Второе открытие Америки - Александр Гумбольдт

Между 4 и 8° северной широты Ориноко не только отделяет огромные леса Парима от голых саванн на берегах Апуре, Меты и Гуавьяре, но служит также границей между племенами с очень различными нравами. На западе в безлесных равнинах бродят гуаибо, чирикоа и гуамо – гордые своей дикой независимостью, грязные, отвратительные племена, которых трудно сделать оседлыми, приучить к регулярной работе.

Испанские миссионеры очень удачно характеризуют их, называя Indios andantes (индейцы, которые постоянно двигаются, индейцы-бродяги). На востоке от Ориноко, между расположенными поблизости друг от друга истоками Кауры, Катаниапо и Вентуари, живут маку, салиба, курасикана, парека и макиритаре – племена кроткие, спокойные, любящие земледелие, легко подчиняющиеся дисциплине миссий.

Равнинные индейцы отличаются от лесных индейцев языком, а также нравами и умственными способностями; язык и тех и других изобилует яркими и смелыми оборотами, но у первых речь более грубая, более лаконичная и более страстная, а у вторых она более мягкая, более многословная, изобилует иносказаниями.

В миссии Атурес, как и в большей части миссий на Ориноко, расположенных между устьями Апуре и Атабапо, живут одновременно обе группы описанных нами народностей; там вы встречаете и лесных индейцев, и бывших бродячих индейцев (Indios monteros и Indios llaneros, или andantes).

Вместе с миссионерами мы посетили хижины маку, называемых испанцами пираоа, и хижины гуаибо. В первых мы обнаружили больше порядка, большую чистоту и зажиточность. Rochelas, то есть постоянные поселения независимых маку (мне не хотелось бы называть их дикими), находятся на расстоянии двух-трех дней пути к востоку от Атурес, в стороне истоков небольшой реки Катаниапо.

Независимые маку очень многочисленны; как и большая часть лесных индейцев, они возделывают не маис, а маниок, и живут в полном согласии с индейцами-христианами из миссии. Это согласие было установлено и мудро поддерживается францисканским монахом Бернардо Сеа. Алькад обращенных в христианство маку с разрешения миссионера ежегодно покидает на несколько месяцев деревню Атурес и живет на принадлежащих ему плантациях в лесу около деревушки независимых маку.

В результате мирного общения многие Indios monteros недавно поселились в миссии. Они настойчиво просили, чтобы им дали ножи, рыболовные крючки и бусы из цветного стекла, которые, несмотря на прямое запрещение монахов, носят не как ожерелье, а как украшение гуаюко[148].

Получив желаемое, они вернулись в леса, так как им наскучил режим миссий. Эпидемические лихорадки, свирепствующие в начале периода дождей, много способствовали их неожиданному бегству. В 1799 году наблюдалась очень большая смертность в Каричане, на берегах Меты и близ Raudal Атурес.

Лесной индеец начинает чувствовать отвращение к жизни цивилизованных людей, как только в его семье, обосновавшейся в миссии, случится даже не несчастье, а лишь какое-нибудь неприятное и неожиданное событие. Некоторые из новообращенных индейцев навсегда покидали христианские поселения из-за сильной засухи, как будто это бедствие не поразило бы и их плантаций, если бы они сохранили свою первоначальную независимость!

Я не знаю, насколько правильно распространенное в миссиях на Ориноко мнение, что соседство голых камней, в особенности скал, покрытых корой из углерода, окисей железа и марганца, вредно для здоровья. В жарком поясе еще больше, чем где бы то ни было, жители совершенно произвольно расширяют круг болезнетворных влияний.

Там боятся спать на открытом воздухе, когда лицо освещено полной луной, думают также, что опасно лежать на граните поблизости от реки, и приводят множество примеров того, как люди, проведя ночь на этих черных и голых скалах, просыпались утром в сильном приступе лихорадки.

Не придавая особой веры таким утверждениям миссионеров и индейцев, мы все же избегали laxas negras и ложились спать на белом береговом песке, если не оказывалось дерева, к которому можно было бы подвесить гамаки.

Среди причин уменьшения населения близ Raudales я не упомянул оспы – болезни, которая в других районах Америки произвела такие жестокие опустошения, что охваченные ужасом индейцы сожгли свои хижины, убили детей и отказались от всякого общения друг с другом.

Этот бич на берегах Верхнего Ориноко почти неизвестен; и если бы болезнь туда проникла, можно надеяться, что ее последствия немедленно были бы сведены на нет вакциной, благотворное действие которой повседневно ощущается на побережье Терра-Фирмы.

Обезлюдение христианских поселений происходит из-за отвращения, внушаемого индейцам режимом миссий, из-за нездорового климата, одновременно жаркого и влажного, из-за плохой пищи, недостаточного ухода за больными детьми и преступного обычая женщин предотвращать беременность путем применения ядовитых трав. Среди варварских племен Гвианы, как и среди полуцивилизованных жителей островов Южного моря, многие молодые женщины не хотят быть матерями.

Если у них есть дети, последним грозят не только опасности, связанные с диким образом жизни, но и другие опасности, порождаемые самыми странными общераспространенными предрассудками. Если рождаются братья-близнецы, то ложное представление о приличии и о чести семьи требует, чтобы одного из них умертвили. «Произвести на свет близнецов – это значит стать всеобщим посмешищем, это значит быть похожим на крыс, двуутробок, самых гадких животных, мечущих зараз много детенышей».

Больше того: «Два ребенка, рожденные женщиной одновременно, не могут быть от одного отца». Такова физиологическая аксиома индейцев салиба; и во всех климатических поясах, на различных стадиях развития общества мы видим, что когда какая-нибудь аксиома становится достоянием народных масс, они держатся за нее крепче, чем образованные люди, которые впервые выдвинули ее.

Чтобы не нарушать семейного покоя, старые родители матери или муре-япоикнеи (повитухи) берут на себя уничтожение одного из близнецов. Если ребенок, не близнец, рождается с каким-нибудь физическим уродством, отец сразу убивает его. Индейцы хотят иметь лишь хорошо сложенных, крепких детей, так как уродства свидетельствуют о каком-то влиянии злого духа молокуиамо или птицы Тикитики, врага человеческого рода.

Иногда та же участь постигает очень слабых детей. Если вы спросите отца, что случилось с одним из его сыновей, он начинает притворно уверять, будто тот погиб естественной смертью. Он не признается в поступке, который, по его мнению, предосудителен, но не преступен. «Бедный муре[149], – скажет он вам, – не мог поспевать за нами; все время приходилось его ждать; больше мы его не видели, он не пришел спать туда, где мы остановились на ночь».