Северный ветер - Анна Кочубей

— Да, бей меня, Фиона. Теперь больше некого.

Одержимая разрыдалась. Нарезая круги вокруг мертвого тела, она все никак не могла успокоиться, и ее судорожные всхлипы походили на рычание, а не на плач. Ханлейт обессилено присел на землю и прикрыл лицо рукой, словно хотел отгородиться от реальности. На некоторое время он оцепенел, а время словно остановилось.

— Забери ее! Моя вещь. Моя красивая вещь… Моя вещь для красоты, подарок папы. Она моя! Забери! — совершенно бессвязно бормотала она, сопровождая слова стонами и размазывая по щекам слезы.

— Что забрать… — вяло откликнулся Хан.

— Вещь! Он прячет ее тут, — Фиона пнула тело Когана в грудь, — моя! Моя! Я не могу сама, мне нельзя!

Ханлейт расстегнул куртку на трупе и обшарил внутренние карманы, пачкаясь в крови — лишь бы одержимая замолчала. К своему удивлению, он действительно нашел нечто, принадлежащее явно не Когану — женский золотой гребень старинной работы, украшенный облупившейся эмалью. Его тонкие изогнутые зубцы венчала бирюзовая фигурка птички, поющей в зарослях цветов.

— Моя вещь, — успокоено вздохнула Фиона, протянула руку и тут же отдернула ее.

— Почему твоя?

Гребешок лежал на его ладони такой маленький и изящный, сделанный на заказ с любовью для кого-то очень дорогого. Ханлейт повертел украшение во все стороны и обнаружил с обратной стороны витиеватую надпись.

— Фиона ванн Элиот, 3069 год, — прочел он вслух.

— Фиона — это я. Не «девка», не «дрянь» и не «она». Мне приказывали забыть много раз, но ты помог вспомнить насовсем. Моя вещь. На рождение. От папы.

— Ты помнишь своего отца? — спросил потрясенный Хан и тут же задал новый вопрос, страшась ответа, — сколько тебе лет, Фиона?

— Шестнадцать, — ответила одержимая со смущенной улыбкой девочки, еще не осознающей себя девушкой.

Вечно шестнадцать? Ханлейт плохо соображал, но со времени даты на гребне прошло примерно полтора столетия. Одержимые не стареют, они не люди. Больше не люди. Их называют «тварями» все расы без исключения. Но сто пятьдесят лет назад еще не было Проклятой дороги, следовательно, Фиона — арий. Неудачный экземпляр. Конечно, украшение принадлежит ей, бирюзовая птица так красиво оттеняет природный цвет ее волос! Хан молчал, не зная, что сказать.

— Бери, — одержимая сжала ладонь Ханлейта с гребнем, — теперь мой хозяин — ты.

— Я? Разве тебе нужен хозяин, Фиона?

— Не знаю. Мне нужен ты.

— И ты будешь меня слушаться?

— Да.

— Но Когана ты не слушалась, когда твоя вещь была у него.

— Его не хотела, а тебя — хочу.

Фиону «приручили», как приручают одержимых, внушив повинность подчиняться тому, у кого находится магический ключ, но гребень уже не имел над ней никакой власти, Фиона служила тому, кому хотела, но у Хана появилась слабая надежда хоть как-то на нее повлиять.

— Мне нужно догнать архонта и рассказать ему все, что знаю. Наверное, это последнее, что я должен сделать в своей жизни. Помоги мне сесть на лошадь.

Одержимая встала и подвела кобылу Когана к передку повозки, откуда забраться в седло было легче.

Хан невесело усмехнулся — сам он не догадался решить проблему так просто. Поправив седло, эльф, наконец, оказался верхом на лошади. Фиона подала Ханлейту куртку, снятую с мертвого карателя и посох Эверона.

— Он мне не нужен, — отказался Хан.

— Это оружие ария!

— Вот именно.

— Хорошее! Страшное! Не сломанное. Самое лучшее — и все для тебя.

Одержимая выжидательно смотрела снизу. Ханлейт понял, что уехать и оставить ее здесь он не сможет.

— Я не удержу посох, управляя лошадью одной рукой, Фиона. Если хочешь его забрать — неси сама. Садись в седло позади меня.

— Нет, я поеду на лошадке. Она будет бояться, но я заставлю ее бежать.

Одержимая вывела на тракт еще одну лошадь, щипавшую траву в поле, и забралась в седло тем же способом, что и Ханлейт, положив оружие Эверона перед собой. Конь заплясал было на месте, но тут же успокоился, а Хан заметил, как алые капли окропили дорогу. Фиона учила животное послушанию самым жестоким способом — своей магией. Ханлейт решил, что правильнее ничего не замечать. Путешествие в седле оказалось мучительным — от тряски боль проснулась и стала терзать тело с новой силой. Погода испортилась. Словно слетаясь со всех сторон Эймара, бесновался ветер. Меняя направление, он яростно дул то в лицо, то в спину и крутил тяжелые тучи, пронизанные редкими посверками молний. Ханлейт пустил лошадь в галоп, надеясь, что одержимая от него не отстанет. Иногда ему казалось, что дорога плывет под ногами, и тогда кобыла Когана скакала неровно, от обочины к обочине. Вдали то и дело громыхало, а пылевая буря порошила глаза. Впереди мутным пятном показался Велеград. Остановив лошадь, Ханлейт вгляделся в черное небо с воронкой урагана. Она накрыла город и расползалась по окрестностям. Внезапно из центра тучи вырвалась толстая синеватая молния и ударила в землю, куда-то в самый центр Велеграда, окруженного неприступными стенами. Испуганные лошади заплясали на месте.

— Что это было? — пробормотал Хан.

— Мэтр! — уверенно ответила Фиона.

Ханлейт обернулся — глаза одержимой сияли гордостью.

— Эверон?

— Да, мой мэтр — могучий маг! — восторженно подтвердила она, перекрикивая ветер.

— Это невозможно, Фиона. Слишком сильно для ария. Свернем с дороги, поедем к пристани напрямик, — решил Хан.

В одном одержимая права — магия повсюду. Такой концентрации энергии Ханлейт не помнил даже на полях сражений.

Он едва держался в седле. «Если нам и посчастливится найти Моргвата в этом аду, я рухну ему на руки», — подумал Ханлейт, пытаясь разглядеть сквозь морок полоску Ракхайна. Улицы у пристани были пусты и темны, лишь по причалу суматошно носились люди, перетаскивая тюки, привязывая легкий груз, чтобы не снесло ветром. Баржу Ставера отыскали с трудом. Заставленная десятками таких же судов, она прибыла в город давно и пока не собиралась его покидать. Хозяин нашелся в будке.

— Опять Моргват? Друзей у него многовато и все на мое судно ломятся: девчонка, кудрявый парень, а теперь ты — покойник вылитый. Где исхудал так? Аж жуть берет, — мрачно пробурчал Ставер, но выгонять не стал.

Ханлейт присел на табурет у стола. Но большее он был неспособен — только ждать.

— Река гневается, — продолжал говорить хозяин баржи, то ли с Фионой, скорчившейся на полу у порога, то ли сам с собой, — не к добру…

Баржу и впрямь качало. Старое судно протестующее скрипело, где-то на палубе перекатывалась бутылка… Сколько времени прошло в сидении за столом? За дверью стемнело, как к вечеру, хотя на часах было не больше, чем два часа пополудни. Уронив голову на корявые доски столешницы, Ханлейт забылся беспокойным сном и очнулся, когда его подняли в воздух легко, как перышко.

— Не клади эльфа на спину, — сказала Фиона.

— Не кладу.

Хан открыл глаза, встретившись с золотистым сиянием магии Моргвата — с ней архонту было легче его тащить.

— Что? — спросил Ханлейт, вложив в одно слово все терзающие его вопросы.

— Да все, Хранитель. Медный таз. Крышка гроба и камни. Всеобщая панихида. Апокалипсис. Сидеть сможешь?

— Ты нашел Алиссен?

— Нет, я опоздал.

— Мне жаль, это из-за меня. Ее повесили?

— Не знаю, тела не видел. Зубы разожми. Выпей, мать твою!

В горло Ханлейта полилась горькая спиртовая настойка.

— Уходи, Ставер, — архонт обратился к хозяину судна, — бросай все и беги. Тебе не выплыть ни вверх, ни вниз по течению — Ракхайн забит баржами, как мышеловка. Городу конец, этот шторм не остановить. Еще немного — и река переломает все в щепки.

— Зоран у жены в городе. Да и как я судно брошу?!

— Останешься — погибнешь. Решай сам.

Голос Моргвата прозвучал непривычно резко.

— Что с ним такое? Болен? Чем? — вопрос адресовался Фионе, — объясни, я разбираюсь.

Она потащила с плеч Ханлейта куртку. Хан почувствовал жесткие пальцы Моргвата на своем теле. Осмотр оказался болезненным. Архонт молчал.

— Что ты увидел? — не выдержал Хан.

— Тебе нужен настоящий лекарь, а не я.

— Это не ответ.

— У тебя была гангрена.

— Я знаю. Спина заживет?

— Рубцы зажили. Почти. Ты изможден и обессилен, но без горячки.

— Скажи, как есть, — попросил Ханлейт.

Моргват начал говорить после паузы.

— Если бы я вздумал снять с кого-то кожу, я бы сделал это аккуратнее. Повреждены нервы, мышцы и связки, а гниль, поразившая раны, довершила начатое. Особенно пострадала правая сторона. Меч тебе больше не держать, Хранитель. Ты — калека.

Хан крепко зажмурился. Такого приговора он не ожидал.

— Я все равно скоро умру, — прошептал Ханлейт.

— Отлично просто. Я спас труп, а молодая девочка, быть может, погибла!