Новый Мир ( № 5 2013) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евгения Вежлян. Формат, или Почему в нашей литературе ничего не происходит. — «Русский Журнал», 2013, 18 февраля <http://russ.ru> .
«...Наша литературная сцена на рубеже 2000 — 2010-х превратилась в нечто рутинное. Из пространства, на котором осуществляется движение литературы, „обналичивается” ее ресурс новизны, — в место сплошной циклической репрезентации готовых продуктов. Акцент сместился с литературных встреч в клубном и салонном пространстве, где осуществлялся информационный обмен участников литературного сообщества, на премиальные церемонии, главная цель которых — медийная презентация. Вместо „риторики аргумента” утвердилась „риторика присутствия”: легитимность выбора и мнения подтверждена институционально и репутационно, и то, что смотрится как аргумент, на самом деле имеет смысл „церемониальной речи”, „слова”».
Михаил Визель. Льюис Кэрролл как зеркало русской англомании. В серии ЖЗЛ вышла биография английского писателя, написанная его переводчиком. — «Свободная пресса», 2013, 2 февраля <http://svpressa.ru> .
«Весь мир обожает „Алису” за ее абсурдность (и тщательно выдрессированных, но явно свирепых тараканов в голове Кэрролла), и лишь в СССР она была воплощением английской упорядоченности и размеренности. <...> И неважно, что даже по самой „Алисе...” видно — по части жесткости, сословной розни и предрассудков викторианская Англия могла дать фору николаевской России. Читатели „Алисы...” этого просто не замечают. Как не замечают, что демуровская Соня — это вообще-то не „она”, а „он”, и троица „безумного чаепития” неприязненно встречает Алису не в силу своего безумия, а потому, что она женщина, вторгающаяся на мужскую попойку. Нина Михайловна [Демурова] — блестящий переводчик и знаток литературы. Она не могла этого не заметить. Просто в ее Англии не может быть места ни попойкам, ни мужскому шовинизму».
«И точно так же можно сказать, что русская биография Кэрролла — суть русской англомании. Подробно толкуя происхождение слов student и scholars , объясняя различие Высокой церкви и Широкой церкви, описывая Лондон, Оксфорд и Чешир, Нина Демурова продолжает творить русский миф об идеальной Англии. И можно не сомневаться — миф этот еще долго будет востребован».
Татьяна Воронина. «Социалистический историзм»: образы ленинградской блокады в советской исторической науке. — «Неприкосновенный запас», 2013, № 1 (87) < http://magazines.russ.ru/nz >.
«Соцреалистический канон, являясь сложной комбинацией идеологического заказа и постепенно сложившейся поэтики литературного текста, воздействовал на советскую историческую науку намного эффективнее, чем официальные директивы, инструкции и цензура вместе взятые».
«Соцреализм сделался элементом гуманитарного и социального академического дискурса. И, хотя современные российские исследования все дальше уходят от советской модели описания блокады, укоренившаяся формальная логика построения по-прежнему оказывает на них значительное влияние, будучи встроенной в фундамент описания советской реальности».
Александр Генис: самое вкусное для меня — хлеб и картошка. Беседу вела Лариса Саенко. — «РИА Новости», 2013, 11 февраля < http://www.ria.ru >.
«Нельзя сказать, что люди, которые не любят есть, это плохие люди. Ну, например, Достоевский. Говорят, ему было все равно, что есть, и я вижу это по его книгам. То, что он мало радости в жизни видел, это точно. Или Петрушевская, например. Ее если почитать, то у нее пирожное за 22 копейки будет как пирожное за 11 копеек. У нее всегда краденая еда, всегда что-то украли, она ищет, где хуже, а не где лучше».
«Довлатов, например, открыл, как в Америке делать пельмени, обертывая в фасованные раскатанные кусочки теста для азиатской кухни. Это был его выдающийся вклад в кулинарию. Хотя он был человеком, который ничего не понимал в еде. Однажды он перевернул кастрюлю щей и сварил другую — из салата. Даже не видел разницы между капустой и салатом».
Анна Голубкова. В своем углу. Библиографическая колонка № 1: Мария Галина, Анна Золотарева, Андрей Чемоданов. — «Новая реальность», 2013, № 46 < http://www.promegalit.ru >.
«В жизни этот поэт [Мария Галина], на мой взгляд, человек скорее рациональный и довольно-таки собранный и организованный, зато в стихах у нее всегда прорывается что-то стихийное, хаотическое и совершенно непредсказуемое. Причем прорывается, судя по всему, где-то даже помимо воли автора. Тут, наверное, следует сделать лирическое отступление и прямо сознаться, что, в отличие от постмодернистов, я признаю не только существование автора, но и наличие у этого самого автора чего-то вроде авторской воли и даже иногда — изначальной авторской установки. Понимаю, что это смешно и несовременно, но ничего поделать с собой не могу, так что настоятельно рекомендую правоверным постмодернистам дальше этот текст не читать».
«Как там обстоит дело с мужчинами, я не знаю (иногда мне вообще кажется, что никаких мужчин не существует, — смайлик), но как раз книга Анны Золотаревой отчетливо демонстрирует, что женское — это прежде всего боль, обязанность и ответственность вынашивания, рождения, воспитания и выхаживания. Однако при всей проявленности подобного взгляда на мир, стихи эти ни в коем случае нельзя назвать женскими в том смысле, какой обычно вкладывается в это определение. Речь в них идет о сложности и тяжести бытия как такового и особенной сложности и тяжести при попытке внесения в этот хаос какого-то рационального упорядочивающего начала, именно в этом как раз и заключается здесь „женское”».
Лев Данилкин. «Вот эта, кажется, могла бы историю рассказать». Как тележурналист Понизовский написал большой роман на основе рыночных разговоров. — «Афиша», 2013, 26 февраля < http://www.afisha.ru >.
«Шишкин, Сорокин, Гиголашвили, Проханов, Водолазкин — и ведь это только самый первый ряд; романы о „тайне русской души” и страдании, как и сто лет назад, производятся в России регулярно; чтобы войти на этот рынок, автору-новичку нужно как следует поработать локтями — и изобрести нечто экстраординарное. В „Обращении в слух” это условие соблюдено».
«Антропологически, по типу, Антон Понизовский на создателя романа о загадке русской души не похож, а похож — на банкира П. Авена».
«В приложенном к роману списке благодарностей значатся — „прошу благословения и молитв” — аж три протоиерея, так что, кажется, с Понизовским можно разговаривать о его православии без лишних экивоков».
«— То есть Евангелие — универсальный код?
— О да, вполне универсальный…»
Журнальный вариант романа Антона Понизовского «Обращение в слух» напечатан в январском и февральском номерах «Нового мира» за этот год; полное отдельное издание — «Лениздат», 2013.
Нина Демурова. «Я хотела защитить Кэрролла». Беседу вела Людмила Жукова. — «Новое время/ The New Times », 2013, № 3, 4 февраля < http://www.newtimes.ru >.
«Первый анонимный перевод „Алисы” под названием „Соня в царстве дива” вышел в 1879 году, еще при жизни Кэрролла. Переводчик (я думаю, что это была переводчица — тогда детские книги в основном переводили женщины) решила заменить неизвестного русским детям Вильгельма Завоевателя, которого упоминает Алиса, на Наполеона, и в результате Мышь в этом переводе довольно долго рассказывает про „нашу победу при Бородино”. Безумный Шляпник был заменен на Илюшку-лжеца, а „безумное чаепитие” („Шальная беседа” в этом переводе) свелось к бессмысленному разговору. Потом появились другие переводы, но и они были русифицированы».
«Яхнин, скажем, очень грубо перевел: он хотел, чтобы было смешно, вставлял свои шутки, которые очень не походили на Кэрролла: грубым смехачеством тот не занимался, у него все более тонко. У Заходера тоже была своя интонация — такой октябрятско-пионерский задор. Это, по-моему, совершенно не нужно».
Александр Жолковский. Пионер советского структурализма и один из самых влиятельных русских филологов — о возвращении холодной войны, Лимонове, Соколове и моральных качествах литераторов. Беседу вел Лев Данилкин. — «Афиша», 2013, 8 февраля.
«А в целом скажу, что за довольно долгую уже жизнь мне пришлось пережить мировую войну, сталинизм, оттепель, застой, глухую эмиграцию „навсегда”, перестройку, новую открытость России, новый откат в прошлое. Желание увидеть, чем кончится теперешний этап российской истории, — один из основных стимулов не умирать, не умирать ».