Предновогодье. Внутренние связи (СИ) - Хол Блэки

— Стало быть, чтобы в дальнейшем избежать вчерашнего ЧП, достаточно сдерживать эмоциональный фон учащейся? — спросила проректриса.

— На первое время — да, — пояснил Альрик. — Регулярно контролировать и сдерживать.

— Однако девочка попалась очень интересная. За мою бытность ни разу не встречались подобные экземпляры, — поделилась наблюдением Естигнева Ромельевна. — Она притягивает неприятности как магнит, вернее, провоцирует их.

Стопятнадцатый, откинувшись на стуле, раскачивался на задних ножках.

— Что мы имеем? — сказал он. — И горн, и Игрек имеют одинаковый гриф "сос", сверхособосекретно, так что формально у каждого из них нет преимуществ. Здесь немаловажна этическая сторона вопроса. В любом случае, трое учащихся безвозвратно потеряны для нашего института. Если выбрать первый вариант, то студентам вменят вину и ответственность за случившееся. Если склониться ко второму варианту, то в дело будет втянута студентка, получившая метку Игрека. Ни у кого нет сомнений, что будет запущена новая исследовательская программа, и девушку подвергнут экспериментам, чтобы установить связь между ней и Игреком. А как мы знаем, не всякое научное исследование гуманно. На фоне грядущих масштабных опытов упомяну о такой мелочи как снятый дефенсор, со всеми вытекающими последствиями. Итак, что выбрать: подтверждение первоначальной гипотезы об ударной волне или новый виток изучения возможностей Игрека и четыре потерянных студенческих единицы, не говоря о цепочке лиц, участвовавших в афере с обучением "слепой" в нашем ВУЗе?

— Генрих Генрихович, напоминание о последствиях снятого дефенсора есть шантаж, — ответил недовольно профессор. — Взывая к гуманности, вы пытаетесь вызвать снисхождение к людям, сознательно совершившим противозаконную махинацию. А ведь в их число вовлечены и вы.

— Согласен, что присутствует личный мотив, — признал Стопятнадцатый. — Но также присутствует и моя вина. Благодаря мне девушка пошла не тем путем, и благодаря счастливой случайности ее не растерзал ваш дружелюбный Игрек.

— Напоминаю, что, проголосовав, мы будем придерживаться выбранной линии перед первым отделом, пока дело не закроют, — сказала Евстигнева Ромельевна, постукивая пером по столу.

В итоге присутствующие сделали выбор, причем статус "воздержался" исключался негласными правилами. Двумя голосами против одного было решено сконцентрировать внимание на горне. Профессору Вулфу рекомендовали регулярно осматривать студентку Папену на предмет эмоциональной неустойчивости или иных видимых отклонений в состоянии здоровья.

Это могла быть 27 глава

На редкость сладкий и крепкий сон прервался громким стуком в дверь. Спросонья мне показалось, что стоявший в коридоре тарабанил двумя руками и между делом подпрыгивал, добавляя ногами. За окном рассвело, поэтому сонные глазки, щурясь, разглядели силуэт комендантши, загородившей проем.

— Хватит, звезда моя, бока наминать. Кто рано встает, того весь день подгоняет удача.

Я зевнула во всю ширь. Моя удача убежала, задрав хвост, еще при рождении.

— Тебя вызывают в администрацию, звезда моя, — сообщила важно тетка и добавила для непонятливых: — В институтскую.

— Зачем? — Еще шире зевнула я и потянулась. Тут до меня дошел смысл слов, и повторный вопрос задался бодренько и с затаенным страхом: — Зачем вызывают? Сегодня же воскресенье. Институт не работает.

— Еще как работает, — сказала многозначительно комендантша и, вытащив из кармана замусоленного халата обрывок бумажки, зачитала с выражением: — "Папене Эве Карловне явиться в деканат до одиннадцати ноль-ноль". Сам позвонил и велел срочно передать телефонограмму.

— Кто "сам"? — спросила я машинально, а в голове завертелись колесики. Если институт открыт в выходной день, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее. Неужели из-за меня? Приду, а там дожидается краснощекий дознаватель Бобылев и разрабатывает связки механическим "ха. ха. ха. ха".

— Который сам, — сказала тетка со значением в голосе. — Давай ноги в руки и бегом к начальству.

После чего удалилась, перекатывая громадные арбузные половинки, обтянутые жеваным халатом.

На улице наступила оттепель, которую принес заблудившийся южный ветер. Снег чавкал под сапогами, на белесо-голубом небе стремительно неслись перьевые облака, набегая легкими тенями, и отчего создавалась непонятность: то ли сегодня солнечный день, то ли пасмурный.

Зайдя в холл, я поняла, почему институт внепланово работал в воскресенье. Его украшали к предстоящему празднику.

В центре зала, освещенного прожекторами, возвышалась громоздкое механическое сооружение, по которому проворно лазили несколько человек и устанавливали новую люстру. Внизу стояли двое мужчин в рабочих комбинезонах и давали умные советы — как держать, как крепить, как закручивать. Лучше бы взяли да показали, чем тренировать мышцы языка.

Покружив по холлу, я полюбовалась гирляндами разноцветных перемигивающихся фонариков, обвивших зеркала и арочные входы. Святой Списуил красовался с бородой из белой мочалки и в красном цилиндре, державшемся на честном слове. Даже прячущегося в полумраке Монтеморта не забыли. На его толстой как секвойя шее красовался черный галстук-бабочка. Но псина почему-то не испытывала удовольствия по поводу приобщения к атмосфере праздничного веселья и настороженно наблюдала из угла за возней в центре зала.

По пути в деканат я любовалась свисавшими с потолков пушистыми еловыми ветвями, увешанными игрушками и мишурой. На стенах кружила искусно нарисованная метель, а каждая дверь на административном этаже украсилась новогодней бутафорией. Иллюзии выглядели реалистичными и рождали в душе праздничный настрой и нетерпеливое ожидание светлой новогодней сказки. Лишь деканат факультета нематериалки ущербно выделялся одинокой снежинкой, вырезанной из бумажной салфетки и приляпанной к двери на кусочке пластилина.

Миновав неосвещенную и неукрашенную приемную, я с замиранием сердца постучалась в дверь деканского кабинета.

— Входите, Эва Карловна, — крикнул зычно Стопятнадцатый.

В отличие от принаряженного института, в кабинете декана царил аскетизм и витал яростный дух учебы, словно декан вывесил перед входом незримый указатель "запрещено" для предновогодней эйфории. Вместо праздничных украшений в помещении добавилось несколько столбиков с книжками, и стало еще теснее.

Кроме хозяина в неизменном костюме-тройке, иных личностей в помещении я не углядела и поэтому вздохнула с облегчением.

— Присаживайтесь, — указал декан на единственное протертое до дыр кресло. Сев, я чуть не свалилась, потеряв равновесие. Видимо, предыдущий посетитель доломал седалище, и теперь оно пребывало в состоянии клинической смерти. Но Стопятнадцатый не обращал внимания на земные мелочи в виде ущербных кресел. Его манил стол, заваленный бумагами и стопками раскрытых книг. Между штабелями макулатуры ютилась прозрачная желтоватая стела с полки, обычно соседствовавшая с любимым зеркалом декана.

— Что ж, не будем медлить, — сказал Генрих Генрихович. — Вчера вечером стали известны окончательные результаты обследования Касторского, Болотова и Крестовича. Быстро и оперативно.

Я застыла, чувствуя, как стучит пульс в висках.

— У пострадавших полностью отсутствует память. Вместо нее чистый лист, на котором придется рисовать заново, — вздохнул Стопятнадцатый. — Пока неизвестно, сохранится ли у юношей способность осязать вис-волны.

— Неужели вся беда произошла из-за горна? — выдохнула я потрясенно.

— Да, — констатировал мужчина. — После встречи с вами студенты раздухарились и вообразили, что им не хватает острых ощущений. Они спустились в подвал, где и попали под ударную волну. В результате получили сильнейшую контузию.

— Но как вы узнали?

— Восстановили картину события, — пояснил декан.

Значит, приглашали умельцев, которые, как Аффа, видят прошлое. Об этом я и поинтересовалась у Стопятнадцатого.