Письма из Гималаев - Райнхольд Месснер

выбрались из желоба, погода была не из приятных. Серое небо и сильный ветер, поднимавший вихри снега с ледника. Иногда видимость сокращалась настолько, что люди – черные точки на склоне исчезали полностью, я видел лишь ближайшего ко мне носильщика.

Пришлось как следует подбадривать носильщиков, желавших бросить поклажу. Вместе с Нортоном и Джеффри я довел последних трех носильщиков до лагеря III. Особого прогресса в обустройстве лагеря в такой день, разумеется, ждать не стоило. Однако услышать шум горящего примуса – это что-то. У нас их два, у одного горелка вертикальная, у другого горизонтальная, эдакий суперпримус. Ирвин с Оделлом поработали на славу, шутка ли – затащить в лагерь примус весом почти в двадцать кило. Это может показаться нелепым и расточительным – нести такую тяжесть. Не менее расточительный и расход топлива, кроме того, примус иногда барахлит. Повар боится этой штуки и, несмотря на все инструкции, так и не научился ей пользоваться, поэтому на помощь частенько приходится звать сагиба. Тем не менее повару удается готовить горячее питание для всей команды. Ради того, чтобы люди сохраняли бодрость духа, не жалко расходовать керосин.

В остальном в лагере не произошло никаких изменений, если не считать установку палатки Мида для двух новоприбывших альпинистов (двух, потому что Хазард сегодня отправился вниз). Однако винить некого, вторая группа носильщиков, так же, как и первая, впала в нечто вроде прострации. Вероятно, наши носильщики не заслуживают того, чтобы их приравнивали к остальным людям Востока, все-таки они много поработали. Но им тоже присуще это свойство – по достижении какого-то предела после физической или психической нагрузки уходить в себя. Вот и теперь они лежали в своих палатках, свернувшись калачиком, будто в спячке. Правда, и сагибы также бездельничали в палатках, ведь заниматься чем-либо снаружи было невозможно.

Теперь обязанность следить за палатками, присматривать за работой носильщиков и отдавать указания легла на плечи Джеффри Брюса – именно он отвечает в экспедиции за носильщиков. Так что я устроился в палатке поудобнее вместе с Соммервелом на этот раз в качестве компаньона – Хазард отправился вниз. Снял ботинки и штаны, натянул шерстяные гетры, связанные женой, облегающие ноги по всей длине. Поверх надел серые фланелевые брюки, потом две пары теплых носков и парусиновые туфли. Верхнюю часть тела я тоже укутал. Ну и наконец упрятал ноги в спальный мешок. Мы с Соммервелом играли в пикет[21]. Чуть позже заглянули Нортон и Брюс, чтобы обсудить дальнейшие действия. Потом они ушли к себе, а затем кто-то догадался связать вместе пологи от входов обеих палаток, стоявших входами друг напротив друга, так что мы все оказались словно в одной большой комнате. Мы разглагольствовали о кулинарных талантах Ками и о мощностях примуса, гадая, долго ли придется ждать горячего ужина. Потом я достал «Дух человека» и начал читать различные отрывки[22]. Соммервел напомнил, что ровно два года назад мы точно так же лежали с ним бок о бок в палатке. Всем нам понравилось стихотворение Кольриджа о хане Хубилае. Ирвин не особенно разбирался в поэзии, впрочем, его зацепила эпитафия из «Элегии на сельском кладбище» Томаса Грея. Оделлу понравились финальные строки «Освобожденного Прометея» Перси Шелли. Соммервел, довольно хорошо разбиравшийся в английской литературе, как выяснилось, не знал ни единого стихотворения Эмили Бронте, что было немедленно исправлено. Тем временем подоспел горячий суп.

Ночь была одной из самых неприятных на моей памяти. Сильнейшие порывы ветра забрасывали снег в палатки, несмотря на все наши ухищрения. Стоило высунуть голову из спальника, снег оседал на лице. Утром с моей стороны палатки оказалось сантиметров семь свежего снега. Выглянув наружу, я поначалу даже не смог определить, сколько его нападало за ночь; ясно было только, что погода отвратительная. В моменты, когда буря стихала, удавалось разглядеть занесенный снегом лагерь; но уже через секунду все снова скрывал белый вихрь.

Вскоре явились посоветоваться Нортон с Брюсом. Джеффри высказался за немедленное возвращение. Все понимали, что в ближайшие дни к Северному седлу мы продвинуться не сможем и что не стоит подрывать моральный дух носильщиков. Однако я допускал, что погода скоро может улучшиться и, может быть, это произойдет даже сегодня, во второй половине дня, и можно будет что-то делать. Так что носильщикам лучше переждать бурю в лагере III. Во всяком случае, стоило подождать до утра – времени оставалось достаточно, чтобы начать спуск. Нортон согласился с этим предложением.

Одним из самых серьезных поводов для беспокойства был расход топлива. В лагере II мы сожгли упаковку твердого спирта и сколько-то (но вряд ли много) керосина. Здесь, в третьем лагере, приходится добывать воду, растапливая снег, на что уходит много спирта. А ведь еще появился примус, который поглощал невесть сколько топлива. Следовательно, перво-наперво следовало сократить количество сагибов в лагере. Планировалось, что Соммервел, Нортон и Оделл завтра доберутся до Северного седла, мы же с Ирвином хорошо потрудились, и, значит, спускаться надо было нам. По пути вниз Ирвин сильно мучился и жаловался, да и я чувствовал себя не очень. Причина – так называемая ледниковая усталость. Ирвин оказался подвержен ей больше моего. Эта загадочная напасть, по-видимому, как-то связана с воздействием солнечных лучей и с ослепительным светом, отражающимся от свежего снега.

В лагере II мы были рады найти покой и компанию в лице Битхэма и Ноэля.

11 мая. Погода пасмурная и малообещающая. Я отправил пятнадцать грузов в промежуточный склад и распорядился спустить двух больных. У одного из них – лепча[23] – были обморожены ноги; у другого – старого слуги Келласа[24], умелого малого, который в этой экспедиции обслуживал Ноэля, начался бронхит.

Через полчаса после ухода носильщиков мы услышали крик. Оказалось, один из парней на леднике сломал ногу. Мы сразу же отправились на помощь, по пути повстречали посыльного от Нортона, сообщившего, что на данный момент тот сворачивает третий лагерь и всем составом спускается в базовый, что было ожидаемо. Потом мы добрались до несчастного носильщика, нога оказалась сломана в области колена, но, к счастью, без смещения кости.

В тот же вечер Битхэм, Ноэль, Ирвин и я ушли в базовый лагерь; остальные присоединились днем позже.

Собственно, вот и все, что случилось до этого дня. Я убежден, что Нортон принял правильное решение, ведь нам удалось далеко продвинуться. Экспедиция держится на носильщиках, поэтому необходимо постараться привести их в конечную точку, то есть в лагерь III, в наилучшей форме. Не исключено, что в 1922 году запас прочности экспедиции был гораздо ниже, чем мы предполагали. Я тогда не переставал удивляться, как удачно получилось организовать транспортировку грузов. В этот раз