Пассионарная Россия - Георгий Миронов

К заслугам Александра III относит С. Ю. Витте, бывший одно время и министром путей сообщения, и развитие им государственной сети железных дорог, линию на протекционизм в таможенной политике, на развитие промышленности в недавно еще чисто аграрной стране. И тем, что Россия к началу века стала одной из крупнейших промышленных стран, она в немалой степени была, по мнению Витте, обязана «началам», положенным Александром III.

Были в политике государя и ошибки, и просчеты, такие как, например, перемена университетского устава 60-х гг. на устав 1884 г. Сделано это было по инициативе и под давлением консерваторов во главе с графом Д. А. Толстым (к слову сказать, замечательный случай в истории нашего государства: граф долгие пятнадцать лет был обер-прокурором Святейшего Синода и одновременно министром народного просвещения, а затем возглавил… Министерство внутренних дел, совмещая сей пост с должностью шефа жандармов), причем даже реакционный Победоносцев выступал против, однако это была ошибка, не повлекшая печальных последствий. Во всяком случае, те нравы, те «эксцессы», которые имели место в начале XX в. в университетах страны, по мнению Витте, при Александре III были просто немыслимы.

Нелепо, считает Витте, ставить в личную вину императору и ошибки его земской политики и тем более делать из них какие-то далеко идущие выводы. Речь чаще всего идет о введении института земских начальников. Продиктован же этот шаг был, по мнению Витте, заботой царя о сохранении православного, несколько патриархального деревенского мира, идеей покровительства слабым…

Интересно и наблюдение Витте относительно развития Александра III как личности, изменения его мировоззрения. Так, считает бывший министр, если в начале царствования, под влиянием страшной гибели отца и советов реакционно настроенных консультантов, он и сам был настроен весьма реакционно или, во всяком случае, консервативно, то к концу своего короткого царствования, «выражаясь принятыми терминами, он уже сделался значительно более либеральным. Я уверен в том, что император Александр III по собственному убеждению двинул бы Россию на путь спокойного либерализма», что при достигнутом им «внешнем спокойствии», в котором жила Россия, она никогда не оказалась бы втянута в авантюры, подобные русско-японской войне, или в классовые, сословные сражения. «Россия двигалась бы постепенно к либеральному пути, т. е. к тому пути жизни государства, когда оно живет не эгоистической жизнью, а жизнью для пользы народа».

Добрыми словами в адрес Александра III начинает С. Ю. Витте и следующий – второй – том своих воспоминаний: «Император Александр III умер так же, как жил, – как истинный христианин, как верный сын православной церкви и как простой, твердый и честный человек. Умер он совершенно спокойно, и, умирая, он гораздо более заботился о том, что он огорчит его окружающих и любимую им его семью, нежели думал о самом себе».

Умер, оставив Россию в «прекрасном политическом и финансовом положении».

На престол взошел наследник, великий князь Николай Александрович, император Николай II. В годы царствования последнего С. Ю. Витте еще не раз вспомнит предыдущего государя.

«Александр III имел стальную волю и характер, он был человек своего слова, царски благородный и с царскими возвышенными помыслами, у него не было ни личного самолюбия, ни личного тщеславия, его «я» было неразрывно связано с благами России так, как он их понимал. Он был обыкновенного ума и образования, он был мужествен и не на словах и театрально, а попросту. Он не давал телеграмм «мне смерть не страшна», как это делает Николай II, но своим поведением, своей жизнью сие обнаруживал, так что никому и в голову не могло прийти, что «ему смерть страшна». Александра III могли не любить, критиковать, находить его меры вредными, но никто не мог его не уважать. И его уважал весь мир и вся Россия».

Все приведенные факты и аргументы и позволяют С. Ю. Витте прийти к однозначному выводу: «… главнейшая заслуга Александра III заключается в том, что он <…> поставил политический престиж России так высоко, как он никогда до него не стоял. <…> Поэтому я считаю критику царствования Александра III вполне недобросовестной».

Примем и мы с вами, современный читатель исторической литературы и мемуаров наших давно умерших соотечественников, эти аргументы и свидетельства людей, по-разному относившихся к российскому самодержцу. Примем, поразмышляем над ними и сделаем свои выводы…

Мы начали свой очерк со ссылки на мнение дореволюционных русских историков о времени правления Александра III как времени достаточно спокойном, «безреформенном». Однако ж вот другой взгляд.

Известный политолог, много лет изучавший политическую динамику русской истории, профессор политических наук Нью-Йоркского университета А. Л. Янов, до 1974 г. занимавшийся изучением истории российских реформ у себя на родине, в интервью корреспонденту журнала «Огонек» когда-то точно заметил, что «сущность русской истории состоит в борьбе реформы против контрреформы». Проецируя далее этот тезис на рассуждения о грядущей новой индустриализации нашей страны, ученый напоминает: «Каждый раз была жесточайшая контрреформа. Первая индустриализация – при Петре I. Тогда Россия одним скачком оказалась впереди Европы всей. Вторая – при Александре III…»

Несколько непривычно читателю-дилетанту рассматривать время правления Александра III, «реакционера», «контрреформатора», «бездарности», как время проведения в России серьезных реформ, в том числе экономических, направленных на создание мощной индустриальной державы, как время подготовки серьезной, аграрной реформы С. Ю. Витте, которую удалось «пробить» позднее другому великому реформатору – П. А. Столыпину. Однако парадокс не столько в том, что мы упускали из внимания во многом реформаторский характер времени правления этого государя, сколько в том, что наше незнание многих замечательных реформаторских начинаний на Руси объясняется по большей части их незавершенностью. Незавершенность же, недоведенность их до конца объясняется не умственным убожеством или слабостью воли самих реформаторов, как мы долгое время «учили», а наличием на всех этапах реформ мощного движения сопротивления. Возможность заглянуть в прошлое, увидеть в нем вечную борьбу реформы и контрреформы – не в этом ли и есть главные «уроки истории», предоставление потомкам возможности не повторять ошибки предков…

Портрет художника в интерьере эпохи

ИВАН НИКОЛАЕВИЧ КРАМСКОЙ

Так характеризовал этого художника обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев. По рекомендации Победоносцева, которого называли злым гением Российской империи конца XIX в, этому художнику высочайше благоугодно было доверить заказ на изготовление образов-картин для русской посольской церкви в Копенгагене.

– О ком речь? – удивится в недоумении читатель. – Об одном из крупнейших художников и теоретиков второй половины XIX в, идеологе и вдохновителе передвижничества – Иване Николаевиче Крамском…

Как же плохо мы знаем наше искусство! Поистине, говоря словами классика, «мы ленивы и нелюбопытны». Ссылка на то, что так учили, не проходит. Самим нужно ходить в Третьяковку, всматриваться в картины, читать письма и дневники художников, пытаясь постичь их муки и радости.

С радостями в жизни одного из крупнейших художников-реалистов столетия было небогато. А вот мук хватало. Были и муки бедности, и тревоги непонимания, и комплекс неполноценности от своей провинциальности и неучености. Уездное училище. По собственному его признанию, в нем комом в горле застревала «лакейская паника перед каждым студентом университета». Страшно и унизительно было казаться неучем и невеждой на фоне человека университетски образованного. Да и в живописи поначалу робел, – успехи были не выше, чем у остальных. Все наши проблемы из детства, особенно у людей творческих, артистических.

Родился И. Н. Крамской в Острогожске – маленьком уездном городишке Воронежской губернии. Места там казачьи. И пригородная слобода, в которой он увидел свет, называлась по-казачьи – Новая Сотня. Река Тихая Сосна катится к Дону, в Войско Донское… Был здесь вольный казачий город, стало уездное захолустье.

Происхождение у потомка казаков вольнолюбивых не боевое – внук и сын писаря, с детства и Ваню Крамского заставляли упражняться в каллиграфии – верный кусок хлеба. А он о живописи мечтает. В церковь ходит часто не только чтобы просить у Господа благословения на труд художнический, но и чтобы любоваться росписями – их делал изограф Величковский, учившийся в самом Риме… Господь помог, – отдали Ваню Крамского не в ученики писаря, а в ученики иконописца. Да тот не столько учит, сколько воду для огорода заставляет таскать. Мальчик сам пытается писать. И сразу большую по сюжету картину – «Смерть Ивана Сусанина». Вещь совсем ученическая, если бы и сохранилась, гордиться не пришлось бы.