Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию... - Николай Ямской

Ответ у безвременно ушедшего из жизни Лисименко, конечно, имелся. Он и с женой Валентиной им поделился. Недаром та закончила свое письмо словами: «Это все прошлое. И оно останется, как есть. Но на душе остался осадок тяжелый от лжи больших и малых чинов».

Уже в конце 90-х, совершенно дожатый этой ложью, сорвался, проиграл свой последний бой В. Маков. Начал отставной капитан сильно пить, а пьяным – чудить и куролесить. Кто говорит, «за аморалку»; кто, что сам пришел в Истринский райком и швырнул свой партбилет, но факт остается фактом: в 1977 г . выгнали Макова из партии. Иванов, который поддерживал с ним контакты с 1992 г ., застал бывшего капитана в крайне взвинченном состоянии. Маков костерил весь «официоз» матом. А про творения главных летописцев взятия Рейхстага говорил: «Это все грязь. Нет никакой правды!» Чашу терпения, видимо, переполнил альбом, изданный после торжественного парада, посвященного 50-летию Победы. Иванов, который присутствовал на совещании, посвященном подготовке этого издания, знал (и предупредил о том Макова), что по ходатайству Института военной истории в тексте, посвященном Знамени Победы, наконец-то будет рассказываться и о роли возглавляемой капитаном группы. Экземпляры издания были предназначены для вручения всем участникам юбилейного парада. Иванов даже не успел его получить, как раздался телефонный звонок от Макова:

– Вы видели альбом?

– Да нет, мне его еще не дали.

– Когда же это кончится, Бога – Христа – мать? Если б у меня был автомат, я бы их сам пострелял, понимаете!

Оказывается, в тексте альбома, который Маков уже успел у кого-то перелистать, содержалась прежняя «песня»: снова только про Егорова и Кантарию и ни слова упоминания о других.

«Я, – рассказал мне потом Иванов, – возмутился. Позвонил в Институт военной истории. Те плечами пожимают: „Мы никаких санкций не давали“. Тогда звоню главному редактору, ответственному за подготовку альбома, спрашиваю, как же, мол, так получилось, что такие-то и такие-то у вас в данном событии вообще не участвовали? А тот и отвечает: „Почему же не участвовали? Но вы посмотрите: на сегодняшний день среди причастных к данному событию восемь человек – генералы и маршалы. Они сказали, как правильно. Завизировали. И для нас это закон!“»

От такого «закона», против которого нет приема, Макова вообще с ног сбило. Пить стал еще пуще. Потом развалилась семья. Осталась только по-холостяцки пустынная квартирка в подмосковном поселке Железнодорожный. Да далекое героическое прошлое. А в нем верные, но уже покинувшие этот мир или разметанные по всей стране и им же отчасти самим растерянные друзья. Так что и позвонить, позвать в трудную минуту, по существу, оказалось некого…

Вот так в начале марта 1996 г . и нашли его мертвым. В пустой квартире. На четвертый день после смерти. Лежащим навзничь. С рукой, вытянутой в сторону упавшего на пол телефона…

«Другую жизнь я думал прожить…»

С горьким осадком от поведения своих бывших отцов-командиров прожил всю вторую половину жизни и Степан Неустроев. Хоть и поддерживал до самого последнего дня формально ровные отношения с Шатиловым и Зинченко, но не мог выкинуть из памяти, как некрасиво люди из их лагеря пытались поквитаться с ним за «нелояльное» выступление на совещании 1961 г . Какие только тогда слухи о нем не распространяли! И что в день штурма он был нетрезв. Что в Рейхстаг его принесли на плащ-палатке. Что был там во время боя в невменяемом состоянии. И вообще – в разгар сражения командовал батальоном не он, а его начштаба…

Далекой от спокойной старости оказались и последние годы жизни Степана Андреевича Неустроева. С 1977 г . полковник в отставке вместе с женой, дочерью и сыном проживал в Севастополе. В Москву приезжал лишь на встречи ветеранов 150-й дивизии. А в июне 1985 г . судьба словно вернула долг за неудачу на параде Победы: снова репетиция на уже бывшем Центральном аэродроме столицы, торжественный проход по Красной площади под знаменем, с которым оказалось связано столько разного всякого…

Решил рассказать об этом, да и вообще о прожитом в автобиографической книге. Раньше такой возможности просто не было. В публикации журнала «Октябрь» № 5 за 1990 г . с горечью писал: «За последние десятилетия о штурме Рейхстага написано много разных нафантазированных небылиц, которые по-русски называются враньем. Пытались и меня подстраивать под многочисленные авторитеты. „У вас расхождения с таким-то и таким-то. Переделайте, найдите компромиссное решение“.

Неоднократно пытался и я выступить в печати с воспоминаниями о штурме Рейхстага и водружении Знамени Победы. Разумеется, меня никто не уговаривал найти какое-то компромиссное решение. Мне просто не давали выступить».

В середине 90-х такая возможность наконец-то появилась.

Написал все, как было, назвав свои воспоминания «Русский солдат: на пути к Рейхстагу!» Книга получилась, как прожитая жизнь: честная, непростая, полная черных и светлых дней, лихих испытаний, добытых дорогой ценой побед, счастливых обретений, горьких разочарований и безвозвратных потерь.

Одна из таких и, наверное, самая тяжелая настигла на самом склоне лет. Вот как написал об этом сам Степан Андреевич: «Сын, майор Неустроев Юрий Степанович, 23 июня 1988 г . трагически погиб в автомобильной катастрофе. Вместе с ним погиб и шестилетний внук Саша.

Велико было мое горе. Но жить-то надо!.. Я окунулся в работу: пишу мемуары, выступаю с воспоминаниями в школах, воинских частях и трудовых коллективах. В этой работе утихает моя боль».

Боль все-таки утихала не совсем. Хотя рядом была дочь – техник на крупном заводе, трое внуков, две внучки. Но, видно, гибель двух самых близких людей на закате жизни явно превысила лимит личных потерь, и без того отпущенных, казалось, не на одну человеческую жизнь. А тут еще Советский Союз развалился – страна, в которой жил, за которую сражался. Крым, город русской морской славы Севастополь отошли к Украине. В 1994 г . Неустроев перебрался в Краснодар – все же Россия. Здесь в 1997 г . – буквально за несколько месяцев до смерти – в издательстве «Советская Кубань» вышла книга его воспоминаний. Одно из последних интервью, которое Степан Андреевич дал журналисту Шафирову, состоялось 9 мая 1997 г . – в день 52-летия Победы. Приведу два характерных фрагмента из него. Сначала о «последней пристани» ветерана: «В Краснодаре, в микрорайоне „Юбилейный“, в новом доме, в двухкомнатной квартире скромно живет герой войны. Скорее бедно… В большой пустой комнате на двери висит полковничий мундир со Звездой Героя. В спальне две железные солдатские кровати, маленький переносной телевизор „Юность“. Степан Андреевич в последние месяцы часто болеет… »

А в заключение мысли ветерана о том, за что сражались и что получилось: «Вообще, другую жизнь я думал прожить. Эти непродуманные, направленные против интересов своего народа реформы в первую очередь ударили по нам, старикам. Общество развалилось. Людей разделили на неравные части. Разве мы за это воевали? Разве же миллионы сыновей и дочерей сложили головы ради разгула преступности в обществе?!»

Горечь долгожданных побед

На сегодняшний день из четырех отважных добровольцев-разведчиков, первыми водрузивших знамя над Рейхстагом и потом на долгие годы «засекреченных», в живых остался только один человек – Михаил Петрович Минин. В 1969 г . демобилизовался вторично, трудился в одном из проектных институтов Воронежа. За два года до этого, как раз когда вышло в свет первое издание мемуаров В. Шатилова «Знамя над Рейхстагом», М. П. Минин написал статью в «Военно-исторический журнал», назвав ее «Против субъективизма в описании штурма Рейхстага». Из редакции сначала выслали несколько обнадеживающих ответов. Но в конце концов отказали. Причина – «крайняя переполненность редакционного портфеля».

В июле 1968 г . Михаил Петрович еще раз попытался поискать правду в ЦК КПСС: побывал на приеме у заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации товарища Т. Куприкова. На беседе, которая проходила в присутствии еще одного человека, представленного как инструктор ЦК, М. Минин вкратце рассказал о многочисленных необъективных публикациях, посвященных штурму, и попросил содействия в опубликовании в «Военно-историческом журнале» своей статьи. «Из беседы я понял, – вспоминал потом Михаил Петрович, – что работники аппарата ЦК тщательно ознакомились с содержанием моей рукописи. И даже перечислили, какие, с их точки зрения, представленные в рукописи факты нуждаются в уточнении. Правда, при этом подчеркнули, что если мне и удастся это сделать, то они все равно не допустят публикации, ибо за границей она будет враждебно для нас истолкована. Тем более в свете антиправительственных событий в Чехословакии… »

Табу главной в стране инстанции потом действовало вплоть до горбачевской перестройки. Осенью 1988 г . Михаил Петрович уже в пятый раз обратился со своим материалом в редакцию «Военно-исторического журнала». Поначалу главный редактор В. Филатов вроде бы пообещал опубликовать. Но после прочтения всего текста, видимо хорошенько осознав, какой гнев вызовет появление такого материала у сидящих над ним генералов, сказал Минину сокрушенно: «А что же вы хотите со мной-то сделать?»