Нарты. Адыгский эпос - Автор Неизвестен

Как Сосруко добыл красавицу Бадах

В Стране Нартов славилась красотой Бадах, дочь Джилахстана. "Днем она солнце, а ночью — луна", — так говорили о ней нарты. Радостно любовался старый Джилахстан красотой своей дочери, но мало-помалу эта радость обратилась в кичливость. "Не родился еще человек, достойный стать женихом моей дочери", — хвастался он всюду, и слова его достигли ушей Сосруко. Решил Сосруко отправиться в путь, поглядеть — вправду ли так красива Бадах, как о ней говорят.

Вот едет Сосруко на своем Тхожее, едет-скачет и видит: расходятся в разные стороны три дороги, а на распутье сидит пастух Куйцук, и вокруг него пасутся козы.

— Желаю тебе счастливого дня! — приветствовал его Сосруко.

— И мы — и я, и козы — желаем тебе счастливого" дня! — отвечал Куйцук.

Он был печален, ибо недавно овдовел: умерла нартская девушка, которую дал ему в жены Сосруко, освободив ее из неволи.

— Какие новости в наших краях? — спросил Сосруко. — Ты ведь сидишь на развилине трех дорог, стало быть, ни одна новость не минует тебя.

— Утроба моя всегда пуста, а уши полны новостями, — сказал Куйцук. — Я даже знаю, по какой при чине ты отправился в путь. Но ты опоздал. Много нартов опередило тебя, и цель у всех одна: коновязь Джилах стана. Среди нартских витязей, поскакавших к Джи лахстану, найдешь ты и Шауея, сына Канжа, и Батараза, сына Химиша, и славного Бадыноко. Я бы тоже туда от правился, да не знаю, на кого оставить своих коз. Ду маю: ну, не выдадут за меня Бадах, зато я хоть раз взгляну на ее красоту!

— А почему не выдадут? Надо испытать свое счастье. Давай поедем вместе.

— Нет, Сосруко, не поеду я с тобой. Надменная Бадах отказывает сильнейшим нартским витязям. Мне ли, простому пастуху, тягаться с ними? Даром, что ли, свою честь позорить, честь пастуха коз? Вот сижу я на развилине трех дорог, и мимо меня скачут нартские витязи, скачут во весь опор, гордо сидя в седле, не удостаивая меня своим взглядом. Зато с какой гордо стью смотрю я на них, когда они возвращаются с по никшими головами, с печалью во взоре, а кони их, опустив челки к земле, еле-еле волочат ноги! И я сразу вижу: вот этому не дали взглянуть на Бадах и выпрово дили вон, вот этого не пустили дальше кунацкой, а перед этим даже ворота в крепость не открыли! По тому что такова красавица Бадах: сидит она в башне и смотрит на приезжающих всадников. Не понравится ей всадник — его и в крепость не пустят, а понравится издали — его ведут во двор, и тут-то Бадах, разглядев его поближе, велит его прогнать, даже не пригласив в кунацкую.

— Ну! — удивился Сосруко, но все-таки погнал Тхожея к крепости Джилахстана.

Когда он подъезжал к крепости, заметила его из своей башни красавица Бадах. Она воскликнула:

— Если жив тот, кого зовут Сосруко, то он сейчас приближается к нам! Имя Сосруко днем и ночью на устах у всех нартов. Что ж, испытаем его мужество.

И Бадах приказала отвалить абра-камень и впустить Сосруко в крепость.

Сосруко въехал во двор и стал искать глазами коновязь, но такое множество оседланных коней стояло на дворе, что коновязи не было видно. "Это — кони женихов, и я отсюда уеду с позором", — подумал Сосруко. Смутно стало у него на сердце. Он привязал Тхожея к абра-камню и направился к кунацкой. Не успел он дойти до нее, как вышел ему навстречу сам Джилахстан. Хмель играл в его глазах. Отец красавицы окинул Сосруко презрительным взглядом и сказал:

— Ага, и ты, сын пастуха, прибыл вслед за нартскими витязями! Что ж, приступим к делу сразу, без лишней болтовни. Видишь этих могучих альпов, привя занных к коновязи? Их хозяева ищут руки моей дочери. Подумай, можешь ли ты тягаться с родовитыми нартами, если даже им не досталась моя дочь? Подумай, сын пастуха, и поезжай назад на своем захудалом сосунке!

Никто еще так надменно не разговаривал с Сосруко, никто еще так презрительно не смотрел на него, и всадник смутился от неожиданности. А маленький Тхожей, обиженный за хозяина и за себя, вдруг дернул поводья, привязанные к абра-камню, подбежал к коновязи, разогнал всех нартских альпов и сам стал у коновязи. Ярость коня придала силы Сосруко. Он сказал:

— Если ты хочешь приступить сразу к делу, Джи лахстан, то я готов. Видишь, как мой Тхожей разогнал всех нартских альпов и сам занял всю коновязь? Вот так же я заставлю удалиться всех нартских витязей и получу в жены твою дочь!

И так понравился самому Сосруко его ответ, что он рассмеялся от удовольствия. Но и Джилахстан рассмеялся — от кичливости:

Все сыновья пастухов мечтают о Бадах, но не все так дерзки, как ты. Если решил ты тягаться с нартскими витязями, то не болтай попусту, а попробуй-ка для начала выдернуть из земли пику нарта Бадыноко!

Пика нарта Бадыноко была так велика, так тяжела, что нельзя было внести ее в дом. Потому Бадыноко вогнал ее в землю у входа в кунацкую. Джилахстан предлагал всем, кто желал получить в жены Бадах, выдернуть пику Бадыноко, но не было еще такого нарта, которому удалось это сделать, которому удалось хотя бы пошевельнуть ее!

Сосруко взглянул на пику Бадыноко и сказал:

— Далеко этой пике до наковальни Тлепша! Если я выдерну ее, то Бадах будет моей, не так ли, Джилахстан?

— Если хочешь выдернуть пику — делай это по скорее! — крикнул Джилахстан. Дерзость Сосруко его испугала и рассердила. Он решил: "Не выдернет пику — прогоню его со двора".

Сосруко подошел к пике, схватил ее булатными руками и вытащил. Бросив пику на порог кунацкой, он воскликнул:

— Теперь веди сюда твою дочь!

Лицо Джилахстана потемнело. "Неужели безродный приемыш, сын безвестного пастуха станет мужем моей дочери?" — подумал он. Подумал и сказал:

— Видно, решил ты Сосруко, что легко кончится твое испытание. Но тогда бы моя Бадах досталась пер вому нартскому витязю, прибывшему сюда. Нет, Сос руко, ты только приступаешь к делу. Ты показал мне свою силу. Теперь покажи свою меткость: далеко ли летает твоя стрела!

— Хорошо! — согласился Сосруко и запрокинул го лову. Высоко в небе кружилось небольшое облако. Ла сточка влетела в это облако и скрылась в нем. Сосруко натянул свой лук и пустил стрелу. Стрела врезалась в облако и пропала.

Джилахстан и Сосруко ждали возвращения стрелы так долго, что успела удлиниться тень от пики, лежавшей на пороге кунацкой. Стрелы все не было. Джилахстан обрадовался. Он повернулся к Сосруко спиной, сделал один шаг в сторону кунацкой и сказал, не поворачивая головы:

— Не рано ли ты назвал себя женихом, ты, чья стрела не собьет и ощипанного воробья!

— Постой, Джилахстан, погляди на небо! — оста новил его Сосруко.

Джилахстан поглядел вверх и увидел падающую стрелу. На ее головку была нанизана ласточка, а на хвост — облако. Стрела упала и врезалась в землю перед Джилахстаном.

— Теперь веди сюда твою дочь! — сказал Сосруко.

Джилахстана охватила тревога. "Погибаю, — подумал он, — несравненная моя Бадах достанется сыну пастуха!" Подумав так, он сказал:

— Не надейся, Сосруко, на то, что легко кончится твое испытание: оно только начинается. Показал ты свою меткость, но и нартские витязи, что прибыли до тебя, хорошо стреляют из лука. Покажи мне, каков ты в пляске. Плясать будешь на семи курганах из репьев, а вместо музыки — будешь сам себе подпевать.

— Хорошо! — отвечал Сосруко: ведь другого от вета у него не было!

Семь дней и семь ночей возили слуги по семьсот раз на семи арбах репейник на двор Джилахстана, а Сосруко сидел в кунацкой и смотрел, как воздвигаются курганы. Когда слуги воздвигли седьмой курган, Джилахстан вывел Сосруко из кунацкой и сказал ему:

— Вот мое слово: если ты в пляске растопчешь репьи всех семи курганов, растопчешь, сняв сафьяно вые чувяки, то станешь достойным женихом для моей дочери!

Снял Сосруко сафьяновые чувяки, влез на курган из репьев и стал плясать. Известно, что у джигита не тот огонь в жилах, не та сила в ногах, когда приходится плясать без музыки, но буйно плясал булатный Сосруко, плясал, сам себе подпевая, плясал шесть дней и шесть ночей и смял, растоптал репьи шести курганов.