Пещера Лейхтвейса. Том третий - В. Редер

Доктор Месмер умолк. Жирарден и Баркер стояли, словно пораженные молнией. Все, что они слышали по поводу неожиданного исхода дуэли, уверенность, с которой доктор Месмер излагал свои взгляды, все это казалось им таинственным и загадочным. Никогда еще они не слыхали о «животном магнетизме», по крайней мере Баркер ничего не знал о нем, тогда как Жирарден смутно вспоминал, что недавно еще в кругу ученых упоминалось о какой-то странной книге, в которой говорилось о том, что человеческое тело имеет такую же притягательную силу, как планеты, и что воля более сильного одерживает победу над волей более слабого человека, и не только в области духовной, но также и физической. И теперь вдруг пред ними предстал этот странный человек, открывший миру эту силу, человек, которого тогда и еще много лет спустя принимали за колдуна, за шарлатана, за обманщика, желающего извлечь пользу из верящих в его открытие.

Но Жирарден и Баркер иначе смотрели на него. Они были свидетелями ужасного испытания силы природы, которую открыл им доктор Месмер.

Галлони открыл глаза, неподвижные и страшные, вылезающие почти из орбит.

— Проклятие, проклятие тебе! — крикнул он глухим голосом Месмеру. — Настанет и твой час, но славы, о которой ты грезишь, ты не достигнешь никогда, мир не будет верить в твои открытия, и до самого гроба будет он смотреть на тебя, как на шарлатана, — вот моя просьба к Небу или же к аду, безразлично, — только бы Небо или ад услышали меня. Имя Фридриха Месмера будет всегда произноситься с недоверием и насмешкой, пока ты будешь жить на свете. Чернь будет восторгаться тобой, но ученые высмеют тебя, — будь проклят ты, трижды проклят, безрадостна будет жизнь твоя.

Затем Галлони повалился назад, глаза его закрылись — он потерял сознание. Впоследствии проклятие Галлони действительно исполнилось. Месмеру не удалось за всю свою жизнь достигнуть своих высоких целей, к которым он стремился — не для того, чтобы обогащать себя, но исключительно в интересах человечества, чтобы дать людям объяснение великой тайны природы, которую ему удалось открыть благодаря своему уму. Тщетно пытался этот ученый разъяснить миру в научно обоснованных произведениях, что «животный магнетизм» основывается на правильных законах природы, напрасно писал он целые тома о своем открытии, — он оставался непризнанным.

Зависть и злоба, которые ни в одном кругу не процветают так сильно, как в кругу ученых, а в особенности процветали среди врачей-шарлатанов того времени, не допускали, чтобы столь важное открытие Месмера было оценено по заслугам. Хотя французское правительство и заинтересовалось открытием молодого ученого и учредило комиссию, чтобы исследовать вопрос, поднятый Месмером, однако авторитеты XVIII столетия лишь сострадательно пожимали плечами, рассматривая принципы этого ученого, совершенно непонятные им. Месмер умер бедным, презираемым, непонятым и, конечно, глубоко возмущенным неблагодарностью и близорукостью завистливых сотоварищей.

Только гораздо позднее были оценены заслуги Месмера. Во второй половине XIX столетия явились люди, которые снова занялись учением о «животном магнетизме», открытом Месмером. Они усовершенствовали это учение и согласовали его с законами природы. Мы Упомянем здесь только о всемирно известном докторе Шарко, который с помощью гипнотизма, представляющего то же самое, что «животный магнетизм», применял удивительные и всех поражающие способы лечения. Людей, разбитых параличом, он заставлял посредством передачи им своей воли снова двигаться, и целая толпа больных стремилась к нему.

И теперь, когда мы пишем эти строки, в Париже учрежден институт, где лечат по методу Шарко, и вообще повсюду в наше время пользуются гипнотизмом как целебным средством. Кто не помнит волшебные представления, которыми поражали всех датчанин Ганзен, немец Беллерт и англичанин Кумберленд? Эти люди обладали такой сильной магнетической волей, что они могли вызвать в усыпленном самые странные видения, и в Берлине Беллерт доказал представлением, данным в «Отель де Ром», что гипноз, который применял Галлони к Аделине, заставляя ее петь труднейшие арии, вполне возможен.

И все эти чудеса имели фундаментом учение Месмера, который был при жизни осмеян и не понят. Проклятие Галлони роковым образом исполнилось.

После этого отступления автора мы снова перейдем к переживаниям и захватывающим приключениям Аделины Барберини.

— Итак, Жирарден и Баркер взяли на себя обязанность доставить тяжело раненного в госпиталь, потому что, хотя Галлони и не заслужил этого, их чувство человечности не позволяло им бросить его беспомощным в пустынном месте Пратера. Но Месмер пожал им руку и попрощался с ними. Однако Баркер не выпустил его руки. Он отвел его в сторону и спросил чрезвычайно взволнованным голосом:

— Где она? Где Аделина? Я должен повидаться с ней.

Месмер назвал гостиницу, в которой я жила.

Все эти часы я провела в страшном волнении. Я чувствовала, я знала, что этот поединок должен решить мою судьбу. Если Галлони погибнет — я свободна. Но что, если он победит? Эта мысль приводила меня в безумие. Тогда я, значит, навсегда останусь в его руках и он уедет со мной из Вены, прежде чем Месмер успеет вернуться. Вдруг послышались шаги в передней, дверь распахнулась, и предо мной стоял Месмер.

— Вы спасены, Аделина, вы — свободны! — воскликнул он.

Я вскрикнула и, дрожа всем телом, опустилась в кресло.

— Галлони опасно ранен, он, быть может, не проживет даже и часа, — продолжал Месмер свое сообщение.

Из глаз моих полились слезы, и — я должна признаться; к стыду своему — это были слезы радости. И как странно! С того момента, как Галлони был нанесен этот роковой удар саблей, таинственная сила итальянца прекратила свое воздействие и я почувствовала себя заново рожденной. В порыве горячей благодарности я бросилась к ногам прекрасного человека, который так неожиданно явился мне на помощь.

— Как мне благодарить вас, доктор Месмер? — воскликнула я. — Вы спасли мою жизнь, даже больше этого — вы вырвали меня из плена, ужас которого я не могу даже измерить. Вы освободили меня из рук мучителя, вы вернули мне мою самостоятельность. Из несчастной, беспомощной пленницы, которую ежедневно терзали и пытали, вы сделали свободную, счастливую девушку. Да, девушку, доктор Месмер, я клянусь вам, что между мною и Галлони не было никогда ни малейшей близости, и даже тогда, когда он погружал меня в полную безвольность и делал из меня певунью птичку, он не дерзал протянуть свои грязные, жадные руки к моему девственному телу.

— Я понимаю это, — ответил доктор Месмер, нагибаясь и ласково приподнимая меня, — он боялся, что вы, будучи его женой, станете обладать большей силой сопротивления и не будете подчиняться более его магнетизму. Но вы не должны благодарить меня, Аделина, каждый честный человек сделал бы на моем месте то, что сделал я.