Партеногенез (СИ) - Адам Цайт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нам надо ехать к Моранте, — тоном учительницы сказала Рейчел. — У нас тут неподалеку припаркована новая машина. Надо идти, и ехать до следующей гостиницы.
— Опять за руль. Опять трасса. Век воли не видать.
— Я не могу за руль Элизабет, у меня припадки. Я бы с удовольствием тебя сменила, но мне нельзя. Если мы уедем в кювет и разобьем машину, то виновата будешь ты. Мне нельзя за руль.
— Хорошо, хорошо. Пошли уже.
Девушки взяли свои пожитки, и пошли к месту парковки их нового автомобиля. Автомобиль оказался еще более скромный, чем был. Это была Лада девятка, грязно-серого цвета. И даже не новая, а уже пользованная. Рейчел с ругательствами села на неудобное кресло рядом с водительским. Элизабет Вэнс уселась за руль. Мотор чавкнул, что-то прорычал и завелся.
— Российский автопром! — ядовито прошипела Рейчел. — Едем с удовольствием. Криво косо и в канаву.
— Вот сейчас я тебе устрою «в канаву».
— Так, поехали. Нечего задерживаться.
Машина выехала со стоянки и присоединилась к общему потоку.
* * *
Сара Мессмэр с причитаниями бежала по серому подлеску и молилась, чтобы лаборантка Кэт далеко не ушла. Ругала себя на чем только свет стоит. Но, в конце концов, чудом таки нашла ее. Лаборантка Кэт стояла неподвижно на берегу грязной неухоженной реки, где эмигранты оставили кучи мусора, и держа а плече молот, смотрела вдаль.
— Кэт, Кэт, — Сара Мессмэр поблагодарила какие угодно высшие силы и поскорее подбежала к ней. — Кэт, прошу тебя, прости, ты просто не верно все поняла. Я не хотела выглядеть как последняя сука. Прости. Я беру свои слова назад.
— Я любила ее, — тихо ответила Кэтрин.
— Кого ты имеешь в виду?
— Кобру Фохт, — еще более тихо сказала лаборантка Кэт. — Может я влюблена, уже с 1801 года, я храню память о ней.
— Кэтрин, послушай меня. Это просто ее воздействие. Воздействие хищницы. Она нападает на девушек. Она высасывает органику своими многомерными желудочками.
— Я помню ее объятия. Я никогда не была так счастлива. Такие долгие воспоминания. Я помню о ней.
— Кэтрин. Это обман. Это хищница.
— Я не хочу ее смерти Сара. Я скорее, хочу своей смерти.
— Даже не думай. Кэтрин, мы вернем тебе тело молодой девушки. Ты будешь живая. Гадкая суспензия останется в прошлом. Мы заработаем много, много, межпространственных кредитов. Ты вернешь тело. Будешь счастливой.
— Я не буду счастливой Сара. Я давно уже должна быть мертва. Я должна была умереть в девятнадцатом веке. Как и положено. Завести семью, иметь мужа, детей. Умереть в кругу семьи. Умереть тихо и с улыбкой. Уйти в бездну, раствориться. Без остатка. А существую… как кровососущий мертвец. Хотела ли я такого…
— Оставь эти мысли. Будь со мной. Хорошо, никого не будем убивать. Мы — не убиваем никого. Давай так.
— Ты же все равно думаешь только о деньгах Сара, — лаборантка Кэт повернулась к собеседнице, — у тебя только деньги, деньги, деньги. Быть монополистом. Связалась с Лючиферой. А кто она такая? Эта Лючифера? Злодейка. Беспринципная.
— Она поставщик товаров. А эти товары — самые дорогие. Мы будем ими торговать. Пойдем обратно в машину. Давай пойдем.
Лаборантка Кэт не сопротивлялась, Сара обняла ее и повела обратно к машине.
— Кэт, — сказала Сара крепко ее обнимая. — Мы должны ехать в Россию. Там по любому будет финал всей истории. Никого убивать не нужно. Просто будем рядом и не вмешиваться. То, что произойдет, то произойдет. Просто будем рядом. Мы должны там быть.
— Это логово Моранты, насколько я понимаю, рядом с городской свалкой, — лаборантка Кэт поправила молот на плече и зашагала рядом.
— Да, ужасное место. Сплошные помойки и сумасшедшие. Мы тихо будет следить. Не вмешиваться. Я и ты. Как получится — так и получится. Я не прошу тебя убивать. Я и сама против убийств. Поверь мне. Я против таких методов.
— По-другому запела. Только потому, что я тебе нужна.
— Ты мне очень нужна. Без тебя я беззащитна, и ничего не могу. Ты же не хочешь, чтобы я погибла? Представь, что меня не станет. Разве тебе не будет грустно?
— Будет грустно. Мне всегда грустно. Постоянно во мне грусть.
— Тогда, прошу тебя, защищай меня. Мы достигнем больших успехов. Все будет хорошо. Кэтрин, ты самая лучшая.
— Я самый лучший монстр. Ты это хочешь сказать?
— Ну, покруче чем многие из фантастической литературы. И душевная. И добрая к тому же.
* * *
Тем временем простенькая Лада девятка подъезжала к очередной гостинице. На часах уже было полвосьмого. Лето, постепенно, входило в свои права. Вечерняя жара стояла невыносимая. Следующая гостиница, имела неприхотливое название «Придорожная». Рядом располагалось питейное заведение с таким же ничего не значащим названием «РЮМОЧНАЯ».
Из рюмочной вышел пошатывающийся мужик, подошел к машине, где сидели девушки, что-то пробубнил, показал рукой на небо и, пошатываясь, пошел через дорогу. Дойдя до кустов, он споткнулся о бордюр и широко расставив ноги повалился в кусты, где и затих.
— Ну… — сказала Рейчел, завязывая рюкзак. — Россию невозможно не узнать.
— Россия не только такая.
— А какая же она еще?
— Россия красивая и умная страна, ты просто не знаешь. У тебя предубеждение Рейчел.
Девушки припарковали машину, и пошли в гостиницу. Неподалеку в темном укрытии на них смотрела зловещая неподвижная фигура страшной доктора Кэролайн, которая стояла и ждала своего часа. Она стояла и не шевелила ни одним мускулом.
Глава девятнадцатая. СМЕРТЬ ПЛАМЕНА КОМАРОВСКИ
Да мы слабы, но ведь господь взамен
Нам даровал коварство для измен,
Обман и слезы. Мы оружьем этим
Мужскую силу оплетем, как сетью.
Любимая цитата Сары Мессмэр.
Этой ночью Дайяна Шварц, сидела в одиночестве в своей московской квартире, так как Ричи сидел в квартире у своей мамы, и не вылезал оттуда. Дайяна знала своего молодого «постельного» мальчика, как облупленного. Он там, у мамы — завис в танки, и вовсю в них играет по интернету с друзьями. Дайяна даже в этом не сомневалась. Если Ричи не звонит, это значит завис и набирает себе фраги, покупает себе в ангар новые немецкие или американские танчики, и радуется своим мальчишеским хотелкам. Хотя парню уже двадцать восемь лет, мог бы уж поумнеть. Да что уж тут ждать. Вряд ли он поумнеет в ближайшее время. Ну и пусть так будет. Дайяне было все равно, по большому