Страж вишен - Александр Рыскин

– Падла-а-а!!. – завопил он и принялся палить уже не глядя. Никулин успел броситься на землю, и выстрелы его не задели.

– Уходим! – рявкнул Денис, дергая рычаг трансмиссии. Ковш прыгнул внутрь, и «Волга» сорвалась с места. Проехав два квартала, она резко свернула в проходной двор. Тут Денис притормозил.

– Ствол давай! – приказал он Ковшу. Тот, цедя сквозь зубы ругательства, протянул оружие водителю… Денис вытащил пустую обойму, быстро заменил ее на новую и, повернувшись на переднем сиденье, дважды в упор выстрелил Ковшу в грудь. Тот в удивлении уставился на своего убийцу, сползая вниз и заливая кровью салон. Денис, не теряя времени, выскочил из машины, обежал ее и выволок тело Ковша наружу. Затем осмотрелся и, вернувшись на свое место, включил первую скорость…

Среди всеобщей суеты спокойнее всех выглядел тот, на кого покушались, то есть сам Павел Игнатьевич Никулин. Он был только слегка огорчен по поводу испачканного грязью костюма за восемьсот долларов. И один раз вскользь осведомился о состоянии Сени, которого увезли на «Скорой». Оперативники из местного УВД сняли показания со всех сотрудников Павла Игнатьевича. Никто не взялся даже предположительно назвать имя того, кто бы желал смерти их шефу. Милиционеры поняли, что среди персонала «Регион-банка» действует своего рода «закон молчания», наподобие «омерты» в итальянской мафии, и что ни один из служащих не расскажет ничего полезного для следствия без разрешения самого Никулина.

А Павел Игнатьевич был по-настоящему расстроен лишь одним – что нарушилось нормальное течение рабочего дня. К тому времени, когда милиция покинула банк, пора было уже отпускать сотрудников по домам. Тем более, что неподалеку был обнаружен труп предполагаемого киллера.

У Никулина был свой план, как вычислить заказчика покушения. Когда все более-менее улеглось, он из своего кабинета позвонил начальнику криминальной милиции города и договорился о встрече с ним через двое суток.

Андрей Огородников

Смерть дедушки Кирилла очень подействовала на маму. Они не были особенно близки – так уж получилось по жизни. Но после того, как шесть лет назад скончался Родион Сергеевич, мамин отчим, бабушка нет-нет да и просила маму позвонить в Штаты и узнать, как там поживает дедушка. А два года назад, когда мама ездила по делам бизнеса в Калифорнию, они даже виделись и обедали вместе. Дедушка Кирилл очень гордился мамиными успехами. Хотя его немного удивляло то, что до определенного момента жизнь его дочери, то есть моей мамы, почти в точности повторяла жизнь его первой жены – моей бабушки. Будто сговорившись, мать и дочь влюбились во врачей. В обоих случаях отношения затем прекратились. Разница лишь в том, что моя бабушка официально была замужем за дедушкой, а мой отец, Илья Николаевич Зиненко, на маме так никогда и не женился: не захотел рушить свой брак с другой женщиной. В детстве я часто расспрашивал маму об отце. Но оказалось, что она плохо знала его. И недолго. Гораздо больше она могла рассказать о его московской тётке, у которой прожила несколько лет, пока училась. Я, честно сказать, эту тетку почти и не помнил. Хотя, по рассказам мамы, она часто оставалась со мной, читала мне сказки, кормила…Зато хорошо помню наш переезд из Москвы в областной центр, куда маму направили по распределению, после учебы. Помню дядю Славу Климовича, маминого друга. О том, какие у них с мамой были отношения, я стал догадываться уже значительно позже. Помню и дядю Сашу Жуковского – доброго, веселого художника. Он вечно приносил мне всякие вкусности, когда бывал в Москве и заглядывал к нам в гости. От всех этих людей я старался взять самое лучшее. Не всегда, правда, получалось. В особенности же мне хотелось походить на Вячеслава Сергеевича. У него все было хорошо. Он, можно сказать, дружил с удачей. И вот, оказывается, у него было больное сердце… А я думал, что он самый здоровый человек на свете и проживет еще тысячу лет.

Но теперь первое место в моей жизни прочно заняла Ленка. Она была такой простой и в то же время – необыкновенной. Вроде с характером, но какая-то уж очень трогательно-стеснительная. И умная до ужаса. Учится на одни пятерки. Правда, вот о родителях говорить страшно не любит. Я подозреваю, что у ней со своими предками конфликт. Ну да Бог с ними, раз они такие, что не ценят свою идеальную дочь. Когда я начинаю хвалить Лену, мама всегда улыбается и говорит, что я смотрю на нее другими глазами. А как еще можно на нее смотреть?..

Вчера мы с Леной были в кино. Конечно, дома у каждого есть видики. Но так ведь гораздо интереснее. На заднем ряду, в полутемном зале… Пускай немного старомодно, зато романтично. Она мне сказала, что хочет, чтобы ее дети были похожи на меня. И мне это понравилось. Хотя о детях нам с ней еще рано думать: мы оба должны отучиться, и только тогда… А пеленки стирать все равно будет некому – мама ни за что не бросит свой бизнес. Про Ленкиных родителей и говорить нечего; они вообще для меня пока вроде бестелесных призраков. И фотографий их я тоже еще не видел. Лена говорит, что они терпеть не могут сниматься. Очень может быть, моя мама тоже под объективы не лезет.

Я прекрасно знаю, что строить планы на будущее – дело неблагодарное. И, тем не менее, успел уже предложить Ленке совместную поездку в Европу. Хотя бы после зимней сессии. Страну пусть выберет сама, время есть.

– Ну, проходи, Павел Игнатьевич. Давненько не виделись.

Никулин отодвинул стул и сел напротив хозяина кабинета – грозного главы городской криминальной милиции, про которого ходили слухи, что он сам, лично допрашивает по семь-восемь человек в день, и еще никому не удавалось играть с ним в «молчанку». Хотя внешность у подполковника была вполне мирной. Он улыбался, сидя за своим видавшим виды столом, под портретом Путина. Сегодня, как и всегда, одет был в штатский костюм.

– Как поживаешь, Павел Игнатьевич? Чем порадуешь?

– Я надеялся, что это ты, Геннадий, будешь меня радовать. Ответами на вопросы.

Начальник милиции ухмыльнулся.

– Вообще-то, гражданин Никулин, вопросы здесь задаю я. Но, так и быть, для вас сделаю исключение. Что бы ты хотел услышать? Только о погоде не спрашивай – я сам зол на этих синоптиков, как чёрт.

Никулин шутки не оценил.

– Чихать мне на погоду. Я должен знать две вещи – кто исполнитель и кто заказчик?

– Ну, на первый вопрос я тебе могу ответить уже сейчас, это не проблема, – подполковник открыл ящик стола и достал прозрачную папку. – Некто Ковшов Юрий Станиславович, 1958-го года рождения. Кличка – Ковш. К нам переехал из Иркутска. Трижды судимый. Начинал свою трудовую биографию в бригаде Сыча. Они, так сказать, побратимы – на «зоне» в свое время познакомились, под Челябинском. Именно после первой отсидки и решил сменить место жительства. К другу, значит, подался. Что еще? Бандит, убийца, вор – все, как полагается. Последний срок отбывал под Норильском. Я сделал запрос. Там какая-то темная история… Вроде бы приехал человек, со спецпредписанием из Министерства юстиции об освобождении этого самого Ковша для нужд следствия. А я так думаю, что просто отпустили они его. За крупный куш, разумеется. Сейчас это случается. Кто-то забашлял и – порядок. Сварганили кучу липовых справок, бумаг…

– Кому ж это могло понадобиться? У простого уголовника таких «бабок» обычно не водится.

– А я почем знаю, Павел Игнатьевич?.. У нас сейчас на «зонах» такой бардак и беспредел – мама, не горюй! Надзиратели за лишних сто баксов им туда в камеру и водку, и наркоту, и девочек поставляют. Так почему бы и не выпустить засранца, ежели за него кто отвалил штук сто «зеленых»? Для крутых «авторитетов» это не деньги.

– Для крутых «авторитетов»…, – задумчиво повторил Никулин, глядя в пол.

Подполковник внимательно посмотрел на него.

– Так ты что, Павел Игнатьевич, на Сыча грешишь?

Никулин вздернул подбородок.

– Ни на кого я не грешу, Гена. Что-нибудь еще известно?

– Да так… Ковша завалили сразу же после покушения на тебя, причем из того же оружия. «Волгу» не нашли. Водителя толком не разглядели. Среди блатных – тишина. Никто из них тебя, вроде, не заказывал.

– «Вроде»! – вспылил Никулин. – А мне нужно знать точно. Понимаешь, Гена – я не люблю, когда в меня пуляют средь бела дня какие-то вшивые отморозки. Я начинаю нервничать и могу в этом состоянии наделать глупостей. Ты следишь за ходом моей мысли?

– Слежу, и этот ход мне не нравится. Предоставь все следствию. Рано или поздно заказчик проявится.

– Чтобы порыдать над моей могилой? Нет уж, спасибо, Гена – я еще пожить хочу! – Никулин поднялся и, не прощаясь, вышел из кабинета. Спустившись по лестнице, он, прежде, чем открыть дверь, посмотрел через стекло на улицу. Затем быстро прошел до угла квартала и сел в машину. Спереди расположилось двое телохранителей. Когда БМВ тронулся с места – за ним поехал еще и джип: учитывая последние события, Павел Игнатьевич значительно усилил меры безопасности. Трусом он отнюдь не был, но и умирать от пули киллера тоже не собирался.