дельной мысли в башке нет. Вакуум сплошной.

— У тебя будто лучше!

— Верно, и у меня в голове пусто, — согласился Паппас. — Смотри, как я умею.

Он несколько раз идеально сделал колесо, подпрыгивая на тропинке, словно резиновый акробат из мультика. Потом радист с довольным видом вернулся к нам. Они с рядовым рассмеялись и похлопали друг друга по плечам.

— Эй, клоуны, вы там закончили? Я тут, между прочим, в полной жопе, и времени у меня мало, — обратился к ним я.

Они покивали и, давясь от смеха, снова двинулись со мной по тропинке. Рядовой скалился во все тридцать два зуба, совсем как на фото в альбоме, который я нашел в кладовке. Знаете, такая безрассудная, слегка натянутая улыбка неисправимого хулигана.

— Значит, так, бойцы, я хочу знать, вы действительно со мной или нет? — строго сказал я. — Вы и вправду существуете?

Оба парня выставили вверх большие пальцы, поправили оружие за плечами и принялись маршировать по тропинке.

— Само собой. Мы всегда с тобой, — промолвил рядовой, чеканя шаг. — Ать-два, левой! Ать-два, левой!

— Мы, блядь, сержант, повсюду за тобой таскаемся, — добавил Паппас.

Так мы втроем и отмахали километра полтора, следуя за петляющим ручьем Доры Маккой. Наконец он вывел нас к лугу. Над верхушками деревьев поднимались столбы дыма. Со стороны казалось, что мы наблюдем за рождением нового девственно чистого мира. Ревел ветер. Он поднимал в воздух лежавшие на земле тяжелые ветви. Куда бы я ни кинул взгляд, все деревья были объяты пламенем, тянувшимся к красному небу. Я склонил голову от жара и пошел, зная, что ребята рядом. Вместе нам удалось выбраться на тихую прогалину, которую еще не тронул огонь. Легкий бриз играл среди зеленой листвы. Вода в пруду поблескивала в солнечных лучах. Под ногами была сочная трава, и я впервые за долгое время услышал пение птиц.

За прудом стоял особняк, который, словно лоза, огибала свежеокрашенная балюстрада. Все это явилось мне из далекого-далекого прошлого. На рисовом поле, возле которого мы угодили в засаду и где полегли все, кроме меня, пробивались первые побеги. На залитой солнцем тропинке стояли мои бойцы и смотрели на меня. Наконец-то они все щеголяли в свежей, чистой форме. Голоса в моей голове теперь весело смеялись.

— Почти уже дошли, сержант, — сказал Паппас. — Не боись. Мы с тобой.