Страж вишен - Александр Рыскин

Но реальность оказалась прозаичнее… и страшнее. От «чехов» можно было еще попробовать откупиться. А ЭТОМУ человеку его деньги были ни к чему.

– Что ж ты, Фёдор Петрович – за дурака меня держишь? Работал, работал – и вдруг в кусты? На заслуженный отдых, значит? А банк – госпоже Огородниковой, на блюдечке? И на все обязательства нам с прибором положить, да?!

Хозяин «Зари» покосился на двух амбалов, которые стояли по бокам, легонько поддерживая его за руки. Еще один (он знал это) находился сзади, за спиной, у дверей гаража. При тусклом свете единственной лампочки, свисающей с потолка, лицо собеседника казалось провинившемуся коммерсанту ликом какого-то демона из триллера Стивена Кинга.

– Я… я… П-Павел Игнатьевич… Поверьте, я…

– На колени, – процедил демон, сверля свою жертву немигающим взглядом.

– Что? – опешил незадачливый владелец «Зари».

– Я сказал – на колени!

Маленький банкир задрожал; двое амбалов разом нажали ему на плечи, и он волей-неволей опустился ниц перед своим грозным деловым партнером. А тот сделал шаг вперед и с садистским наслаждением нанес удар в челюсть. Затем – еще один… Напоследок ударом каблука Никулин разбил несчастному лицо. Лежа на грязном полу, хозяин «Зари» услыхал последние в своей жизни слова – «Избавьтесь от этой падали!».

Звонок застал Оксану в ванной. Забыв, что сына нет дома, она громко крикнула: «Андрей! Возьми трубку!». Но телефон всё продолжал надрываться, и Оксана, быстренько завернувшись в полотенце, прибежала в гостиную…

– Алло!

– Оксана, это ты? – тихо спросил мужской голос.

Она замерла на секунду. Не может быть!..

– Сашка! Сашка Жуковский! Ты где?!

– Да здесь я, Оксан, в Москве. Стою вот под твоими окнами.

– Ты что, в гости приехал, что ли?

– Да не то, чтобы… В общем, вернулся я. Думаю, насовсем.

– Постой. А Тамара?..

– Я всё тебе расскажу. Не по телефону. У тебя найдется для меня время?

– Саш, ты еще спрашиваешь! Конечно, заходи! Ты помнишь номер квартиры?

– Помню, конечно. Я сейчас буду.

– Код замка на двери – 676!..

Оксана быстро, как метеор, понеслась в ванную, вытерлась, натянула на себя одежду. Заглянула в холодильник – пусто. Только остатки вчерашнего пирога да полбутылки шампанского. Неудобно, конечно, но она ведь не ждала гостей…

Саша позвонил в дверь, и она пошла открывать. Он стоял на пороге с букетом ее любимых гладиолусов и большой коробкой шоколадных конфет. На нем был видавший виды джинсовый костюм. Длинные волосы с проседью доходили до плеч, а на щеках была многодневная щетина. Он всегда был таким – немного странным человеком из мира богемы.

– А ты не изменился, – сама не зная почему сказала она.

– Врешь, – спокойно сказал он. И протянул букет: – Это тебе.

Она взяла цветы, улыбнулась, жестом приглашая следовать за собой. Он сел в большое кресло перед журнальным столиком. Спросил:

– У тебя водки нет?

– Очень надо? – уточнила она.

– Очень, – подтвердил он.

– Хорошо, погоди, я схожу к соседке, возьму. Заодно уж и закусить чего-нибудь…

Через пару минут она вернулась с запотевшей бутылкой «Финляндии» и баночкой рижский шпрот. Он отвинтил крышку и наполнил рюмочки.

– Помянем, – сказал он.

– Господи, кого?.. – у Оксаны перехватило сердце.

– Тамару, – вздохнул он и залпом выпил. Не закусил, налил ещё.

– Она… что? Умерла?.. – прошептала Оксана пересохшими губами.

– Катастрофа на шоссе. Водитель автобуса на встречной потерял ориентир…

– Сразу?.. – спросила Оксана, чувствуя, как кровь отливает от лица.

– К сожалению, нет. Ее пытались спасти.

– Господи, Саша, это ужасно… Я ведь ее считала своей подругой…

Оксана дрожащей рукой взяла свою рюмку.

Он пригладил волосы; сказал, не глядя на нее:

– Я слышал о Климовиче… В газетах писали.

– Да, но он-то ведь сам, от сердца… Хотя теперь я в этом не уверена. Саша, ты извини, что я так…растерялась. Я этого действительно не ожидала. Кто угодно, но не Тамара!..

– Смерть не спрашивает разрешения, Ксюш. Надо жить и все время помнить об этом. Ну ладно, хватит о грустном. Ты как? Бизнес процветает?

– Да временами, как и у всех. Устаю очень. На Андрюшку нет ни секунды лишней. Сегодня вот случайно оказалась дома, хотела поговорить с ним по душам – а он ускакал куда-то. Взрослый уже. Недавно девушку приводил. Ничего, симпатичная… Ой, извини, Саш, я тут болтаю-болтаю, а у тебя, наверное, все мысли там…

– Были, – сказал он. – Сейчас вроде полегче стало. Особенно когда уехал оттуда. Слава Богу, гражданство сохранилось, так что…

– Неужели там так плохо?

– Не в этом дело. Не в деньгах. Я себя человеком только в России чувствую.

«Зачем же тогда уезжал?» – чуть не сорвалось с языка у Оксаны. Но она вовремя вспомнила, что причина отъезда Саши Жуковского имеет тесное отношение к ней самой. Вместо этого она тепло улыбнулась и погладила его по руке.

– Ты, Жук, всегда был таким…

– Каким это?

– Да противоречивым. Персонаж из спектакля «Не хочу, но делаю». Бегаешь неизвестно за чем. А может, ты и прав. В жизни всего надо попробовать.

– Это я раньше так думал, Ксюша. Жил на третьей космической скорости. Пытался переплыть океан и увидеть, наконец – что там, впереди? А горизонт-то всё отдалялся…

– Где ты остановился?

– Пока у друга. Помнишь Артемку Соколова?

– Конечно. У него еще такой шрам на шее…

– Да, в детстве с крыши упал. Он сейчас холостой – благоверную свою выгнал. Так что я его не стесню; а там посмотрим.

– Ты мог бы пожить у нас. Лишних комнат аж целых две – выбирай любую.

– Спасибо, конечно, но – нет. Я могу жить у женщины, только если она моя жена. Да и то…

– Понимаю. Твой максимализм у тебя не отнимешь. Пирога хочешь? Я сама испекла.

– Буду рад попробовать. Ты ведь печь любила?

– В прошлой жизни, – усмехнулась она. – А теперь всё больше – разборки с мафией, с кагебешниками. Тут, Саша, не до пирогов…

– Чем помочь?

Оксана вдруг вспомнила, что совсем недавно полушутя-полусерьезно пожелала, чтоб рядом оказался Саша с его умом и знаниями.

«Что ж, твое желание сбылось», – грустно подумала она.

Флорида, США, 2003й год

Доктор Кир Огородникофф жил на собственной вилле, на берегу океана. В силу возраста он уже почти не практиковал. Дважды в неделю он ездил на своем джипе в ближайшую больницу – для консультаций. А основное время бывший профессор Московского мединститута, а ныне – американский пенсионер проводил за компьютером: писал статьи по хирургии для научных журналов; в часы отдыха он выходил на веранду второго этажа и глядел на океан… Жил он один – жена Дженнифер умерла несколько лет назад, а детей у них не было. В своем завещании доктор указал, что все оставляет единственной дочери Оксане, проживающей в России. О судьбе девочки он знал очень мало: ее мать, лаборантка областного медицинского вуза, где он преподавал на полставки, узнав, что он ей изменяет, подала на развод и запретила ему даже приближаться к детям – Игорю и Оксане. Денежную помощь, правда, принимала. А вскоре, выйдя замуж за какого-то бухгалтера, перебралась в поселок городского типа и вовсе прекратила всякое общение с ним. Огородников знал только, что девочка носит его фамилию.

Тяжелая депрессия посетила Кирилла Игоревича, и уже начала всё крепче сжимать его в своих удушающих объятьях – как вдруг последовало приглашение поработать в Москве. Оказалось, что одна из его научных работ, напечатанная в столичном медицинском журнале, привлекла внимание светил советской хирургии. С 1967-го по 1980-й год карьера областного врача шла по восходящей. Его не раз приглашали на симпозиумы и конференции; коллеги рангом постарше просили профессионального совета и затем в благодарность могли замолвить за него словечко в высоких кабинетах.

В 81-м до него докатилась страшная весть: погиб в Афганистане сын Игорь. Его первенец, названный в честь деда – полярного исследователя Игоря Владимировича Огородникова. Кирилл вновь почувствовал, как земля уходит из-под ног. И лишь благодаря друзьям он удержался на плаву.

«Да, – повторял он в те дни. – Я не крепкий человек. Мне необходимо знать, что со всеми всё в порядке, а иначе я просто не сумею быть в форме».

Два брака распались один за другим, по схожему сценарию; молоденькие студентки, рассчитывавшие на спокойную жизнь под крылом маститого профессора, получали угрюмого, замкнутого, порою вспыльчивого супруга, который к тому же дико ревновал их ко всему, что движется. Не выдержав, они уходили. Не забыв, правда, взять денежную компенсацию «за загубленную молодость». Кирилла Игоревича всё чаще стали посещать крамольные мысли о суициде. Причем он хотел сделать это как врач – чисто, красиво и безболезненно. Но, к счастью, не успел: грянула перестройка, подули ветры перемен с Запада, и вот уже перед ним на столе – приглашение от одного из самых именитых медицинских университетов США. Недолго думая, доктор Огородников направился в ОВИР – заказывать заграничный паспорт…