Мифы Старого и Нового Света = Из Старого в Новый Свет: Мифы народов мира - Юрий Берёзкин

Участники «спора о времени» у алтайцев и хакасов обсуждают, подобно героям мифов индейцев Америки, сколько в определенном отрезке времени должно быть более мелких единиц. В казахских и якутских версиях эта деталь отсутствует, но основной мотив спора остается.

[Казахи] Плеяды состояли из двенадцати звезд, была вечная зима. Животные решили их изловить, погнались за ними. Лошадь поймала четыре звезды, затоптала, верблюд — две. Шесть звезд попали под копыта коровы, но из-за их раздвоенности выскользнули и спаслись. Поэтому в зиме шесть месяцев. Рассерженным животным корова ответила, что лучше ходить на трескучем морозе, чем по жаре. Коровы не боятся мороза.

[Якуты] Создав мир, Юрунг Айыы Тойон спросил человека, хотел бы он долгую зиму или долгое лето, тот предоставил право выбора Жеребцу и Быку. Бык пожелал длинную зиму, так как летом у него мокнет нос. Жеребец за это лягнул Быка, вышибив ему все передние зубы. В ответ Бык боднул Жеребца, проткнув ему желчный пузырь. С тех пор зима длиннее лета, у рогатого скота нет передних зубов, а у лошади — желчи.

Центром концентрации евразийских вариантов «спора о времени» в любом случае остается саяно-алтайский регион. То, что именно там находилась прародина по крайней мере части предков индейцев, предполагается и на основе данных антропологии и археологии. Однако еще более глубокие корни рассматриваемого мифологического мотива могли все же находиться не в Южной Сибири — Центральной Азии, а дальше на юг и ближе к Тихому океану. Генетический след сибирских народов в конечном счете тоже уводит туда. Южноазиатско-океанийские параллели не столь специфичны, как те, что связывают Саяно-Алтай с Северной Америкой и Северную Америку с Патагонией. Однако ни в Африке, ни на западе Евразии подобный сюжет вообще никак не прослеживается. Вполне допустимо поэтому, что все мифы на рассматриваемый сюжет имеют один-единственный прототип.

[Лхота (тибето-бирманцы Северо-Восточной Индии; похожий вариант у ао). Птицы собираются, чтобы решить, как день станет чередоваться с ночью. Совка хочет десять дней тьмы, затем девять дней света. Возмущенные птицы бьют ее по голове, теперь она у нее плоская. Трясогузка хочет, чтобы тьма и свет чередовались каждый день. Птицы согласны, тюкают в знак признательности ее клювами со всех сторон, теперь Трясогузка маленькая.

[Восточный Тимор (восток Индонезии)] Птицы спорят, должны ли ночь и день чередоваться или сперва пусть полгода ночь, затем полгода день. Дикий голубь хочет длинную ночь (можно полгода спать и не есть), птичка Какоак — чтобы день и ночь чередовались. Голубь бьет ее головней по макушке, след остался. Какоак в ответ бросил в Голубя золу, тот стал сизым. Теперь какоак первым поет на рассвете.

[Пентекост (остров в архипелаге Новых Гебрид, Меланезия)] Тагар посадил кожуру ямса, Суке — сердцевину. Тагар хотел, чтобы люди умирали на пять дней и воскресали, Суке — чтобы умирали навечно. Суке хотел, чтобы на шесть ночей приходился лишь один день, Тагар сделал день и ночь одинаковыми.

Мифология мир-системы

Эпохальную динамику распространения мифологических мотивов невозможно понять, не привлекая данных со всего мира. Как бы далеко друг от друга не были сделаны записи, они рано или поздно складываются в осмысленную картину, помогающую узнать что-то новое об отдаленном прошлом человечества.

Однако те люди, которые на протяжении десятков тысяч лет передавали мифы из уст в уста, о глобальных процессах ничего, конечно, не знали. Мир каждого подобного коллектива был невелик. Ядро его составляла территория поперечником пару десятков километров, где были знакомы каждый камень и каждый куст. Дальше километров на пятьдесят или сто, редко двести, тянулись земли, о которых было известно хотя бы то, что они существуют. Они были либо необитаемы в силу суровых природных условий, либо населены чужаками или просто врагами. Еще дальше шел мифический мир, где можно было встретить поднявшегося из вод человека-солнце или столкнуться с карликами, которые воюют с перелетными птицами.

При ничтожной демографической плотности, разнообразии языков и ограниченности межгрупповых контактов передача мифов от поколения к поколению происходила гораздо интенсивнее, чем обмен мифами между общинами. Это значит, что конкуренция мотивов за «выживание», отбор наиболее интересных и запоминающихся вариантов тоже проходили в узких, почти замкнутых рамках маленьких коллективов. Территориальная экспансия мифологических мотивов должна была в основном совпадать с экспансией их носителей. Сами по себе, от одной общины к другой, мифы распространялись медленно. За это время в первоначальном сюжете успевали накапливаться изменения, так что разнообразие сохранялось. Именно поэтому различные по составу мотивов традиции дожили до недавнего времени.

Ситуация изменилась после образования сложных обществ. Точнее речь идет не об обществах как таковых, а о той сети связей между ними, которая получила название «мир-системы». К середине 1-го тысячелетия до н. э. сеть сложных обществ охватила Евразию от Средиземноморья до Индии и Китая. За счет развития земледелия и скотоводства и все более интенсивного и далекого обмена продуктами и изобретениями плотность населения в центрах цивилизаций выросла в десятки раз по сравнению с той, которая была несколькими тысячелетиями раньше. От Атлантики до Индийского и Тихого океанов зона, охваченная государственными образованиями, стала почти сплошной. Слабо заселенные области между цивилизациями тоже вошли в общую систему — по ним пролегли торговые пути. По мере развития дальних культурных связей, постепенного превращения нуклеарной Евразии в единый хозяйственный организм, преимущество должны были получать такие фольклорные формы, которые были предельно свободны от культурной и природной специфики, легки для запоминания и пригодны для воспроизведения в разнокультурной среде. Кризис III–VII веков н. э. (падение Рима и Ханьской империи, разрушительные движения кочевников по Великой Степи) не прервал эти процессы, а скорее усилил их.

Вероятно, именно в это время (для западного мира — Поздняя древность и раннее Средневековье, для Китая — период от Хань до Тан) возникла и стала распространяться, подобно степному пожару, волшебная сказка. Рассмотренные выше сюжетные параллели между евразийской волшебной сказкой и повествованиями североамериканских индейцев показывают, что некоторые использованные в сказках мотивы должны были появиться многие тысячелетия назад — еще до того, как прекратились значительные миграции из Азии в Новый Свет. Характерные для позднейших сказок цепочки эпизодов встречаются в Ветхом Завете (история Иосифа Прекрасного, например) и в античной литературе (роман Лонга «Дафнис и Хлоя»). Однако волшебная сказка — это не просто набор некоторого числа стандартных сюжетообразующих мотивов и стилистических клише, но и новый «суперсюжет». Повествование начинается отправлением героя в путешествие и заканчивается его свадьбой. По причине, которую должны исследовать скорее психологи, чем антропологи, именно этот сюжет оказался идеальным для запоминания и воспроизведения. И как только подобная идеальная форма возникла, она стала многократно копироваться, вытесняя и ассимилируя своих конкурентов. Ничего более совершенного в своем роде не создано до сих пор. Американский вестерн — это та же волшебная сказка, лишенная заведомой фантастики.

Когда и где именно возник данный суперсюжет, мы не знаем. Автор книги не ставит перед собой задачу исследовать происхождение сказки — для этого он просто не обладает достаточной квалификацией. На что хотелось бы обратить внимание, так это на необходимость решать эту проблему не только в рамках фольклористики, но и на конкретном историческом фоне. Если распространение волшебной сказки было следствием формирования «мир-системы», то в ту же эпоху (примерно две тысячи лет назад) по трансъевразийской коммуникативной сети могли начать двигаться и другие — не сказочные, а собственно мифологические — образы и сюжеты. Варианты подобных сюжетов оторвались от породивших их традиций и зажили собственной жизнью. В это же время (и в конечном счете, по той же причине) в Евразии и Северной Африке распространяются и мировые религии. В результате параллельного распространения мировых религий и диффузии образов и сюжетов разного происхождения возникли «народное христианство», «народный ислам» и «народный буддизм».

К числу широко распространенных в Евразии повествований, вызывающих ассоциации то ли с христианством, то ли с зороастризмом, относится история испорченного творения и собаки-предательницы. Обычный вариант сюжета таков.