Страж вишен - Александр Рыскин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
… Обычный, скучный вечер. Океанские волны тихо плещутся под Луной, накатывая на узкую полоску прибрежного песка. В придорожных зарослях заливаются сверчки.
Владельцы нескольких дорогих вилл, в основном, старики выходят на веранды, чтобы полюбоваться красивым зрелищем. Правда, они уже к нему привыкли, но всё же… Океан манит их своей вечной загадочностью.
На одной из таких вилл, тоже на веранде, в шезлонге дремлет пожилой мужчина в легком свитере. Он не слышит, как внизу, на первом этаже кто-то возится с дверным замком. Входят двое. Они в масках. Осторожно двигаясь в темноте, они направляются к лестнице. В руках у одного из них что-то поблескивает. Шаги пришельцев не слышны – сказываются многолетний опыт и тренировки. Одолев лестницу, они возникают на веранде, словно тени. Приближаются к спящему… Глухой, сдавленный вскрик никому не слышен. Через две минуты незнакомцы уже исчезают в ночи.
Глава седьмая
Оксана Огородникова
Сашка Жуковский… Жук… Невероятно, но факт: я снова вижу его. Тот самый Сашка Жуковский, с которым я девчонкой носилась по лужам родного поселка, ходила в походы; с которым ездила в Ставрополь – сдавать документы в институт. У которого была знаменитая выставка в Москве, в Доме художника, и я первая поздравляла его с небывалым успехом… Безнадежно влюбленный в меня Александр. Он стремился повсюду сопровождать меня по жизни, стремился стать для меня незаменимым. Был в курсе всего, что со мною происходит. Звонил мне в Москву. Потом уже, в начале девяностых, став относительно знаменитым, сам перебрался в столицу. Но там меня уже не было. Точнее, еще не было – я трудилась в областном центре, на фирме у Климовича. Мое второе пришествие в стольный град как раз совпало с международным конкурсом художников, на котором Сашка занял первое место – легко, играючи. Мы закатили по этому поводу классную вечеринку. Там он и познакомил меня с Тамарой. Молодой журналисткой, пишущей статьи на тему современной живописи. Странно, но я почувствовала нечто вроде ревности (хотя, если разобраться, какое я имела моральное право ждать, что Сашка будет сохнуть по мне до конца дней!). Всё-таки мы, женщины, все немного «собаки на сене».
Несколько лет они с Тамарой жили гражданским браком, а затем она предложила ему зарегистрировать их отношения и уехать на ее историческую родину, суля при этом большие заработки и всемирную известность (несмотря на свои таланты, денег на Родине Саша зарабатывал не слишком много, а его поездки были, в основном, за счет спонсоров). Поразмыслив и посоветовавшись со мной (я тогда сухо заявила, что такие вопросы он должен решать сам, не маленький уже – до сих пор себя корю за тон, каким были сказаны эти слова!), Саша продал квартиру в Москве и укатил на Святую землю.
И вот он снова здесь, подавленный тем, что стряслось с его Тамарой, а я… Да, я ищу его совета, его поддержки. Ведь он столько повидал, поездил по миру со своими полотнами, пару лет даже проторчал на Востоке, изучая их философию и что-то там еще… И я рассказываю ему мою историю. Новеллу о бизнесвумен, вступившую в борьбу с мафиози областного масштаба.
* * *– Значит, они решили наступать…, – задумчиво проговорил Жуковский, выслушав Оксану. – О том, что покрышки тебе порезали, в милицию заявляла?
– Да какой толк, Саша – они же всё спишут на уличную шпану.
– Тоже верно. Извини, я забыл на секунду, в какую страну вернулся. А этот банкир из «Зари»… ну, тот, что исчез… Не могло это быть простым совпадением?
– Саша, у нас есть закон – если банкиры и исчезают, так только вместе с деньгами. А Федор Петрович Замятин моих денег получить не успел. И вообще, жена его говорит, что он все документы дома оставил – все до единого: паспорт, военный билет. Просто в один прекрасный вечер не вернулся с работы домой.
– И ты подозреваешь Никулина?
– Саш, я не следователь, чтобы подозревать. Мне нужно понять, как быть дальше. Если это война – то против кого? Против меня лично или все-таки против моего бизнеса? И нужно ли мне, по совету этого самого фээсбэшника, самой встречаться с Никулиным? Что это даст? Он ведь не признается мне, что похитил банкира. Или что подослал каких-то клоунов изрезать покрышки моего джипа. А то еще и посоветует обратиться к психиатру.
– Я думаю, он ведет игру. Если всё, что я от тебя тут услышал, правда…
– И ты еще сомневаешься?! – возмутилась Оксана…
Оксана Огородникова
– И ты еще сомневаешься?! – возмутилась я. – А ну как завтра он что-нибудь сотворит с Андрюшкой? Я ведь тогда не буду твоих умных советов спрашивать – найму какого-нибудь снайпера, да и грохну его за милую душу!
– Не кипятись, – сказал он. – Скажи лучше – он имеет какие-нибудь основания тебя ненавидеть?
Я пожала плечами.
– В бизнесе все друг другу – волки. Говорят, что он – женоненавистник. И особенно не терпит баб, которые добились чего-то в деловой сфере. Он их открыто презирает – так я слышала. Да пусть бы и презирал себе на здоровье! Я ведь опасаюсь не его презрения, а конкретных действий.
– Так, значит, ты ему нигде дорогу по-крупному не переходила?
– Говорю же – нет! Он мне сто лет не нужен!
– А Сычев?..
– Что – Сычев? Сычев – уголовник. У него свои игры, у меня – свои.
Саша задумался.
– Есть у меня одна мысль… Хочу помочь тебе по старой дружбе. Только вот не знаю…
– Ты просто скажи свое мнение. Я тебе всегда доверяла.
– Одним мнением, Ксюш, тут не обойдешься. Чую, нарвалась ты на лютого зверя. А значит, нужен охотник…
* * *По своему обыкновению, Никулин явился в офис раньше всех – к половине восьмого утра. Секретарша Неля пришла где-то минут через двадцать. Павел Игнатьевич попросил чаю. А в 8:25 Неля вошла и доложила, что в приемной ждет посетитель.
– Кто такой? – хмуро осведомился глава «Регион-банка».
– В первый раз вижу, – развела руками Неля. – Похож на какого-то актера или художника… Постойте. Так ведь это же Жуковский! Точно – Жуковский!
– Какой еще Жуковский?
– Самородок из Ставрополья. О нем газеты писали. Тот, что выставку в Москву привозил. Я, кстати, была. Необыкновенные у него картины…, – секретарша на секунду прикрыла глаза, вспоминая свои впечатления от полотен. Голос шефа вернул ее с небес на землю.
– Что за ерунду ты говоришь?! Причем тут картины? Я хочу знать, что от меня понадобилось этому… Рембрандту из провинции.
– Извините, но он этого не сказал, – слегка обиженным тоном отреагировала Неля. – Так что ему передать? Вы его примете или пусть катится?
– Следи за языком! – сделал ей замечание Никулин. – А художник… Ну, пусть войдет. Денег, наверное, просить будет.
Жуковский вошел и лучезарно улыбнулся Павлу Игнатьевичу. То в ответ бросил хмурый взгляд на его потертый джинсовый костюм и знаком предложил занять свободный стул.
– Слушаю вас.
– Павел Игнатьевич, я сразу же хочу попросить у вас прощения за то, что отрываю вас от работы и занимаю ваше драгоценное время…
– Короче.
– Да-да, конечно… еще раз прошу прощения. Моя фамилия Жуковский, я только что вернулся из Израиля, где прожил несколько лет, и…
– Ближе к сути дела, господин Жуковский. В отличие от живописцев, банкиры время ценят.
– О! Вы даже знаете мою профессию… Я польщен. Так вот, я ведь не только художник. Я издал несколько повестей, разработал ряд компьютерных дизайнерских программ и даже поставил детский спектакль. И я хотел бы предложить вам свои услуги.
– В какой именно области? Меня ничуть не интересуют ни детские спектакли, ни живопись. А дизайнеры у меня свои, и я ими вполне доволен. Дальше?..
– Поверьте, у меня есть то, что вам нужно, – глядя Никулину прямо в глаза, сказал Жуковский.
– Излагайте, я весь внимание, – Павел Игнатьевич своим любимым манером взялся обеими ладонями за углы своего широкого стола, как бы демонстрируя, кто здесь хозяин положения. На лице его застыло выражение глубочайшего безразличия. И Жуковский понял, что для него настал решающий момент…
– Вам знакома женщина по фамилии Огородникова?
Даже при всем своем фантастическом самообладании Никулин не смог скрыть реакции на эти слова нежданного посетителя: у него дернулась левая бровь. И Жуковский это заметил.
– Как вы сказали? Огородникова? Да, я припоминаю эту особу. Одно время она пыталась развернуть крупный бизнес-проект в нашем городе. Потом уехала. Кажется, в Москву.
– Не хитрите, Павел Игнатьевич. Вы гораздо больше знаете об этой, как вы выразились, особе.
– Что вы себе позволяете? – повысил голос Никулин. – Вы в моем кабинете, и извольте об этом помнить. Если у вас ко мне всё…
– Нет, не все, – улыбнулся художник. – Наше сотрудничество только начинается. Я ведь друг Оксаны. С самого детства. Мы вместе росли. Теперь понимаете?
– Нет, не понимаю. Чего вам от меня надо?