Остров надежды - Сара Ларк

В этот день, например, он сладким голосом процитировал притчу о хорошем пастухе и обозначил многочисленные параллели между беззаветно преданным пастухом и хорошим плантатором, который самоотверженно заботится о своих рабах. У Элиаса был довольный вид, в то время как Дуг сидел, напряженно сжав губы. Нора, увидев это, попыталась понимающе подмигнуть ему, но затем отказалась от своей затеи. Она знала, что он считает ее нерешительной, однако после того поцелуя в лесу она последовательно избегала его. Такое не должно повториться, ни в коем случае, в конце концов, Нора не свободна. Ладно, Дугу не нужно было знать, что ее душой владеет Саймон. Однако Элиас имел право на ее тело. Невозможно представить, что случилось бы, если бы он обнаружил, что она изменяет ему с его собственным сыном!

В то время, как Рут Стивенс рядом с ней громко и фальшиво пела церковную песню, Нора про себя молилась за Саймона. Она всегда делала так во время богослужений, даже если в последнее время мысли ее при этом часто бывали... Теперь во время ее тихой молитвы к ней зачастую приходили мысли о Дуге. Если Нора сейчас железно не возьмет себя в руки и Дуг тоже не увидит, какое несчастье они могут навлечь на себя из-за растущей сердечной склонности друг к другу, то им скоро действительно понадобится Божья помощь!

Дуг тоже не пел вместе во всеми и не обращал внимания на преподобного, который только что поднял руки, благословляя верноподданно стоящих на грязной площади рабов. Молодой Фортнэм озабоченно смотрел поверх голов собравшихся людей вниз, на море. Он сидел напротив Норы — для хозяев плантации были поставлены стулья в первом ряду, но дамы заняли места немножко дальше от основной группы людей в тени обширной каскариллы. Может, чтобы дети преподобного не мешали другим — Рут Стивенс удалось за полтора года на Ямайке родить уже двоих, — и конечно, для того, чтобы им в голову однажды не пришла идея играть с детьми рабов из Каскарилла Гардене, хотя тех тут почти не было. Рут ненавидела, когда черные мамочки, такие, как Адвеа, с воркованием приближались к ее детям, чтобы любовно погладить или пощекотать их. Она боялась негров и выглядела очень усталой, поскольку в доме священника в Кингстоне не терпела черных. Нанять на работу белую служанку было невозможно — белых слуг на Ямайке просто не было. И вообще, Рут не упускала ни единой возможности пожаловаться на эту страну, в которую последовала за своим мужем-проповедником. Она считала, что здесь слишком жарко, слишком влажно, слишком громко и эта страна слишком безбожна, что бы это ни значило.

— Ну, на жару сегодня вы пожаловаться не можете, — сказала Нора и подставила лицо встречному ветру. Он был гораздо более сильным и прохладным, чем обычно, когда дул с моря.

— Зато будет дождь, — уныло ответила Рут и указала в направлении побережья.

Действительно, там уже клубились черные тучи, и они быстро приближались — значит, именно туда смотрел Дуг. Нора стала искать его взгляд, но молодой человек этого не замечал. Он о чем-то взволнованно говорил своему отцу, в то время как священник закончил свои молитвы быстрее, чем обычно. Между тем уже стали падать первые капли дождя, и ветер усилился. Преподобному Стивенсу однозначно хотелось поскорее уйти в дом, где его, естественно, ожидал хороший обед. После богослужения Фортнэмы имели обыкновение приглашать священника и его семью на обед — в то время как рабы снова принимались за работу.

Элиас обменялся парой сердитых слов с Дугом, и Норе очень хотелось присоединиться к ним. Однако Рут, вставая, покачнулась.

— Мне плохо... — пробормотала она. — Эта погода... всегда такая жара, а потом вдруг...

Молодая женщина была права: воздух заметно охладел, несмотря на то, что еще утром было очень жарко. Между тем дождь усилился настолько, что голоса пастора было уже почти не слышно.

Нора взяла из рук миссис Стивенс ребенка и посмотрела по сторонам. Рабы начали не то расходиться, не то собираться вокруг своих надзирателей. Там и тут звучали приказы, противоречащие друг другу. Собственно, им сейчас надо было немедленно уходить на рабочие места, однако никто не мог закрывать глаза на зарождающийся ураган. Неужели он превратится в настоящее бедствие, о котором так часто говорили здесь? Нора подумала об их плане действий на случай несчастья.

Теперь Рут уже стонала и держалась за живот.

— Боюсь, что меня сейчас вытошнит!

Адвеа и другие домашние рабы двинулись к большому дому с явной неохотой, но ведь там их ждала кухня. Элиас и преподобный тоже быстро отправились в укрытие. Они, казалось, ни о чем не беспокоились. Стивенс даже не оглянулся на свою семью, он, вероятно, посчитал, что женщины, болтая между собой, присоединятся к мужчинам.

Дуг же вел дебаты с надсмотрщиками. Он спорил с Мак-Аллистером, и речь шла, конечно же, о планах эвакуации. Таким образом, на помощь с его стороны пока что рассчитывать было нельзя. Нора осталась одна с Рут и ее детьми. Она, вздыхая, поддерживала голову молодой женщины, пока та, склонившись под каскариллой, извергала на землю свой завтрак. Старший ребенок вцепился в юбку Норы и начал плакать, а следом захныкал и маленький на ее руках.

— Мне надо покормить его грудью, — пробормотала Рут.

Она едва держалась на ногах. Нора отбросила идею отвести их в дом, пока они не промокли до нитки.

— Давайте пойдем в кухню, — пригласила она молодую женщину и указала на строение, которое примыкало к площади для собраний. — У меня там есть помещение, в котором я лечу больных, когда идет дождь. Вы могли бы прилечь там, а я принесу вам что-то для освежения.

— Больных... негров? — спросила Рут с явными признаками отвращения.

Она, должно быть, слышала о том, что миссис Фортнэм заботится о рабах, но никогда с ней об этом не говорила. Нора подавила в себе замечание о том, что нары не передают цвет кожи.

— И надсмотрщиков тоже, если кто-то из них поранится, — заявила она.

Такого почти никогда не случалось, однако жену проповедника это явно успокоило. Она позволила Норе увести себя в направлении открытого здания, в котором варили еду рабам.

За несколько недель до этого Нора настояла на том, чтобы там соорудили небольшое отделение для больных. Со временем она набралась опыта в подборе целебных трав и приготовлении мазей, и ей не хотелось ежедневно таскать с собой перевязочные материалы и другие вспомогательные средства в поселение для рабов и обратно. Кроме того, она отказалась проводить лечение в грязи — ей все чаще и чаще приходилось сталкиваться с заболеваниями, протекающими с поносом и высокой температурой, с тех пор как в хижинах появилась стоячая вода. Место для собраний мужчины с помощью неглубоких водоотводящих канав держали в более-менее сухом состоянии, однако, несмотря на их постоянный труд, туда тоже проникала вода.