Вернуться по следам - Глория Му

– Прекрасно. Первая прогулка – с половины седьмого до половины девятого. Отрабатывайте с собакой подзыв. Что он любит?

– Кусаться…

Я улыбаюсь.

– А кроме этого? Любит поесть, любит поиграть? Какие у него любимые игрушки? Любит, чтобы его погладили?

– Я не знаю…

– Ладно. Попробуйте колбаску…

Кавказец поднимает голову, чутко поводя обрезанным ухом.

– Любишь колбаску? – обращаюсь я к нему. – Колбаска! Ну-ка, сидеть! – Я высоко бросаю псу кубик вареной говядины, так, чтобы ему пришлось задрать голову. Собака тяжело отталкивается передними лапами, ловит лакомство и садится. – Ну, видите? Слово «колбаска» – самое любимое у собак, и ваш его знает… Значит, первая прогулка утром, вторая – с семи до десяти вечера.

– Так долго? Но я не могу, я беру работу на дом…

– Значит, пока не берите. Ему всего два года, ему надо двигаться, пока он молодой, легкий, мышечную массу нарабатывать, костяк укреплять. А то потом заматереет, спина провисать будет, болеть. Кроме того, вы должны научить его вам подчиняться…

– Я не буду его бить! – возмущенно говорит женщина.

– И не надо. Вы будете с ним играть. Собака поймет, что слушаться вас приятно и интересно. Это войдет в привычку. Я расскажу вам, что делать…

– А вы не можете? Лучше вы. У меня не получится. Он меня совсем не слушает…

Пес, талантливо иллюстрируя это заявление, встал и попер в мою сторону, невзирая на хозяйкины «Митяй, фу! Митенька, ну не надо!». Митенька взгромоздился передними лапами на бум и полез мордой ко мне в карман с колбасой.

– А ты наблюдательный засранец! – восхитилась я и спросила у дамы: – Вы носите с собой что-нибудь вкусненькое для него?

– Нет…

– Напрасно. – Я отпихнула собаку, спрыгнула с бума, подошла к женщине, беспомощно болтающейся на другом конце поводка, и протянула ей пакетик с лакомством, пока Митяй разворачивался и соображал, что к чему. – Вот, подзовите его.

– Митенька, иди сюда!

Митенька подошел, взял подачку и полез отнимать весь пакет, который дама непредусмотрительно держала на виду.

– Нельзя, нельзя! – Она подняла руку вверх. Натурально, собака стала прыгать, чуть не повалив ее при этом лапами.

Я отошла подальше и звонко цыкнула. Пес обернулся.

– А у меня – сухарики! – пропела я, показывая ему пакетик из другого кармана. Пес радостно переключился на меня. Я скармливала ему сухарики по одному и гладила.

– Видите, у вас получается. А у меня не получается… Может быть, вы будете приходить и гулять с ним? Я заплачý… – снова захныкала женщина.

– Так вам нянька нужна или дрессировщик? Мадам, если ваша собака будет получать все из чужих рук – прогулки, игры, навыки полезные, то вы потеряете ее привязанность. Понимаете? В этом нет смысла…

– Прошу вас, пожалуйста! Я не могу сейчас отказываться от дополнительной работы, муж моей сестры…

Я побрела глазами по верхушкам деревьев, по небу, по площадке. Я устала.

У лестницы стоял Тарасик и любезничал с миленькой девушкой, хозяйкой королевского пуделя.

– Тарас!!! – отчаянно крикнула я, и он понесся ко мне испуганной рысью.

– Че случилось, Славка?

– Тебе работа нужна? Тут женщина с кавказцем…

– Вот сейчас как дам по шее! Ты чего орешь как резаная? Я уже думал, тебя раз в жизни собака покусала…

– Тарасик, – зашептала я, повернувшись спиной к хомяку-оборотню, – я тебя прошу… Возьми эту тетку, а? Она не готова продать собаку, не готова с ней гулять, не готова с ней заниматься, но готова платить за прогулки. Это легкие бабки, а?

Тарасик с интересом взглянул на парочку.

– Заодно и подучишь… Или убедишь продать все же… У тебя вроде и покупатель был?

– А, да… Корешок один на автостоянку искал собаку…

– Ну вот… А она ревет все время, я уже больше не могу…

– Слабонервная ты какая-то стала, Славка… Лады, помни мою доброту.

– Век не забуду, товарищ дорогой! – Я обернулась к хозяйке Митяя: – Мадам, это Тарас, он помощник инструктора. Большой специалист по большим собакам. То, что вам нужно.

– А вы не можете? Мне вас рекомендовали…

– Я не могу. Извините. Всего хорошего. – И я позорно сбежала, оставив Тарасика на растерзание плаксе. Я устала.

Высвистав Ричарда, который все это время принимал участие в общесобачьем движении «отними палочку у другой собаки», я решила убраться домой, пока ко мне еще кто-нибудь не прицепился.

Мне было паршиво. Я чувствовала себя беспомощной. Маленькой и глупой девчонкой.

Я просто не умею им все правильно объяснить, думала я. Будь я постарше и поумнее, смогла бы все объяснять не только собакам, но и людям. А так у меня ничего не выходит. Но почему они сами-то не понимают? Они же взрослые. Они старше и умнее.

Почему этой даме было не завести птичек? Или рыбок? Или котика? Или хотя бы пекинеса? Ну почему кавказец?..

Мы дошли до деревьев, окружающих площадку, и на душе у меня потеплело. Я увидела Алика, который стоял, опираясь спиной о сосну, и наблюдал за собачьей возней.

Алик, коренастый мальчишка лет четырнадцати, был владельцем прекрасного пса, восточноевропейской овчарки Амура, и носился с ним не меньше, чем я с Ричардом.

Алик меня терпеть не мог – Ричард был главным соперником Амура на всех соревнованиях, они всегда набирали равное количество очков, но частенько Ричард выезжал на какой-нибудь ерунде, типа приза зрительских симпатий – Амур был чуть зашколенным и не таким обаятельным (меня тоже называли слишком серьезной, так что я его понимала). Алик переживал и злился, поносил Ричарда на каждом углу, называл его беспородиком и клоуном, ну и мне доставалось, конечно.

Я никогда не отвечала на эти наезды – ссориться я не любила, Алика уважала за то, что он хороший друг своему псу, и вот теперь, после всех этих тетек-дядек, не умеющих вытереть собаке лап, чтобы не быть покусанными, я обрадовалась ему как родному.

– Привет, Алик! А где Амур?

Алик едва взглянул на меня, странно скривив рот.

«Сейчас нахамит, – подумала я, – зря подошла…»

Но Алик не стал мне хамить. Он сполз вниз, шелуша легкую сосновую кору, и, сидя на земле, зарыдал, как мальвина какая-нибудь.

– Нету Амура, – пуская сопельные пузыри, икал Алик. – Нету… Мамка продала…

Я застыла столбом. Мальчишки не плакали, им не положено, даже маленькие, лет с семи уже, держали себя эдакими мужичками, а тут парень на два года старше, чем я… Я не знала, как его утешить, я и сама-то никогда не плакала на людях, ну, может быть, когда была маленькой, но последние лет пять – точно ни разу. И поэтому я не умела никого утешать – меня-то никто не утешал, и как бы я научилась?

Я села рядом с Аликом, стала неловко похлопывать его по плечам, как норовистую лошадь, и даже погладила по голове (хорошо еще, за ушами почесать не додумалась). Свой платок я отдала этой грымзе, так что Аликовы слезы и сопли мне пришлось вытирать подолом своей длинной (на вырост, а как же) футболки.

– Тихо, Алька, не реви. Расскажи толком. Как это – продала? Чего вдруг?

– Батя с северов приехал… Три года дома не был… На Амурку зарубился, что тот у него колбасы не взял… Ы-ы-ы-ы-ы… А я, балда, еще маслица в огонь подлил… Не берет он у чужих, говорю… А батя тогда … Ик… Эта, говорит, скотина будет у меня в доме права качать? Чтоб я этого дармоеда тут не видел… Шерсть от него, и лает… А-а-а-а-ы-ы… Амур – лает… Ну ты же знаешь, Славка, что он никогда за просто так и голоса не подавал!

– Знаю, Алик, конечно… Ты не плачь…

– Я думал – поорет и успокоится… А вчера домой пришел… со школы… Амурчика и нету… Мамка говорит – продала… Су-у-у-у-ука… Еще и наехала… Говорит, тебе кто дороже, отец родной или эта сраная кобелина?! Он, говорит, ради нас там горбатится, а ты, неблагодарный… Да сидел бы на своем Севере, козлина тупая!.. Отец родной… – И Алик заревел белугой.

Я жестом отослала Ричарда, чтобы не отсвечивал перед пацаном, не травил душу. Ричард заныкался в ямке неподалеку и затих. Я выглянула на площадку, воровато оглянулась – нет ли кого поблизости? – подхватила Алика под локти и потащила его, как санитарка раненого бойца, к инструкторскому домику.

Там усадила на стульчик, налила воды из чайника, дала напиться.

Алик выхлебал воду, а стакан крепко зажал в руке, так и сидел.

– Я не знаю, что сказать, Алик. Если бы моего Ричарда так… Я бы, наверное, умерла…

Алик кивнул.

– Искал?

– Искал. Все облазил, все площадки, на рынке был, по дворам спрашивал… Бабки с нашего подъезда видели синий «жигуленок»… Ну тех двух мужиков, что Амура увезли… Номер не запомнили, жалко…

– Слушай, так как он дал себя увезти?

– Так мамка ж вывела! В наморднике! Сука такая… Он ее с вот такого знает. – Алик показал ладонь. – Она ему всю дорогу: «Амурчик! Ласточка моя!» А сама… Сука…

Вот по этой причине я и не переучивала Ричарда. Ни к кому из моих домашних он так и не шел без команды, ни с кем бы не вышел из дому без меня, ни у кого не взял бы еды из рук. Мама, конечно, хороший человек, но на взрослых лучше особенно не рассчитывать. Ее могли переубедить или еще что, и тогда – прости-прощай, Ричард, ревела бы, как Алик сейчас, да без толку.