Пассионарная Россия - Георгий Миронов

– во время неурожая, голода и мора 1892 г. не только оказывал из личных средств помощь голодающим и больницам, но и с членами своей семьи посещал заразные бараки;

– во внешней политике Александр III руководствовался миротворческой идеей, ибо считал, что «силою и войною нельзя утверждать прочных и продолжительных союзов».

Может быть, здесь и не полный портрет А. А. Романова, но всяком случае, как и обещано в подзаголовке книги («Рассказы и черты из жизни»), это – штрихи к портрету.

В царствование этого государя (с 1881 г.), второго сына Александра II и императрицы Марии Александровны, особых реформ, потрясших государство Российское, казалось бы, проведено не было.

Запомнилось царствование рядом консервативных мер: было ограничено земское и городское самоуправление, сокращено участие в судах присяжных заседателей.

Славу же царя-миротворца принесли Александру III успехи его внешней политики, сближение с Францией, обеспечившее мир на Европейском континенте.

Как писал о нем В. О. Ключевский, а нужно заметить, что В. О. Ключевский был близок ко двору Александра III, преподавал его сыну Георгию историю и дипломатично избежал в своих лекциях «Курс русской истории» сколько-нибудь критических заметок о правлении этого императора, «наука отведет императору Александру III подобающее место не только в истории России и всей Европы, но и в русской историографии, скажет, что он одержал победу в области, где всего труднее достаются победы, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению, покорил общественную совесть во имя мира и правды, увеличил количество добра в нравственном обороте человечества, ободрил и приподнял русскую историческую мысль, русское национальное сознание и сделал это так тихо и молчаливо, что только теперь, когда его уж нет, Европа поняла, чем он был для нее».

Сделаем скидку на доброе отношение знаменитого ученого к покойному императору, содействовавшему развитию науки в России. Даже если оценка и завышена, согласимся и с тем, что на протяжении десятилетий мы воспринимали этого русского царя (в соответствии с официальной советской историографией) лишь как грубияна и бездарность, ничего толком не сделавшего для Отечества за свои 13 безликих лет правления, как «жандарма Европы».

Однако ж сама Европа его запомнила иным.

«Он не был великим государственным деятелем, как предыдущие цари, – признавала лондонская «Тайме». – Он не искал оригинальности, и не было в нем блеска и исчезающего энтузиазма широкой русской натуры, но взгляд его был ясен, и он придерживался намеченной цели. Счастливо человечество и русский народ, что император Александр III крепко держался идеи всеобщего мира и считал осуществление этой идеи своей первой и наибольшей обязанностью».

«Могущественнейший монарх, который мог мановением руки двинуть громадные полчища прекрасно вооруженной армии, направлял эту силу к поддержанию мира, и не раз своим авторитетом он сдерживал воинственные порывы некоторых из европейских государств», – писала «Кёльнише цайтунг».

Газета «Морнинг пост» писала о нем как о человеке «с необычайно простыми манерами и вкусами…», а газета «Националь цайтунг», выйдя за рамки вклада императора в разрядку международной напряженности в Европе конца XIX в., доброжелательно отмечала: «В делах внутренней политики, строго придерживаясь принципов самодержавия, император Александр III проявил поразительную деятельность, входя во все подробности управления государственными делами. <…> Царь зорко следил за деятельностью губернаторов и виновных привлекал к ответственности. Финансы России за время царствования императора Александра III улучшались с каждым годом: император был убежденным сторонником принципа экономии и бережливости».

Добавим к этим портретным зарисовкам и еще один штрих, ныне забытый, а в конце XIX в. хорошо известный. Когда в 1891–1892 гг. Россию постиг сильный неурожай, то для борьбы с голодом по инициативе Александра III было ассигновано правительством около 150 млн рублей – деньги по тем временам весьма значительные.

Конечно же Александр III, как и многие другие русские цари, был далек от идеала просвещенного и демократического правителя, однако читатель многое не поймет в России конца XIX в., если ограничится в постижении личности этого русского императора формулировкой БСЭ (М., 1970. Т. 1. С. 406): «… ограниченный, грубый и невежественный, А. III был человеком крайне реакц. и шовинистич. воззрений».

Тем не менее, именно такая однозначная оценка долгое время главенствовала в советской историографии. Сейчас нашему читателю доступно любопытное издание – книга С. Любеша «Последние Романовы», являющаяся репринтным воспроизведением издания 1924 г, которое подготовлено было издательством «Петроград» и выпущено тиражом всего 4 тыс. экз. Сборник включает очерки об Александре I, Александре II, Николае I, Николае II и герое нашего очерка – Александре III. Написанная, как и многие книги, выходившие после февраля 1917 г, в откровенно антимонархической тональности, эта работа мало кому сегодня известного автора содержит множество однозначных, проникнутых неприятием российского самодержавия оценок, автор с трудом находит одобрительные слова применительно к тем или иным фактам внешней и внутренней политики российских государей. Особенную же ненависть он испытывает именно к Александру III, даже его достоинства представляя читателю в смешном свете.

В своей книге С. Любеш приводит множество примеров малообразованности государя, его плохого знания русского языка. Вряд ли это может служить характеристикой одного лишь Александра – многие российские императоры знали французский и немецкий (во всяком случае грамматику) не хуже, а порой и лучше русского, и анализ пометок в записной книжке царя нам не даст полной картины его интеллектуального уровня, точно так же как анализ «Дневников» Николая II может дезориентировать исследователя, если он начнет строить на его основе умозаключения о круге интересов императора. Не все было принято у самодержцев и членов их семей доверять бумаге. Существовали и сдерживающие каноны записей. Однако признаем, что, действительно, Александр III к наиболее просвещенным нашим государям не относился. Фигурой он был по-своему цельной и вряд ли заслужил ироничные замечания и сравнения ради красного словца, например, что был самой крупной после Петра I фигурой на русском престоле – в том смысле, что физически был крупным человеком. Или что из всех неограниченных русских самодержцев XIX в. он был самым ограниченным.

Попробую, уважаемый читатель, остановиться на некоторых достоинствах давно почившего императора. Каковы же они? «Он имел преимущество, часто присущее людям тупым и ограниченным: он не знал сомнений <…>. У него была воля, был характер, была полная определенность в мыслях, насколько они у него были, в чувствах и в поступках». Однако ж согласимся, что уверенность в своих решениях и действиях бывает продиктована не только тупостью, но и убедительными советами знающих дело консультантов, а этот государь как раз славился умением слушать и слушаться советов людей компетентных. Александр III был искренно уверен в целесообразности для России самодержавного правления, на том и стоял. Можно ли считать это его личным недостатком? Скорее объективной чертой характера, выражающейся в постоянной готовности отстаивать свои принципы.

Физическое здоровье, сила государя, ломавшего подковы, сгибавшего серебряный рубль… Пусть немного уж русской крови оставалось в Александре III (династия, как помнит читатель, постоянно «роднилась» с отпрысками аристократических домов Европы), но царем-то он был русским! Порадоваться бы его силе. Автор иронизирует: силен, как Тарас Скотинин…

Что же касается недостатков как продолжения достоинств, то, обвиняя императора в реакционной внутренней политике, автор признает: «У Александра III было немало достоинств, между прочим, и то, что он, не имея своего, не был ревнив к чужому уму». Заметив между строк, что сей факт уже свидетельствует об уме, посмотрим далее на логику предъявляемых обвинений: доверил ведение внутренней политики «одному из умнейших наших бюрократов» Победоносцеву. Следовательно, казалось бы, за негативные последствия «сохранительных» реформ должен нести ответственность не царь, а не оправдавший доверия «умнейший» Победоносцев? Ан нет, автор забывает свое логическое построение, и вновь основные претензии предъявляет государю.

«Вся политика Александра III, – пишет С. Любеш, – и внешняя, и в особенности внутренняя, в одном отношении очень выгодно отличается от политики других Александров, Первого и Второго. Она была чужда колебаний и противоречий, она не знала никаких зигзагов и поворотов, не было в этой политике ничего неопределенного, неожиданного. Она была, эта политика, вполне последовательна, выдержанна и цельна». Как будто бы достойная характеристика. И здесь же: «Решительно ничего творческого в этой политике не было. Это было переживание и пережевывание, с одной стороны, уже бесповоротно осужденной историей политики Николая I, с другой – дальнейшее развитие и продолжение того раскаяния в реформах, которое так сильно захватило душу «царя-освободителя». Кроме заслуживающего вашего внимания остроумного пассажа о «раскаивании в реформах» хотелось бы вновь задуматься вместе с читателем: после столь разных моделей внутренней политики, которые развивали упоминавшиеся предшественники Александра III на престоле, что оставалось государю, как не попытка поиска компромисса между ними? Ведь те две модели, каждая по-своему, оказались для России малоперспективными! Другое дело, что и Александру III не удалось найти «истинно русский путь» развития Отечества, и его реформы страдали непоследовательностью. Теперь же, когда мы знаем историю и предшествующих, и последующих этапов, невольно задаемся вопросом: а кому удалось больше? Стремясь укрепить самодержавие, Александр III, не веря в поддержку ни освободившегося крестьянства, ни зарождающейся буржуазии, пытается опереться на дворянство. Можно ли это объяснить лишь тем, что он не был способен «ни к какой творческой идее»?