Предновогодье. Внутренние связи (СИ) - Хол Блэки

— Привлечение специалистов по элементарной висорике не имеет смысла. Суть в том, что при строительстве института подвалы окружили защитным щитом наподобие дефенсора. Поэтому прочитать тайны наших подземелий не представляется возможным, — пошутил мужчина с иронией. — Театр абсурда: море секретов, и один противоречит другому. Не мы их установили, однако нам им следовать. Поэтому выводы сделаны путем логических умозаключений.

— А когда контузия пройдет, Касторский вспомнит?

— Вы не поняли, Эва Карловна. Пропавшие студенты будут заново учиться ходить на горшок и держать ложку в руке, заново читать по слогам. При удачном исходе память перепишется полностью.

Я уставилась на декана пораженно:

— То есть? Неужели они стали растениями?

— Не совсем. Мозг пострадавших активен, а значит, есть надежда на восстановление мыслительных процессов. Но гарантирую стопроцентно, что юноши о вас не вспомнят.

Невероятно! Запретное приключение обернулось катастрофическими последствиями.

— А родители парней? Отец Касторского?

— Потрясены, конечно. Для них это большой удар. Однако правила есть правила, студенты их нарушили, и даже Касторский-старший не в силах повлиять на выводы комиссии по расследованию.

Я покусала губу:

— Не знаю, радоваться или нет. Если бы отец не перевел меня в институт, я не встретилась бы с Касторским, не вызвала его неприязнь, не столкнулась с ним позавчера вечером. Глядишь, он поехал бы спокойно домой, вместо того, чтобы… — замялась, подбирая слова, — снимать с меня дефенсор. И ему не взбрело бы в голову спуститься в подвалы.

— В вашем умозаключении много условий, Эва Карловна, а, как известно, каждое "если" понижает вероятность события в несколько раз. Поэтому не стоит винить себя в случившемся. Также советую не афишировать имевший место конфликт. При желании можете оставить угрызения совести для мемуаров, а сейчас нас ждут насущные дела. Ваше трудоустройство.

Я уставилась на Стопятнадцатого словно на чудо наяву. Наверное, у меня глаза стали такими же большими и круглыми как окно в деканском кабинете.

— Почему? — ляпнула, а потом исправилась: — В смысле, куда? То есть зачем?

— В штатном расписании института есть вакантная должность младшего помощника архивариуса. Она вакантна продолжительное время из-за…эээ… незначительного размера заработной платы. Поскольку вы студентка, предлагаю четверть ставки, чтобы совмещать работу и учебу. Два часа ежедневно, пять дней в неделю будете направлять руки и голову на усреднение, каталогизацию и разбор архивных завалов. Подробнее об обязанностях сотрудника архивного отдела прочтёте в памятке.

Я внимала Стопятнадцатому с ошалевшими мыслями. Вот она, подработка, сама идет в руки, вернее, ее подсовывает ненаглядный декан, с которого давно пора сдувать пылинки, холить и лелеять. Но потяну ли нагрузку?

Видя мое замешательство, мужчина начал выдвигать аргументы, вдавливая в расшатанное кресло их весомостью:

— Во-первых, Эва Карловна, вам не придется ехать в другой конец города. Выйдете из библиотеки и побежите отрабатывать свои два часа. Во-вторых, для работы в архиве не требуются особый ум и таланты. В-третьих, деньги не будут лишними. В-четвертых, статус сотрудника института дает кое-какие льготы. Ну, как?

— Не могу сориентироваться, — выдавила я, опешив. — Как успевать и учиться, и работать?

— А куда деваться, милочка? — улыбнулся декан. — Придется выкручиваться. Сессию сдавать надо, но и безденежье поджимает.

— Поджимает.

— Десять висоров еженедельно, — сказал Стопятнадцатый и сощурился, проверяя, куплюсь ли на эту сумму или побрезгую. — Аванс в день трудоустройства.

Услышав о причитающемся вознаграждении, я подскочила от радости и едва не кинулась к декану на шею, но сдержалась и усидела чинно и благородно, как подобает будущему сотруднику института. Меня хватило ненадолго и через пару секунд прорвало:

— Да! Да! Да! Согласна!

— Отлично! — улыбнулся Генрих Генрихович. — Знал, что не подведете. Почитайте пока памятку.

Порывшись в ящике стола, Стопятнадцатый протянул небольшой буклетик. Схватив его, я принялась с жадностью изучать. Десять висоров на дороге не валяются. Потребуется — затянем пояс потуже. Нам не привыкать, выкарабкаемся.

В памятке сообщалось, что меня, как неполноценного сотрудника, не обеспечат щитом неприкосновенности. Зато поставят укол типуна под язык в виде облегченной версии обета молчания. Еще младшему помощнику архивариуса полагались льготы: богатства библиотеки по своему усмотрению, правда, в пределах института, и питание в отдельной столовой. Вторая привилегия мне не светила, зато первая понравилась. Хоть какое-то облегчение. Буду читать на большом перерыве и во время перемен.

— Генрих Генрихович, а почему учебники по висорике нельзя продавать в обычных магазинах? Куда проще — пошел, купил и сиди, учи дома.

— Видите ли, милочка, в любом запрете есть смысл, по крайней мере, его вкладывают устроители запрета. Если висорической литературой будут торговать в каждой лавке, то любой невидящий сможет купить, изучить и воспользоваться знаниями. И неизвестно, во благо или во вред обществу.

— Зачем им нужно? Слепые не видят волн!

— Вы тоже не видите, Эва Карловна, но многое знаете и кое-что умеете, не так ли? — сказал мягко декан, и я потупилась. — Для того чтобы поднять недовольство или бунт, необязательно уметь использовать вис-волны. Можно обратить полученные знания против существующего режима. Когда в кодекс о преступлениях ввели пункт об уголовной ответственности за незаконную продажу и хранение книг по висорике, один мой друг сказал: "Правильное решение. Нельзя, чтобы враги узнали наши тайны". Поэтому литература по этой науке сконцентрирована в определенных местах, защищена от копирования, подлежит строгому учету, и доступ к ней ограничен. А мой друг перестал быть таковым.

Я помолчала. Неприятно знать, что тебя опасаются и заведомо считают предателем, огораживаясь запретами.

— А как быть с семейными библиотеками? Помню, у тетки в гостиной стоял шкаф с книгами.

— Не в любой семье найдется литература по висорике. Каждая книга имеет фамильный оттиск и зарегистрирована в реестре, который ведет Первый департамент. Владелец несет личную ответственность за сохранность, а регистраторы первого отдела делают плановые выезды, проверяя наличие и должное состояние книг.

Я вздохнула. Все же абсурдно думать, что не видящие могут представлять угрозу.

Стопятнадцатый прервал невеселые размышления:

— Жду вас, милочка, в понедельник с утра. Отсюда и начнете оформление. Прежде чем побежите решать задачи, сообщу две новости, а вы обдумайте и в будущем распланируйте распорядок дня, чтобы хватило времени. Во-первых, помня вашу просьбу, я поговорил с Ромашевичевским. Он согласен принять вас на практические занятия по снадобьям, но на общих основаниях. Придется вклиниться в основной поток накануне сессии и сдавать экзамены наравне со всеми. Устроит такой расклад дел?

Поколебавшись, я кивнула. Теория и практика снадобий усваивалась мной лучше, чем остальные предметы, вместе взятые.

— Прекрасно. Искренне надеюсь, что у вас сложатся отношения с Максимилианом Эммануиловичем, — пожелал декан. — Он человек сложного характера, но яркого ума.

Ну, да, складывать и раскладывать отношения у меня получается божественно.

— Также вам придется наведываться в лабораторию к профессору Вулфу.

— Зачем? — воскликнула я, не дав Стопятнадцатому договорить.

— Поверьте, милочка, визиты к Альрику ничем не угрожают, — начал успокаивать мужчина. — Обговорите с профессором периодичность осмотров. Не думаю, что они займут много времени и будут чаще двух-трех раз в неделю.

— Это из-за моих анализов? — спросила я с запинкой, страшась услышать правду.

— Да, с анализами не всё ладно, — подтвердил декан, — но не смертельно. Жить будете. Милочка, не делайте испуганное лицо, а то мне тоже становится страшно.