На троне в Блабоне - Войцех Жукровский

Лицо одержимого скривилось в горькой усмешке.

— Немало ты просишь, — засмеялся он, — дерзновенный! Но пусть будет так, пусть исполнится… Я дам тебе частицу своего совершенства!

Из глубины храма выбегали другие монахи в распахнутых на груди халатах: трепеща на бегу рукавами, вклинивались прыжками в молящуюся толпу. Хлестали, словно бичом, толстыми четками, валили наземь пинками, рычали, как тигры.

— Я, заключенный в смертную оболочку, не откажусь, конечно, ради тебя от удовольствия, какое мне дано испытать, разбивая это бренное тело о городские стены… Однако все, что исторгнуто из моей утробы, является мною и потому совершенно… Прими это в себя! На! Жри!

Монах вырвал у ближайшего нищего миску из скорлупы кокосового ореха, сунул под халат и передал ее юноше полную плавучего кала.

— Вот исполнение твоих желаний! Вот все твои надежды! Лакай! — рявкнул он, сунув миску в протянутые с мольбой руки.

И помчался по ступеням, словно уносимый бурей, покатился, падая, вниз по кривым улочкам города, отскакивая от глиняных стен домов.

Чень Ю схватил миску, погрузил в экскременты пальцы правой руки, поднес к губам. Смрад.

Исступленный хохот одержимого гудел внизу. Горькое чувство разочарования, отвращение овладели юношей. Содрогнулось его нутро. Он отбросил миску, обрызгав жижей каменные ступени.

Но, катясь, она засверкала в первых лучах солнца, как позолоченная. Юноша посмотрел на руку, пальцы его светились. Что это, испытание веры, что ли?

В задумчивости спустился он в город.

Не прошло и года, как все его желания сбылись. Демоны одаряют нас, чтоб показать, сколь ничтожны наши просьбы. Их милость оборачивается против нас.

Чень Ю отдавал шепотом приказы, и всемогущие подчинялись ему. Наложив руку на темя, он пригибал головы военачальников, над их согнутыми шеями взмахивал лезвием, а в карманах у него бренчало множество серебряных денежек. Он стал самым знаменитым не только в городе, но и во всей провинции Гуйчжоу парикмахером.

Достаточно было одного движения руки. Какое там руки, всего лишь трех пальцев: большого, указательного и среднего, которые он окунул в совершенство.

Перевод С.Свяцкого

СЧАСТЛИВАЯ СЕМЬЯ

В Багдаде, в царствование халифа Ахмада ибн Навадира, на городской окраине жил бедный поденщик Ахмад Талиб. Он снимал каморку в узеньком переулке неподалеку от канала с городскими нечистотами. Они-то и давали ему возможность удобрять грядку, которую возделывала его тихая жена Фатьма. Рано утром Ахмад шел на базар и подряжался носить корзины и мешки с сушеным инжиром. Он возвращался в сумерки, приветствуя сидящих на порогах домов соседей, дружески отзываясь на веселый оклик девушек, таившихся за оградами крыш.

Все знали и любили его, всем было известно: человек он услужливый и, нуждаясь в деньгах, всегда согласится на предложенную ему тяжелую работу. Любой сосед готов был присягнуть, что до тонкостей знает жизнь Ахмада и может головой поручиться за его порядочность.

А между тем по ночам, с молчаливого согласия Фатьмы, Ахмад выскальзывал из каморки — походка у него была вкрадчивая и осторожная, как у шакала. Одним прыжком он перемахивал через мерцающую полосу лунного света и растворялся в тени. Казалось, ему помогали укрываться стены и деревья, шорох веток заглушал дыхание.

Ахмад был вором. Так распорядилось провидение.

Так определили звезды, под которыми он родился, так предрешили люди, которые оскорбляли его при свете солнца, презирая за бедность.

Жена примирилась с ночной профессией мужа и бодрствовала, с трепетом ожидая легкого скрипа двери и бряцания брошенного в угол мешка — знак того, что ему сопутствовала удача. Она давно поняла: чтобы стать вором, так же как и муллой, надо иметь призвание, и, следовательно, Тот, Кто Никогда Не Спит, благоприятствует ночному промыслу мужа.

Ахмад Талиб был справедливым вором, нередко он упрекал себя за то, что подчиняется велению сердца, а не разума. Он никогда не протягивал руку к монетке бедняка, спавшего под стеной, хотя та светилась, подобно кошачьему глазу, между разжатыми пальцами; ни за что на свете не опустошил бы он тарелки слепца, не вынес бы из дома покойника подсвечников, хотя это так просто: выскользнуть вместе с толпой скорбящих. Случалось, оставаясь почти без добычи, он подбрасывал плачущей вдове только что похищенный кошелек.

Зато Ахмад не церемонился с богатеями, которым носил с базара плоды и овощи. Порой ему приходилось долго ждать оплаты, и тогда он запоминал во всех подробностях расположение двора, оценивал сундуки, знакомился с замками, и они покорялись ему ночью, как истинному хозяину.

У него было несколько правил, суливших ему безнаказанность. Он не признавал сообщников, хранил тайну и никогда до истечения года не продавал украденных драгоценностей. Он осторожно извлекал каменья из оправы, а серебро и золото расплющивал ударами молотка. И тогда в случае надобности можно было сказать: драгоценность валялась в дорожной пыли, затоптанная по воле Аллаха верблюдами и покореженная колесами арбы.

Дерзкие кражи встревожили визиря, и он приказал усилить бдительность и утроить караулы. Многих воров, которые были не столь осмотрительны, как Талиб, а порой и бедняков, сочтенных правосудием ворами, схватили и обезглавили.

В те дни Аллах благословил Ахмада, и Фатьма родила сына. Пригласили благочестивого старца, метнувшего на разглаженный ладонью песок пригоршню камней и разноцветных зерен.

— Тебе предстоит радоваться и скорбеть, Ахмад.

Родился сын, который будет и твоей гордостью, и твоим палачом. Однако любовь скует вас крепче любой цепи. Хоть ты и не будешь учить сына, он без тебя освоит твои уроки. Эти мои слова, сегодня, может, не вполне понятные, обернутся завтра его судьбой.

Ахмад одарил старца и задумался над пророчеством. Фатьма умоляла мужа не думать больше о богатстве и отказаться от ночных похождений. Ахмад пересчитал свои драхмы, и вдвоем они убедились, что на жизнь для троих скопленного серебра недостанет. Поддавшись уговорам жены, решив заняться честным заработком, Ахмад нанялся погонщиком ослов и двинулся с караваном богатого купца в далекую Индию. Через три года он рассчитывал вернуться, надеясь, что хозяин щедро вознаградит его.

Он ушел, провожаемый всей улицей, нагруженный скромными подарками и напутствуемый благословением подобных ему бедняков.

Смоковницы давали Фатьме свой урожай, грядки у стены приносили плоды, помогали соседи. Мальчик рос веселый и здоровый. Минули три года, но муж не возвращался. Тщетно выспрашивала Фатьма проводников и купцов, путешествующих по дальним странам. Они рассказывали ей о грозных ущельях, кишащих разбойниками, о корыстолюбивых ханах, о лавинах и бурных реках, о вампирах и о красоте индийских женщин, под чьими танцующими стопами подрагивает от вожделения земля. Одни уверяли, что мужа, по всей вероятности, ограбили и убили, ибо в долинах вместо камней виднеются выбеленные солнцем человеческие черепа, другие, прикладывая в знак правдивости сведенные воедино пальцы ко лбу, к губам и к сердцу, нашептывали, что он, несомненно, забыл о жене, поселился в чужом краю и женился на красавице.