Черная тропа - Иван Головченко

Тихим, спокойным голосом он докладывал:

— За ночь немногое успели сделать, товарищ полковник.

— Расскажите все подробно! — Полковник оседлал стул, упершись подбородком в спинку.

— Ночью я был в одном селе. Это в пятнадцати километрах от города. Нам стало известно, что там скрывается бывший начальник полиции города. Взяли его без шума на чердаке у родной тетки. При нем имелся парабеллум и две обоймы патронов. По дороге оттуда я увидел над городом зарево, а через несколько секунд услышал взрыв. Завез я арестованного в отдел, доложил вам по телефону, а сам сразу же на завод... Осмотрел место, произвел первые допросы, и, скажу вам прямо, товарищ полковник, впечатление не из хороших. В цехе не было порядка. Оборудование имело неисправности, перегревались подшипники. Сам директор не отрицает этого. Вечером он был в цехе и распорядился остановить его. По указанию директора механик цеха вызвал ремонтную бригаду, и в первые же минуты ее работы произошел взрыв. Вероятно, слесари прокручивали оборудование на больших оборотах... Выяснить не у кого, все они погибли!

— А директор, как объясняет директор?

— Ничего он не объясняет. Говорит, может, прокручивали, а может, и не прокручивали. В его суждениях есть странность, товарищ полковник.

— Странность?

— Невнятно и даже странно отвечает на вопросы следствия.

— Уголовное дело возбудили?

— Конечно, все по закону. Мы договорились с прокурором города: уголовное дело возбудил следователь прокуратуры, он же будет вести допросы обвиняемых и свидетелей.

Из-за стола поднялся Романкин:

— Товарищ полковник, мы сегодня изучим всю документацию завода, а следователь запротоколирует первые показания. Затем составим единый план оперативно-следственной работы. Сегодня вечером или завтра утром доставим вам и прокурору на утверждение.

— Согласен. Только в плане предусмотрите всю техническую сторону вопроса. Надо исследовать все детали, относящиеся к состоянию оборудования цеха и соблюдению правил безопасности. Второе: противопожарное состояние цеха. Третье: наличие умысла и в связи с этим возможности его практического осуществления. Уязвимые места в цехе и возможность доступа в цех подозрительных лиц. — Полковник встал, зашагал по кабинету. — Особое внимание обратите на нашу специальную работу. Прокурор пусть ведет уголовное дело, но мы с вами должны представить проблему в целом — не только в ее уголовном аспекте, но и в политическом. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Так точно, товарищ полковник! — ответил Романкин.

— Хорошо. Наряду с общим планом оперативно-следственной работы надо еще во всех деталях продумать и наш план, учитывающий нашу специфику.

— Безусловно, товарищ полковник, мы имеем это в виду.

— Вот и прекрасно. Действуйте, а я пойду познакомлюсь с материалами следствия. Чем там уже располагает прокурор?

...Прокурор города Хиневич сидел за столом в таком же маленьком кабинете, только в другом конце здания. Сидел он прямо и только указательными пальцами обеих рук упирался в видавший виды конторский столик. Из-под пиджака виднелись белоснежные манжеты. Сбоку стола сидел следователь с худощавым бледным лицом и взъерошенными светлыми волосами. Сухие руки с длинными пальцами привычно орудовали автоматической ручкой. На потертой военной гимнастерке, со следами недавно снятых погон, желтели нашивки о ранении. Отчисленный из армии по болезни военный следователь Ивашкевич вернулся в свой родной город тотчас же после освобождения его от немецко-фашистских захватчиков и стал работать в городской прокуратуре.

Приход полковника был для обоих неожиданностью.

— О! Товарищ Романенко! Какими ветрами! — Прокурор поднялся навстречу. Они были знакомы: неоднократно встречались на областных совещаниях.

— Ваши неприятности заставили двинуться в путь!

— А я сказал областному прокурору, чтобы никого не присылали: сам разберусь.

— У меня в этом нет сомнений!

— А это мой следователь, знакомьтесь, — энергичным жестом указал прокурор на Ивашкевича.

Полковник из выступлений на совещаниях знал, что прокурор несколько заносчив и хвастлив. Поэтому от его слуха не ускользнуло «мой следователь», «сам разберусь».

— Ну, и чем же следователь порадует нас? — спросил полковник, — пожав руку Ивашкевичу.

— Кое-что уже есть...

— Это «кое-что» не так уж маловажно, товарищ полковник, — вмешался прокурор. — Картина вырисовывается не в пользу руководства завода. В цехе не было порядка. Со взрывчаткой обращались, как с песком. Сплошные неисправности в оборудовании. В общем, я имею уже достаточно оснований, чтобы принять решение о руководстве завода...

Снова полковник отметил про себя прокурорское «я», но тут же его внимание привлек скрип входной двери. В кабинет вошла девушка. В стеганке, повязанная платком, в мужских кирзовых сапогах.

— К прокурору я... Вот повестка...

— Захарина?

— Да, Захарина...

— Эта девушка, товарищ полковник, должна нам интересное рассказать.... Верно, Захарина?

— А шо я таке знаю?.. — Девушка пожала плечами.

— Сначала садись, пожалуйста!

— Не барыня, постою. — Скрестив руки на груди, вошедшая выставила вперед грязный большой сапог. Может, эта решительная, независимая поза заставила прокурора сразу перейти на «вы».

— Вы, кажется, последней ушли из цеха?

— Ну, последняя, так шо?

— Расскажите, пожалуйста, что вы видели в цехе перед уходом?

— А шо я там могла видеть?

— Ну, обстановка, понимаете... Для нас это очень важно.

— Обстановка? А яка там обстановка? Вторая смена, как и всегда, работала. Вечером пришел директор, пошушукался з нашим мастером и ушел. Потом пришел механик завода и остановил работу. Все девчата сразу ушли. А я наводила порядок на своем рабочем месте. Потом вышла из цеха, сделала несколько шагов, как меня ослепило огнем. А очнулась уже в больнице. Вот и все!

— Мы сделали хронометраж. С момента выхода Захариной из цеха до места, где ее настиг взрыв, прошло ровно полторы минуты, — многозначительно сказал прокурор.

— Понимаю. Очень важно установить, что же было в цехе до взрыва, — сказал полковник.

— И единственный свидетель этого — Захарина. — И, обращаясь к девушке, попросил: — Рассказывайте все, что помните.

— Я уже все сказала.

— А кто оставался в цехе?

— Начальник цеха и три слесаря,

— Что они делали?

— Слесари возились у шнековых аппаратов. Начальник цеха что-то писал.

— Может быть, вы заметили что-нибудь необычное в их поведении?

— А шо може буты необычного?

— Ну, скажем, суетились, волновались, возможно, проявляли растерянность?

— Ничего такого не було.

— Ну, а может, пожар?

— Та вы шо? Який там пожар! Не було цього, — девушка обиженно отвернулась. — Ще питати будете?

— Пожалуй, все. И за это спасибо. Очень ценные сведения вы нам сообщили, — сказал прокурор и снова уселся, указательными пальцами опершись на стол.

— Та шо там я таке сказала?

— Спасибо. Очень хорошо сказали. — Полковник подошел к Захариной, взял ее за локоть. — Разрешите задать еще один вопрос? Что говорят люди о взрыве?

— Люди? Разное говорят.

— Ну, а все же?

— Говорят про шпионов, а больше начальство ругают.

— Про шпионов тоже говорят?

— Ще як! Дид Свирыд даже, сам бачив, як спускались парашютисты биля самого завода.

— Кто такой этот дид?

— Сторожуе в ночь коло заводского ларька...

Захарина ушла. В комнате воцарилась тишина. Следователь пересматривал ранее составленные списки инженерно-технического персонала, выбирал, кого еще допросить. Прокурор посматривал на часы, видимо думал об обеде. А полковника волновало сказанное девушкой о шпионах. Он уже успел и раньше наслушаться о том, как эти шпионы «спускались на парашютах». Все это выглядело наивно и неправдоподобно. И все же возможность умышленного взрыва цеха он исключить не мог. Если предположить, что взрыв явился только результатом технических неполадок в цехе, то ему, полковнику госбезопасности, здесь делать нечего. Пусть прокурор сам разбирается и определяет виновных. Но пока не было материалов, дающих основание для таких выводов.

Полковник и Романкин в гостиницу шли пешком. Над городом опускались сумерки. В одноэтажных домиках, обсаженных вишнями и обнесенных заборчиками, зажигались огни. Полковник всей грудью вдыхал бодрящий морозный воздух, подставляя утомленное лицо ветерку. Бессонная ночь и напряженный день давали о себе знать. Когда Романкин сказал, что имеются серьезные документы, свидетельствующие о грубых нарушениях техники безопасности в цехе, полковник резко прервал:

— Вы, кажется, чекист, и не техника безопасности предмет ваших забот.

— Само собой, товарищ полковник, но в документах цеха такие перлы, что сами говорят за себя! Удивляюсь, почему цех раньше не взорвался!