Онтология телесности. Смыслы, парадоксы, абсурд - Владимир Никитин

Шри Ауробиндо не смог ответить на эти вопросы. По крайней мере, он не подтвердил выводы опытом собственной жизни. Неслучайно поэтому пробуждение телесного «сознания» усилием одного человека Шри Ауробиндо считает невозможным. Co-существуя с другими телами, находясь под непрекращающимся воздействием их вибраций, тело идущего к истине субъекта зависимо от состояния иных человеческих тел, продуцируемого их «сознанием». «Тело находится повсюду! Для индивидуума, как бы велик он ни был, недостаточно достичь окончательного решения индивидуально, потому что, даже если свет готов низойти, он не сможет закрепиться до тех пор, пока весь низший план не будет готов воспринять давление Нисхождения»[37].

Следовательно, возможности самопознания субъекта определяется уровнем развития границ сознания всего человечества. Но это нигилистическая по своей сути позиция, отрицающая целесообразность индивидуального опыта. Если субъект осознает бессмысленность своего движения в сторону самопознания, то само стремление к постижению субъектом себя становится актом абсурда. Иначе говоря, отрицая в себе способность к обретению истинного знания своей сущности, субъект отказывает себе в возможности самопостижения, делая свою жизнь бессмысленной.

В этой связи убедительно звучит мысль о возможности постижения функций живого тела путем исследования себя самим субъектом вне зависимости влияния внешнего мира. При допущении возможности получения знания посредством индивидуального опыта, т. е. знания, доступного исключительно для одного субъекта, открывается путь каждому, кто, следуя своей интуиции и вере, намеревается через движение к себе достигнуть истины. Это путь интуитивного познания, с уникальными стратегиями и моделями исследования субъектом себя; он не может быть полностью объективирован. В этом случае индивидуальное тело становится познаваемым в силу своей единичности и исключительно для одного субъекта. Познавая себя, он не ориентируется на метатекст для других; его знание произрастает из него самого, и оно доступно для понимания лишь ему. Знание априори субъективно в силу субъективности самого опыта исследования. Принимая гипотетически эту версию, субъект не нуждается в соотнесении результатов своего индивидуального опыта с опытом других. Иными словами, исследуя себя посредством изучения внутреннего мира своего тела, субъект способен достичь истинного знания о себе. Тело принадлежит исключительно ему, оно пластично и способно к трансформации.

И все же Шри Ауробиндо настаивает на существовании «разума атома», необходимым условием пробуждения которого является сохранение молодости. Смыслом бытия при этом становится не следование социальным установкам или стремление к достижению социальной свободы, а целенаправленное движение к истине через познание субъектом самого себя. Экстериоризацию субъекта Ауробиндо рассматривает как неспособность заглянуть в самого себя, направить свои усилия на познание истинных сущностей, которые присутствуют в человеке имманентно.

С позиции философии йоги основной вопрос, который постоянно решает человек, – это вопрос выбора, т. е. осознанных намерений. Какой путь познания для него предпочтительнее? Иными словами, как поступить субъекту с тем, чтобы перейти от неявного, интуитивного знания, природа которого сокрыта в нем самом, к явному знанию?

С точки зрения Патанджали, уровень сознания субъекта дает представление о степени его индивидуального развития. Одним изначально дано больше знания, чем другим. В этом факте проявляет себя кармическая природа человека: для человека несведущего, не обремененного знанием допускается неделание, он остается в границах своего незнания и поэтому не способен к принятию правильных решений, но если субъект обладает знанием и не воплощает его в жизни, то своей пассивностью он демонстрирует абсурдное отношение к самому себе и к миру

Намерения человека воплощаются посредством интуитивного выбора им форм реализации своего знания и усилия воли: я намереваюсь сделать то-то и то-то, т. е. я готов действовать, рисковать, вкладывать свои силы и время, иными словами, я уже сделал свой выбор. Но достаточно ли этого, чтобы идущий к истине человек смог достичь своей цели? Здесь встает центральный вопрос о бытии человека в мире вещей, о наличии у него возможностей. Если в субъекте мало сил, не хватает энергии для противостояния идущим извне негативным воздействиям, если он не способен соорганизовывать свое жизненное пространство для пролонгированного эксперимента над собою, то его познание себя останавливается уже в самом начале этого пути.

В традициях индуизма, даосизма, буддизма, суфизма, христианства и других религиозных течений и эзотерических школ познание истины недостижимо без накопления человеком психической потенциальной энергии, прорыв которой в сознание (то, что в психологии принято называть «инсайтом») изменяет его понимание себя, трансформирует его представления о мире. Отсюда утверждается необходимость использования медитативных техник в состоянии депривации. Прибегая к ним как к формам «погружения» себя в себя, субъект обретает соответствующий психофизический опыт для постижения истин.

Философия Патанджали и Шри Ауробиндо – учения, построенные на исследовании субъектом результатов психофизического эксперимента с собой. Не обратившись к анализу опыта физического собственного тела, можно без умолку вещать о методах саморазвития, купаться в радости от изучения теории, но при этом ни на шаг не приблизиться к реальному знанию. Чудо познания совершается посредством осознанной практики человеком психофизических техник, «погружением» себя в иное пространство восприятия тела, где знание приходит вне ментальных построений.

Таким образом, в древних рукописях Патанджали и в философии Шри Ауробиндо, интерпретирующих практику учения йоги с позиций индуизма, достижение истинного знания оказывается возможным исключительно через отказ субъекта познания от деятельности ума, которая обусловливает жизнь страстей. Абсурдность жизни преодолевается парадоксальной практикой: постигая сущности посредством медитации, рассудок отрицает сам себя.

1.2. Абсурдный человек в контексте философии экзистенциализма и постмодернизма

Н. А. Бердяев в труде «Самопознание», опубликованном в 1949 г., рассматривает пути преодоления зависимости человека от абсурдного мира. Он пишет: «Я выпадаю из экстериоризированного для меня “общего”, притязающего быть для меня общеобязательным законом. Я человек, восставший в отношении ко всему экстериоризированному»[38]. И в заключении своего труда: «Существует Сущая Правда, она не походит на мир и на все, что в мире, но она должна открываться и вочеловечиваться»[39]. Абсурдности действий человека, безропотно принимающего существующий порядок вещей, он противопоставляет действия человека сомневающегося, неуспокоенного, ищущего знание везде и во всем.

Богочеловек Николая Бердяева стал символом непреклонности людей, борющихся за утверждение своей индивидуальности, своей божественной неповторимости. «Я сам, познающий, – экзистенциален, и эта экзистенциальность есть вместе с тем объективируемый предмет моего познания!» – восклицает Бердяев[40]. Абсурд как предмет исследования мы не встретим в работах Бердяева. Однако само восприятие жизни философом-писателем раскрывает его отношение к теме абсурда. Абсурд проявляется в отчуждении обществом субъекта как неповторимой сущности, в поглощении индивидуального общим, в отрицании личной экзистенции. Рассматривая бытие человека, Бердяев доказывает Божественное его предназначение. «Вера в человека есть одно из выражений веры в Бога и божественное». Божественное имеет человеческое лицо: предназначение человека не сводится к выполнению социального ритуала, его ценностные ориентиры не соотносятся с существующим порядком вещей.

Смысл жизни Бердяев видит в стремлении к достижению не состояния гармонии и порядка, а состояния подъема экстаза мысли и чувств, выводящих индивидуальное Я за пределы обыденности. Достичь этого состояния свободы субъект способен исключительно благодаря страсти – страсти к жизни и познанию. Мир для Бердяева «есть прежде всего и больше всего – страсть и диалектика страсти». И Христос, и Достоевский, и Ницше, преисполненные, по мнению философа, страстью к истине, желали посредством мысли «низвести огонь с неба».

Однако противоречия не покидали самого Бердяева. Стремясь к свободе, он оставался в границах собственных страхов «экстериоризации» своих отношений с миром. В качестве защитного механизма он старательно избегал негативно воспринимаемых им социальных ситуаций. «Я всегда стремлюсь к автоматизации всего направленного на внешнюю жизнь, к доведению до минимума усилий, которые по моей неприспособленности максимальны», – отмечал Бердяев[41]. Бердяев избегает социального мира, признавая свою неспособность сосуществования с ним. В словах Бердяева угадывается его стремление к состоянию депривации. Депривация выступает как необходимая форма и условие его самопознания, т. е. исследование сущности человека, и тем самым самого Бога. Уединение, уход от внешнего мира в себя – способ проникновения в божественные сущности человека. Но таким образом вера может рассматриваться как убежище депривированной личности. «Мир не окончательно мне чужд только потому, что есть Бог. Без Бога он мне был бы совершенно чужд», – писал Бердяев[42].