РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ - Доминик Ливен

Имперское государство - русский народ

В 1550 ГОДУ РУССКОЕ ГОСУДАРСТВО И РУССКИЙ НАРОД были накануне создания империи. Четыре с половиной века спустя, в конце тысячелетия, им приходится примириться с мыслью, что они внезапно перестали быть империей, а стали национальным государством. Часто говорится, что главной трудностью для русских (что выделяло их среди коренных народов в других европейских империях) является то, что они никогда до этого не были нацией - и, более того, до создания империи никогда и не существовало никакой русской нации.

В каком-то смысле это очевидно, Россия в 1550 году определенно не была национальным государством, как оно понималось в 1789 году и в наше время демократических идеалов народного суверенитета и гражданского равноправия. Даже если воспользоваться альтернативной трактовкой национального государства, подчеркивающей скорее единство, чем гражданство, все равно возникнут проблемы применения понятия «нация» к обществу, состоявшему из воинов-аристократов и крестьян, с совершенно разными культурными и ценностными приоритетами и раздираемому антагонистическими классовыми противоречиями между порабощенными крестьянами и поработителями-аристократами. Однако главным здесь представляется то, что, если Россия и не была национальным государством в 1550 году, она была ближе к этому, чем большинство других народов Европы того времени, не говоря уже обо всем остальном мире. Единство династии, церкви и народа, предполагаемое термином «Святая Русь», ни в коем случае не было простым лозунгом или аффектированной выдумкой пропагандистов. Не только русские историки, но и высококвалифицированные западные исследователи называют движение, изгнавшее поляков из Москвы и восстановившее государство и династию в 1612-1613 годах, движением национального освобождения, Карамзин, великий историк начала девятнадцатого века, превозносивший единство нравов и менталитетов в доимперской Руси и сокрушающийся о его последующем исчезновении, был не просто ностальгирующим националистом,

История знает много различных сообществ, где чувство национального единства, взаимных обязательств и коллективной идентичности со временем то увеличивалось, то уменьшалось. Например, в большей части современной Западной Европы и Северной Америке обязательства перед государством стали гораздо слабее, чем были сто лет назад - даже в общественной риторике, не говоря уже о реальной жизни. Сегодня трудно представить себе молодое поколение американцев или англичан, проливающих кровь в защиту своего народа и государства, как это делали их предки при Геттисберге и на Сомме. Россия в 1914 году тоже имела пониженное по сравнению с 1550 годом чувство национальной общности, и вина за это отчасти лежит на империи.

Битва при Геттисберге в 1863 году, в которой армия северян под руководством генерала Дж. Мида разгромила армию южан под руководством Р. Ли, во многом определила исход Гражданской войны в США 1861-1865 годов.

Едва ли подлежит сомнению, что в 1550 году русские были подавляющим большинством среди подданных царя. К 1900 году они составляли только 44 процента населения. Тот факт, что империя была единой массой суши без определенных конституциональных или территориальных границ между народами, еще сильнее затрудняет определение того, кем были русские и что значило быть русским. Еще важнее было то, что тяжкое бремя имперской мощи ослабляло солидарность русского сообщества и его лояльность царскому государству, В конце концов, империя Романовых рухнула не под давлением нерусских окраин, а в результате восстания рабочих и солдат в российском центре. Основной непосредственной причиной восстания было напряжение, возникшее в результате Первой мировой войны, но существовали и более долговременные причины постепенного отдаления русских масс от царского государства и социальной элиты, которые ассоциировались в народе с имперским гнетом и эксплуатацией.

Даже при крепостном праве русские крестьяне имели некоторые основания отождествлять себя с царским государством и верить, что оно хотя бы отчасти служит их интересам. В периоды безвластия крестьянские общины терпели всевозможные бедствия и находились на грани полного разорения. Мародерствующие банды бунтовщиков, бродяг и грабителей очень мало походили на благородных разбойников Робин Гуда, Царское правительство было хоть какой-то защитой от анархии, хотя и в гоббсовском смысле этого слова. Государство также защищало оседлое крестьянское население от набегов татар и других кочевников, главной целью которых был захват рабов. Фактически экономическая и политическая система татарского ханства в Крыму во многом была построена вокруг набегов на Украину и Россию для захвата и последующего экспорта рабов в Османскую империю и на Ближний Восток. Первые плантации, снабжающие Европу сахаром, были основаны на Кипре и часто использовали труд русских и украинских рабов, захваченных во время набегов крымскими татарами. Борьба с кочевниками представлялась немыслимой без вмешательства регулярной царской армии - Россия, в конце концов, противостояла самому большому скоплению кочевников в мире. Через двести лет после первых столкновений России с башкирами в 1550-х годах потребовалось более половины регулярных кавалерийских полков имперской армии, чтобы подавить башкирское восстание, произошедшее накануне российского вмешательства в Семилетнюю войну (1756-1763). Под защитой армии и казаков русские крестьяне заселяли обширные плодородные земли, расположенные все дальше от московских вотчин. В 1678 году 90 процентов всех русских проживало в четырех главных великорусских регионах царской империи, к 1917 году там жило менее 50 процентов. Таким образом, царское государство создавало русскому народу вполне конкретные условия для безопасной жизни, экономического процветания и демографического роста.

Гоббс Томас (1588-1679) - великий английский философ-материалист, рассматривавший государство как результат договора между людьми, положившего конец естественному негосударственному состоянию «войны всех против всех».

Для ощущения солидарности с царским режимом существовали не только материалистические причины. Идея Святой Руси - триединство православия, самодержавия и народности -сохраняла свое влияние на массы на протяжении большей части имперского периода. В последние десятилетия царского режима социалисты-революционеры приходили в отчаяние от непреодолимой, как им казалось, силы православного крестьянского монархизма. Однако даже крестьянское православие не было однозначным источником поддержки режима. «Великая схизма»18 семнадцатого века привела к массовому отступничеству от официальной церкви. Среди отступников было много верных членов православной общины, которые восстали против попыток реформации национальной церкви и приближения ее обрядов к греческим. Эти староверы были ключевым элементом русского национального сообщества. Они также были крупным потенциальным источником поддержки современного русского национализма. Их отчуждение от царского режима (хотя к концу девятнадцатого века оно стало только частичным) характеризовало значительное ослабление царской легитимности и русского национального единства.

Автор иронически применяет термин «Великая схизма», которым обычно обозначают раскол христианской церкви на католическую и православную (1054 год), к расколу русской церкви, вызванному реформами патриарха Никона.

Пример армии в качестве источника массового отождествления с царским государством еще более сомнителен. Армия, без сомнения, защищала и увеличивала российскую территорию, но русские крестьяне боялись попасть на долгосрочную службу в регулярной царской армии, существовавшую с петровских дней до большой военной реформы 1874 года, которая - по крайней мере в принципе - ввела всеобщую краткосрочную воинскую повинность. Значительный процент оторванных навсегда от родного дома новобранцев погибал от непривычных условий и дурного обращения, не достигнув даже своих полков. Условия службы были суровыми, обхождение офицеров и сержантов - крайне жестоким, а медицинской службы до девятнадцатого века не существовало вообще. И все-таки, как после нескольких десятилетий на российской службе заметил французский эмигрант генерал Ланжерон19, эта армия, условия службы в которой должны были бы сделать ее одной из худших среди старорежимной Европы, во многих отношениях была, возможно, лучшей.

Многие современники объясняли это ее уникальной (для восемнадцатого века) этнической однородностью и могучим чувством патриотизма русских солдат. И, разумеется, никому из исследователей не приходило в голову усомниться в глубокой и неподдельной преданности солдат своим полкам, некоторым командирам, православной церкви и непосредственно монархам. Поразительная моральная стойкость и способность к самопожертвованию, неоднократно проявлявшиеся русскими солдатами и матросами, не могут быть объяснены без учета вышесказанного. Более того, хотя рядовой состав русских вооруженных сил до 1874 года пребывал как бы в стороне от гражданского общества, трудно себе представить, что беззаветная и часто героическая военная служба буквально миллионов простых русских людей не оказывала воздействия на политическую идентичность масс в восемнадцатом и девятнадцатом веках. Такие герои, как Суворов и Кутузов, исполненные драматизма перипетии Отечественной войны 1812 года и обороны Севастополя должны были оставить (и, бесспорно, оставили) глубокий след в сознании современников и в значительной мере создали огромный потенциал для последующей эксплуатации националистическими политиками и интеллектуалами.