Мир без конца - Кен Фоллетт

— Теперь перестань тужиться. Дыши неглубоко.

Она засопела, показывая Гвенде, как нужно дышать. Та повторила, и на какое-то время ей полегчало, но затем роженица вновь закричала. Керис еле сдерживалась. Если это нормально, тогда что же такое трудные роды? Девушка потеряла чувство времени: все происходило очень быстро, но мучения подруги казались бесконечными. Суконщица чувствовала себя совершенно беспомощной и ненавидела свою беспомощность. То же самое с ней было, когда умирала мама. Хотела помочь, но не знала как, и это так бесило ее, что она искусала губы до крови.

— Ребенок выходит. — Юлия протянула руки к Гвенде.

Керис ясно увидела головку ребенка лицом вниз, покрытую мокрыми волосами, — она появлялась из половой щели, растянувшейся до невозможности.

— Господи, помилуй, да чего же удивляться, что так больно! — в ужасе воскликнула она.

Юлия поддерживала головку левой рукой. Младенец медленно повернулся на бок, появились крошечные плечики. Кожа была липкой от крови и еще какой-то жидкости.

— Теперь просто расслабься, — велела монахиня. — Скоро все кончится. Ребенок красавец.

Уж красавец так красавец, подумала Керис. Ей он показался отвратительным.

Появилось туловище, от пупка отходил толстый пульсирующий синий канат. Затем резко показались ноги и ступни. Юлия обеими руками взяла младенца — крошечный, головка немногим больше ее ладони. Но что-то оказалось не так. Ребенок не дышал. Монахиня поднесла его личико ко рту и дунула в малюсенькие ноздри. Младенец открыл ротик, вдохнул и закричал.

— Слава Богу, — вздохнула Старушка.

Она протерла лицо ребенка рукавом платья, осторожно прочистив уши, глаза, нос, губы. Затем прижала новорожденного к груди, закрыла глаза, и Керис увидела жизнь, исполненную самоотречения. Момент прошел, и монахиня положила ребенка на грудь Гвенде. Та глянула вниз.

— Мальчик или девочка?

Суконщица сообразила, что об этом никто пока не подумал. Юлия наклонилась и развела ребенку ножки.

— Мальчик.

Синий канат перестал пульсировать, съежился и побелел. Юлия взяла из ящика две короткие веревочки и перевязала пуповину в двух местах. Затем подхватила маленький острый нож и разрезала между перетяжками. Мэр приняла нож и передала из ящика крошечное одеяльце. Юлия, подняв ребенка, завернула его и одеяло и вернула Гвенде. Послушница нашла какие-то подушки и подложила их молодой матери под спину. Та спустила ворот рубахи и достала набухшую грудь. Младенец начал сосать и через минуту заснул.

Через какое-то время на пол скользнул бесформенный красный сгусток — послед. Кровь испачкала матрац. Юлия подняла сгусток и передала его Мэр, сказав:

— Сожги.

Затем монахиня осмотрела Гвенду и нахмурилась. Керис проследила за ее взглядом и поняла: кровотечение не прекратилось. Юлия протирала ноги роженицы, но красные струи тут же появлялись снова. Когда вернулась Мэр, Старушка распорядилась:

— Пожалуйста, позови мать Сесилию, скорее.

— Что-то не так? — спросил Вулфрик.

— Вообще-то кровь должна уже остановиться.

В комнате повисло напряжение. Юноша испугался. Ребенок заплакал, и Гвенда вновь дала ему грудь. Он немного пососал и уснул. Юлия смотрела на дверь. Наконец появилась аббатиса и, посмотрев на Гвенду, спросила:

— Послед вышел?

— Пару минут назад.

— Ребенку грудь давали?

— Сразу, как перерезали пуповину.

— Я за врачом.

Настоятельница быстро вышла и через несколько минут вернулась, держа в руках небольшой стеклянный сосуд с желтоватой жидкостью.

— Аббат Годвин прописал, — сообщила она.

Керис возмутилась:

— А осмотреть Гвенду аббат не хочет?

— Разумеется, нет, — отрезала Сесилия. — Он священник и монах. Как же он будет смотреть роженицу?

— Podex, — презрительно бросила Суконщица, что на латыни означало «задница».

Монахиня сделала вид, что не расслышала, и встала на колени возле Гвенды.

— Выпей, дорогая.

Та выпила лекарство, но кровотечение не прекратилось. Молодая мать совсем побледнела и казалась еще слабее, чем сразу после родов. Только ребенок спокойно спал у нее на груди, все остальные были напуганы. Вулфрик то вставал, то садился. Старушка, чуть не плача, стирала кровь. Гвенда попросила пить, и Мэр дала ей кружку с элем. Керис отвела в сторону Юлию и прошептала:

— Она истечет кровью!

— Мы сделали что могли, — покачала та головой.

— Вы уже сталкивались с подобными случаями?

— Да, с тремя.

— И чем они кончились?

— Смертью рожениц.

Керис простонала:

— Но должен же быть какой-то выход!

— Она теперь в руках Божьих. Молись.

— Я про другое.

— Осторожнее со словами.

Девушка осеклась. Вовсе не хотела ссориться с такой доброй женщиной, как Юлия.

— Простите, сестра. Я вовсе не отрицаю силу молитвы.

— Надеюсь.

— Но и не намерена сдаваться.

— Что же ты можешь сделать?

— Увидите.

Керис выскочила из госпиталя, нетерпеливо проталкиваясь между посетителями ярмарки. Ей было странно, что люди могут покупать и продавать, когда в нескольких ярдах человек при смерти. Но нередко и сама она, узнав, что кому-то предстоят роды, желала женщине удачи и отправлялась по своим делам. Суконщица выбежала с территории аббатства и помчалась к дому Мэтти Знахарки. Постучав и открыв дверь, она с облегчением вздохнула: Мэтти дома.

— Гвенда родила, — выпалила она.

— Что не так? — тут же спросила Знахарка.

— С ребенком все в порядке, но у нее кровотечение.

— Послед вышел?

— Да.

— Кровотечение должно прекратиться.

— Ты можешь помочь?

— Может быть. Попытаюсь.

— Скорее, пожалуйста.

Мэтти сняла котелок с огня, надела башмаки и, выйдя из дома, заперла дверь. Керис в ужасе покачала головой:

— Клянусь, у меня никогда не будет ребенка.

Они быстро добрались до аббатства и вошли в госпиталь. Суконщица почувствовала сильный запах крови. Знахарка вежливо поздоровалась со Старушкой Юлией:

— Добрый день, сестра Юлиана.

— Привет, Мэтти, — буркнула та. — Думаешь, можешь помочь этой женщине, после того как лекарства святого аббатства не возымели действия?

— Если ты помолишься за меня и больную, сестра, кто знает.

Этот ответ смягчил монахиню. Мэтти встала на колени возле матери и ребенка. Гвенда лежала с закрытыми глазами и с каждой минутой становилась все бледнее. Младенец сосал молоко, но у молодой матери не осталось сил, чтобы ему помогать. Знахарка распорядилась:

— Ей нужно много пить, но не крепкого. Пожалуйста, принесите кувшин теплой воды, разбавленный небольшой кружкой вина. Потом спросите на кухне, есть ли у них бульон. Нужен теплый, но не горячий.

Мэр вопросительно посмотрела на Юлию. Помедлив, та сказала:

— Иди, но никому не говори, что просила Мэтти.

Послушница быстро ушла. Знахарка забрала повыше платье роженицы и осмотрела живот. Кожа, еще несколько часов назад туго натянутая, обвисла и легла складками. Мэтти одной рукой удерживала расслабившиеся мышцы, а другой осторожно, но твердо прощупывала живот. Гвенда застонала, но скорее от неприятного ощущения, чем от боли.

— Матка мягкая, не сокращается. Поэтому и кровотечение.

Вулфрик, который, казалось, вот-вот разрыдается, спросил:

— Вы можете что-нибудь для нее сделать?

— Не знаю. — Знахарка начала массировать Гвенде живот. — Иногда это помогает.

Все молча смотрели. Керис боялась дышать. Вернулась Мэр с водой и вином.

— Дайте ей немного, пожалуйста. — Мэтти продолжала массировать. Мэр поднесла кружку к губам роженицы, и та стала жадно пить. — Не слишком много.

Послушница убрала кружку. Мэтти все массировала, время от времени посматривая на таз. Юлия беззвучно молилась. Кровотечение продолжалось. С тревогой на лице Знахарка левую руку положила Гвенде на живот пониже пупка, правую сверху и медленно надавила. Керис испугалась, что будет больно, но Гвенда находилась в полубессознательном состоянии. Мэтти давила все сильнее. Казалось, она перенесла весь свой вес на руки. Старушка воскликнула:

— Прекратилось!

Мэтти не шевельнулась.

— Может кто-нибудь сосчитать до пятисот?

— Да, — ответила Керис.

— Только медленно.

Суконщица начала считать вслух. Монахиня вытерла кровь и стала молиться вслух:

— Святая Мария, Матерь Господа Иисуса Христа…

Все словно окаменели: мать лежала с ребенком на кровати, знахарка давила роженице на живот, муж тихо плакал, монахиня молилась, Керис продолжала счет:

— Сто одиннадцать, сто двенадцать…

Кроме голоса Юлии и собственного, дочь Эдмунда слышала далекий гул сотен людей. Мэтти заметно устала, но не двигалась. По загорелым щекам Вулфрика струились слезы. Когда Керис досчитала до пятисот, Мэтти медленно ослабила давление. Все боялись, что сейчас кровь хлынет снова. Но этого не случилось. Знахарка глубоко вздохнула. Вулфрик улыбнулся. Юлия воскликнула: