На троне в Блабоне - Войцех Жукровский

Отец выслушал со вниманием этот дерзкий план и вполголоса сказал:

— Вовремя я вернулся, сын мой, это будет и твое и мое последнее дело, поклянемся в том Аллаху и пойдем вместе! Слишком я тебя люблю, чтобы отпустить одного.

И тут они договорились, как все устроить. Фатьма притворится, что живет, как прежде, в одиночестве, скажет соседям, что незнакомец привез вести о муже, который поселился в далекой Индии, забыв и бросив ее.

Ахмад через год после ограбления дворца вернется домой. Али же следует, как и прежде, подрабатывать услугами, а к сокровищам он притронется не раньше дня своей свадьбы.

Ночью они тихо спустились в булькающую воду и, вынув ржавый прут, проникли в черный зев канала, словно в отверстую пасть дракона. Сток становился все уже, они взбирались, с трудом переводя дыхание, казалось, пробужденные злым заклятием замшелые мокрые камни сжимают им ребра, стремясь превратить их в кровавую жижу. Но вот уже мальчик коснулся вытянутой рукой точенной из белого мрамора решетки, толкнул ее, и она подалась. Он выполз на теплые еще от дневного солнца плиты двора.

Прислушался. Тишина. Кругом под сводами галерей стояли накрытые для пиршества столы, пахло жареным мясом и розовым маслом, которым покропили сласти. В плетенных из серебряной проволоки корзинах благоухали изысканные фрукты, виноград и гранаты, финики и абрикосы.

Он помог отцу выкарабкаться из узкого хода, велел залезть под скатерть. Как крыса юркнул Али вдоль стены к спальне визиря. Повременил, пока не пройдет стражник. Потом его вспугнули стоны спящего, который метался на своем ложе. Слуга-евнух сыпанул благовоний на древесные угли, тлевшие на медном подносе. Пришлось подождать, пока слуги вновь не погрузятся в сон. Минул час, прежде чем он начал собирать приготовленные для новобрачной подарки. Думал: "Мать, ты даже и не мечтала, ты даже взглядом не посмела бы коснуться такого чуда… Сегодня ночью я сам повешу на твою шею это ожерелье… Я люблю тебя, мама, и хочу достойно одарить. Моя любовь чище, чем страсть визиря…"

Когда он бесшумно выскользнул во двор, он застал там отца, лакомившегося лучшими кушаньями со свадебного стола.

— Так долго пришлось тебя ждать… Я решил малость перекусить… Прислушивался, а рука невольно тянулась к блюдам, я набил себе брюхо, как сам визирь! — смеясь, рассказывал на обратном пути Ахмад.

Но вскоре в ужасе смолк. Ему не удавалось втиснуться в узкое отверстие хода. Сын, опустившийся меж тем на дно, вернулся и попытался втянуть его вниз. Голова прошла, кое-как пролезли сведенные вместе плечи, но живот накрепко застрял между камнями. Тщетно тужились они. Сыпался гравий, но заклиненное в люке тело Ахмада даже не шелохнулось.

— Сын, — прошептал он. — Поклянись, что исполнишь волю отца! Может, наказ мой покажется тебе жестоким… Но это от чистой любви к тебе, сынок, и к матери!.. Вам двоим надобно выжить. Если меня схватят стражники и если даже я не проболтаюсь на пытке, они пойдут по следам, соседи меня опознают, донесут ради награды… Сын мой, я с радостью пожертвую для вас жизнью, лишь бы обеспечить вам сытую и безопасную жизнь! Послушай меня! Ты отрежешь мне голову и похоронишь ее как подобает. Сокровища спрячешь и не тронешь до самого дня своей свадьбы. Будешь тратить богатство с умом. Береги мать, заботься о ней и люби за нас обоих. Если твоя любовь к ней меньше моей любви к вам обоим, ты погубишь всю семью! Выбирай…

И юный Али, поцеловав отца в губы, одних взмахом кинжала отсек ему голову и унес ее вместе с награбленными сокровищами. В ту же ночь он похоронил ее на кладбище, а сверток с драгоценностями бросил в колодец.

Вернувшись домой, он рассказал обо всем матери, и та содрогнулась, вспомнив о предсказании. Сын умолял ее не впадать в отчаяние, ибо даже слезы могут ее выдать — и тогда это будет стоить жизни им обоим. Обняв мать, он шептал ей о мужестве отца и о любви, которая объединяет их семью.

Утром в городе разошлась весть о грабеже во дворце визиря. Рассказывали, что в канале был найден обезглавленный труп, значит, воры перессорились друг с другом из-за добычи и дошло до кровопролития.

Визирь велел возить останки по улицам города, и все население обязано было в определенный час выйти из домов. Стражники внимательно следили за лицами: не заметят ли в ком замешательства, страха или скорби в связи с утратой близкого человека.

Когда под гром барабанов носилки с останками стали приближаться к их переулочку, мать шепнула, вцепившись в руку сына:

— Отойди от меня, беги, мне не сдержать слез…

И мальчик отошел, забрался вместе с другими мальчишками на высокую крышу соседа — казалось, для того, чтобы получше рассмотреть это странное шествие.

Гудели барабаны. Вздрагивая на доске, обезглавленный труп приближался к воротам своего дома. Когда процессия приблизилась, мальчик, внимательно наблюдавший за матерью, перегнулся вниз и свалился с крыши. Лежа на дороге со сломанной ногой, он громко стонал. Мать с криком бросилась к нему на помощь.

Судьи, стражники и слуги обступили лежащего, но всем было ясно: мать плачет и причитает над сыном, с которым произошел несчастный случай. А соседи поклялись, что это вдова, что ее муж исчез десять лет назад, отправившись с караваном в Индию. И шествие с трупом двинулось дальше.

Сломав себе ногу, сын спас мать. Так взаимная любовь пришла им на помощь.

Соседи сочувствовали им, зная, что незнакомец принес недавно последний привет от мужа. Памятуя о том, что Фатьма овдовела, они помогали ей, пока не выздоровел Али. Когда настало лето, Али извлек сокровища отца и визиря из колодца. Продал один рубин, а остальное зарыл на кладбище, мысленно взывая к отцу, чтоб тот оберегал их общее имущество.

Жили они тихо, ничем особенным не выделяясь среди соседей. Ели скромно, работали не покладая рук. Одно только поражало людей: то была семья, где царила настоящая любовь.

Перевод С. Свяцкого

РОБКИЙ ЖЕНИХ

Бумажный дворец вспыхнул изнутри зловещими языками пламени, потом наклонился, обнажая конструкцию из горящих бамбуковых палочек; нарисованные на его стенах слуги падали в огонь, трепеща как будто бы от страха, и черными хлопьями улетали в небо. Целые пачки банкнотов, позолоченных жаром, корчились, брошенные на раскаленные угли. Сдерживающей рыдания прекрасной Мей Ли казалось, что это багровые руки демонов считают деньги, которыми живые хотят их подкупить. Огонь весело пылал, с хрустом пожирая палочки, мурлыкал, как довольный кот, потрескивая искрами. Начавшую тлеть траву участники траурной церемонии затаптывали сандалиями. Свершилось. Жертва, которая должна была облегчить переход души умершего в Нефритовую Империю, была принята, у отца теперь есть много денег для подкупа стражей и судей ада, он взял с собой дворец и слуг, буйволов и поля. Ему должно быть там хорошо.