Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров - Борис Камов

Соловьев таким блестящим способом пытался подорвать решимость Голикова.

На «Богомдарованный», начальнику отряда Козлову Аркадий Петрович отправил распоряжение: пятеро красноармейцев продолжают охранять рудник и поселок. Остальные 15 под командой Козлова едут в Яловую, получают муку и ждут дальнейших указаний.

Никитин с двумя пулеметчиками отправился ночью в сторону той же Яловой. На этом предварительные приготовления были закончены.

Козлов с бойцами, которые на время операции превращались в обозников; отряд в 25 сабель, присланный в подкрепление из Ужура; Никитин с двумя пулеметчиками и Соловьев со своими подручными — все теперь ждали распоряжений Голикова, чтобы действовать сообразно своим обязанностям и намерениям.

А на руднике рабочие с семьями, голодая, который день продолжали ждать хлеб. Поскольку в поселке царил форменный голод, то работы в руднике были остановлены.

Пятнадцать пустых подвод пришли за мукой в Яловую. Обязанности подводчиков исполняли 15 красноармейцев под командой Козлова. Сам Козлов был верхом. Никакой дополнительной охраны для обоза не имелось. Мало того, в Яловую прискакал связной. Он передал устное распоряжение начальника боевого района, то есть Голикова. Козлов распоряжению удивился, больше того — усомнился: или связной перепутал, или здесь что-то не так.

Посыльный обиделся и протянул полоску бумаги. На ней было всего четыре слова: «Сказанному верить. Арк. Голиков». Связной поскакал обратно, чтобы доложить: распоряжение передано и в точности понято. Козлов на всякий случай спрятал записку.

Обоз двинулся по назначению.

Козлов и его бойцы не подозревали, что участвуют сразу в трех операциях: по доставке хлеба голодающим, в операции Соловьева по перехвату обоза и еще в одной операции, точный план которой знал только один человек…

Козлов был совершенно сбит с толку. Распоряжение, доставленное связным, состояло из одной фразы. Точнее — из одной команды. Эта команда никак не вязалась с характером Голикова, который всегда слыл человеком решительным и храбрым.

Красноармейцы не догадывались, что вместо возчиков их посадили не случайно, и удивлялись, почему их не послали вместе с возчиками, которых тоже можно было вооружить.

Внезапно в лесу, по которому шел обоз, что-то хрустнуло. Дорогу перегородила громадная лиственница.

Другая обрушилась сзади, перекрыв отход. Обоз оказался в западне.

Несколько минут стояла испуганная тишина. Козлов с бойцами решили, что завал был подготовлен давно. Соловьев и его люди добычи не дождались и место покинули. Все бросились пилить первую лиственницу, расчищая проход, чтобы двинуться дальше.

Но когда проход был проделан и головная подвода тронулась с места — раздались выстрелы. «Горные партизаны» устроили себе веселую игру… Красноармейцы ответили яростным ружейным огнем по невидимому противнику. Из леса застучал пулемет. И тут всех удивил Козлов:

— Отставить стрельбу! В сопки! — крикнул он. — Всем отступать в сопки!

Отважные подводчики уже ничего не понимали в происходящем. Кляня Соловьева и свихнувшегося Козлова, они, стыдясь своего поступка, побежали в сторону от дороги.

Козлов выполнил странное распоряжение Голикова: обоз с 80 мешками для голодающих был брошен. Оставалось подозрительным и неясным: а где сам Голиков? Что он сейчас делает?

«Горные партизаны» вышли из леса. Кто из них Соловьев, разглядеть было трудно. Победители разбежались вдоль обоза. Голодные, они начали обшаривать подводы, надеясь поживиться чем-нибудь съестным, что можно было сразу положить в рот.

В этот момент татакнул пулемет. «Горные партизаны» удивились. Начальственный голос сердито крикнул: «Ну, кто там балует?» Но пулемет татакнул снова. Раздалась длинная очередь. После этого пулемет забил безостановочно. К нему присоединился второй. Из своей засады стреляли пулеметчики под командой Павла Никитина…

Подводчики вслед за Козловым только сейчас поняли: их отступление было хитростью, чтобы выманить из леса «горных партизан». И подводчики тоже открыли огонь из своих винтовок.

— Назад! Это обман! — крикнул один из соловьевских вожаков.

Соловьев и его люди кинулись обратно в лес. Навстречу им застрочил еще один пулемет. «Горные партизаны» сначала подумали: пришла подмога. Пулемет будет отсекать красноармейцев, которые кинулись их преследовать. Но с фланга застрочил второй пулемет. За ним — третий.

Истеричный голос крикнул: «Окружили!»

Засаду в глубине леса устроил Голиков.

В ней участвовали 20 человек из отряда Аркадия Петровича и пехотинцы с двумя пулеметами, которых прислал Ужур.

Такого поворота событий ни Соловьев, ни красноармейцы из отряда Козлова не предвидели. Голиков продемонстрировал свои возможности в ведении тактической и психологической войны.

Никитин после боя участвовал в допросе пленных. Они в один голос заявляли: «Мы никогда не видели Соловья таким напуганным. Он шел брать обоз голыми руками».

Пережитый страх не помешал атаману скрыться и на этот раз. Но мука была доставлена по назначению. А пленных вспомогательный отряд из 25 красноармейцев увел в Ужур.

После боя начался отток людей из отрядов Соловьева. Главный лагерь покинула последняя группа офицеров-олиферовцев. С атаманом остались только местные охотники, которым некуда было бежать, но и зверобои вскоре начали расходиться по глухим углам.

Начался закат соловьевщины.

БЛИЗОСТЬ ОБЩЕЙ БЛЕСТЯЩЕЙ ПОБЕДЫ

К концу весны всем стало очевидно, что соловьевщина не имеет перспектив. Зима оказалась тяжелой. Население обнищало. Добывать продовольствие Соловьеву становилось все труднее. Всегда сытый, зажиточный край, где не знали, куда девать хлеб, мясо и молоко, пришел в упадок. Если бы не страх реального голода, Соловьев не пошел бы на скандальное, двойное ограбление рудника. Эти налеты окончательно поссорили Соловьева с русской частью населения.

Атаман теперь не препятствовал уходу людей по домам. Кормить десятки здоровых мужиков, которые жили круглый год на свежем воздухе, становилось все сложнее. Соловьев понимал, что долго в состоянии войны ему не продержаться. О созыве и тайге учредительного собрания для хакасов, которое должно было вынести решение об отделении Хакасии от России, уже никто не говорил.

Аграфена Александровна Кожуховская рассказывала: к концу пребывания Голикова в Хакасии возобновились переговоры с Соловьевым. Инициатором их стал, как его называла Кожуховская, Иван. Особенность таежной дипломатии состояла в том, что Голиков и Соловьев по-прежнему лично не встречались. Они обменивались письмами и тайными связными, которые слово в слово запоминали и устно передавали подробные сообщения. Такая система связи ускоряла заочный разговор, делала его более живым.

Голиков не спешил докладывать о своих дипломатических достижениях, чтобы губерния все не испортила. Но в силу этого Аркадий Петрович пока не соглашался и на личную встречу с Соловьевым. Комбат не хотел, чтобы ГПУ обвинило его, Аркадии Голикова, в измене и прямом сговоре с «предводителем бандитов». Голиков знал: чекисты ухватятся за малейший промах. Фельдъегери продолжали появляться в отряде, хотя уже не так часто.

А дальше случилось вот что. Соловьев дал понять Голикову, что готов сложить оружие и сдаться в плен на щадящих условиях. Эти условия он хотел получить в обмен на ценности, которыми располагал. Но оружие и «барахлишко» он готов был передать только Голикову. И все переговоры он тоже хотел вести только с ним. Или в его присутствии.

Аркадий Петрович отвечал: если начальство даст согласие, он готов участвовать в прямых переговорах о добровольной сдаче «белого горно-партизанского отряда», а также в приемке оружия, имущества и ценностей. Голиков соглашался проследить, чтобы и на следующих этапах с Соловьевым обошлись по справедливости. Но чисто юридические вопросы зависели от командования, хотя Аркадий Петрович надеялся, что руководство теперь его услышит.

Соловьев в свою очередь признался, что боится: как только он сдаст оружие и «барахлишко», Голикова переведут в другое место, и он, Соловьев, останется с глазу на глаз с начальниками, которым не верит. Они все на него злы.

Голиков отнесся к этим опасениям со всей серьезностью и написал на клочке бумаги два мудрых, стабилизирующих слова: «Государственная гарантия».

Соловьев ответил: «То, что надо!»

Заочный диалог неторопливо приближался к цивилизованным переговорам.

Примерную численность «горно-партизанского отряда» Голиков знал. Она теперь не превышала 30, максимум 40 человек. Аркадия Петровича не интересовали запасы оружия атамана. Армия сокращалась. Миллионы винтовок, сотни тысяч пулеметов некуда было девать — если только в переплавку. Главным предметом дипломатических дебатов должны были стать богатства, добытые Соловьевым за два с лишним года «императорства» в тайге.