Обещание Гарпии - Дмитрий Александрович Емец

Ева удивилась этому, но тотчас разобралась, в чём дело. Фазаноль перестал к ней примешиваться, потому что сообразил, что иначе баранец и Еву не подпустит к себе. И в этом Ева увидела свой шанс. Пока она будет рядом с баранцом – зловонная жижа не подслушает её мыслей. И Ева шагнула к клетке. Баранец опять отпрянул, но уже не с таким ужасом, как прежде.

– Я просто осмотрю рану. Хорошо? А потом уже определим, как быть… – пообещала Ева. – Она подбирала слова тщательно, будто баранец мог понимать человеческую речь. Слова – продолжение мысли, мысли – продолжение чувств, чувства – от движения сердца. Пока она себе верит – и баранец ей верит. – Я понимаю, тебе паршиво! Сидишь в клетке. Всего боишься, всё незнакомое, заперли. Мне тоже паршиво! Я тут тоже как в клетке. Вокруг какие-то хмыри!

Белава оскорблённо фыркнула, приняв «хмырей» на свой счёт. Дверца клетки была на замке, но Пламмель издали махнул рукой, и замок, расплавившись, стёк жидким металлом. Ага! Нервничает Ясень Перец! Наверняка ведь можно было и проще снять. Ева потянула дверцу. У баранца дрожала задняя нога, но оливковые искры почти не сыпались. Ева понадеялась, что он её всё-таки подпустит.

Она уверенно сделала шаг, но баранец внезапно подскочил, врезался спиной в крышу клетки и уставился на что-то позади Евы. Ева повернулась и увидела, что стена раскалывается длинным зигзагом. В разрез осторожно, чтобы не обжечься, протиснулся стожар. На плечах у него сидел малютка Груня, сжимая в руке поводок глухо клокотавшего Лайлапа.

Пламмель издал короткий крик и, вскинув руку с кольцом в форме змейки, выпустил в голову Филату яркую искру. Искра, летевшая точно в цель, изменила направление и попала в малютку Груню, впитавшего магию мгновенно и без остатка. Решив, что промахнулся, Пламмель выпустил ещё несколько искр, но и они тоже достались протоплазмию. Впитав пару сотен магров магии, малютка Груня довольно облизнулся.

Прежде чем Пламмель сообразил, что ему делать дальше, Филат схватил протоплазмия за ножки и взмахнул им как мокрым полотенцем. Изгибаясь в воздухе и удлиняясь, как может изгибаться только существо, лишённое костей, Груня ударил Пламмеля в грудь – и тот отлетел, словно лошадь лягнула его копытом.

Груня, вернувшийся на плечи стожару, сыто икал. Его глазки, сталкиваясь, бродили по мягкой голове. В момент удара он ухитрился вытянуть у Пламмеля кучу магии и малость опьянел.

Жижа в чаше затряслась, выпуская пузырьки газа. Так выглядел смех Фазаноля. А потом Ева услышала его голос. На этот раз Фазаноль явно хотел, чтобы его слышали все, поэтому голос не просачивался сквозь сознание Евы, прячась за её собственными мыслями. Его слышали все.

«Рад тебя видеть, Филат! Вижу, ты не утратил навыков! Надеюсь, ты пришёл, чтобы присоединиться к нам вслед за Евой?»

Вместо ответа стожар опять взмахнул Груней и ударил им в борт ванны, сокрушив одну из ножек. Ванна охромела, но устояла.

«Чего ты этим хотел добиться, не понимаю? Думал, протоплазмий втянет меня со всем моим рыжьём? Максимум он высосал бы несколько тысяч магров, а потом его бы разорвало!»

Филат, не слушая, размахнулся вновь, но ударить во второй раз не успел. Большой Грун, выдвинувшись вперёд, уставился на малыша Груню, будто подзывая его к себе. Груня стёк с плеч стожара, затрясся и, утратив форму, устремился к Большому Груну.

– Груня! Назад! Ты погибнешь! – срывая голос, крикнул Филат. Он прыгнул на Груню, но схватить его не сумел. Тот выскользнул из его рук. Превратившись в каплю, он докатился до Большого Груна, прыгнул и… слился с ним. Всё произошло мгновенно. Большой Грун стал ещё больше, малыш же Груня пропал.

– Он его убил! – крикнул стожар.

«Напрасно ты думаешь, что он умер! Протоплазмии если и живут, то не в нашем смысле. Два протоплазмия при встрече сливаются в одного. Напротив, если раздробить Большого Груна на тысячу частей, каждая из них получит отдельную личность. Но со временем все эти части, поглотив друг друга, всё равно станут единым целым».

Пламмель, отброшенный Филатом в угол, поднялся. Его пошатывало, но больше от злости, чем от ран. Удар протоплазмием он достойно выдержал. Разве что бакенбарды оплавились. Он взмахнул рукой, собираясь натравить на Филата Груна, но липкая жижа выбросила высокий фонтан.

«Не надо! Грун убивает скучно! Пусть это сделает голем!»

Пламмель провёл рукой по бакенбардам и с ненавистью засопел.

– Буеслава, займись! – приказал он.

Глава 23

Сносус демонтажникум и девушка-однолюб

Людей злит, когда им постоянно напоминают о том, что они сделали бы и без напоминаний. Например, человеку, который много рисует, говорят: «Ты ведь должен рисовать! Ты просто обязан!» Или писателю повторяют: «Ты хорошие книжки пиши! Вечные, с сердцем!» Или человеку, который с утра до ночи готовится в вуз, твердят про важность подготовки к экзаменам. Или художнику бубнят: «Ты добрые картинки рисуй, с чувством!» Или учителю: «Ты добру деток учи, не злу! Профессия педагога очень-очень важна!» Учительница сразу хватает бензопилу. Детки такие: «Ой, мама! У нас, кажется, учительница сломалась!»

Йозеф Эметс, венгерский философ

Каменная девушка шагнула к Филату и нанесла ему мощный удар кулаком сверху вниз, словно забивала гвоздь. Стожар мягко, как тряпичная кукла, уклонился. Клетка подпрыгнула. Буеслава подняла кулак и некоторое время задумчиво созерцала пространство под кулаком, как видно не веря, что могла промахнуться. Потом подняла ногу и попыталась доделать ногой то, чего не сделала рукой. И опять бедный «Зингер» сотрясся. Привидения в атриуме заметались, как осенняя листва под шквальным ветром, и из трещины в каменной плите впервые за долгие годы выплыл склочный старый доктор с зонтом, таинственно исчезнувший в «Зингере» в 1914 году при попытке сдать неисправную швейную машинку.

– Буеслава, назад! – рявкнул Филат голосом Пламмеля, однако каменная девушка даже не попыталась его услышать.

– Увы! – посочувствовал Пламмель. – Она не различает голосов, как мы не отличим звук треснувшего мрамора от звука треснувшего гранита.

Белава нанесла новый удар.

И снова Филат откатился. Двигался он легко и непредсказуемо, как если бы у него разом исчезли все кости. Кувыркался, увёртывался, проскальзывал у голема между ног. Ева начала надеяться, что Буеславе не хватит ловкости, но ошиблась. С каждым ударом мимо цели девушка-голем ускорялась. Камень, из которого она была высечена, разогревался. И чем больше он разогревался, тем яростнее и быстрее становились движения Буеславы. Уже дважды Филат избежал её ударов только чудом, а один раз она задела его при замахе, и он оказался на полу.

Откатившись, Филат атаковал Буеславу заклинанием «сносус демонтажникум», на которое потратил магра четыре рыжьём – сумма для него заоблачная. Заклинания такой мощности хватило бы на бетонную колонну, однако искры лишь скользнули по камню, с десяток раз обежали Буеславу вокруг, отыскивая брешь, и, не найдя её, погасли.

– Экранировано! – посочувствовал