Побег Джорджа Блейка - Шон Бёрк

Что ж, если тюремная администрация и дальше будет такой же халатной, наши шансы на успех повысятся.

Свобода

На следующий день сообщениями о групповом побеге были заполнены первые полосы газет. Авторы редакционных комментариев кипели негодованием. Мои сослуживцы на фабрике возмущались не меньше. Чтобы поправить положение, они предлагали вдвое увеличить высоту стены вокруг тюрьмы и организовать ее постоянное патрулирование вооруженной охраной, осужденных держать взаперти в камерах 24 часа в сутки, а двери камер открывать только для того, чтобы швырнуть преступникам еду, заключенных, нарушающих режим, регулярно пороть, сроки заключения увеличить, а систему зачетов и досрочных освобождений отменить.

Министр внутренних дел Рой Дженкинс лично посетил Уормвуд-Скрабс, и в вечерних газетах появилась его фотография на фоне ворот тюрьмы. Несколько дней спустя, выступая в Палате общин, министр внутренних дел заверил парламентариев, сделавших запросы, что уже существуют конкретные планы укрепления безопасности в Уормвуд-Скрабс и других тюрьмах. Для этого будут использованы самые современные методы, включая установку телевизирнных камер. Как заявил министр, было бы только справедливо создать для заключенных по возможности гуманные условия, совместимые с требованиями безопасности.

Заявление министра внутренних дел в Палате общин в значительной степени снимало мои опасения, но меня продолжали беспокоить два вопроса. Когда телевизионные камеры появятся на тюремных стенах? Но даже если их и не установят до побега, сколько еще времени Блейк будет оставаться в Уормвуд-Скрабс?

В то время мы, к счастью, еще не знали об обращении директора тюрьмы Уормвуд-Скрабс в министерство внутренних дел с настоятельной просьбой срочно перевести Блейка в тюрьму для особо опасных преступников. Как нам стало известно позже из доклада Маунтбэттона, это был уже второй запрос о переводе Блейка в другую тюрьму. Невероятно, но министерство внутренних дел предпочло проигнорировать эти предложения.

В субботу вечером я еще раз навестил Майкла Рейнольдса. Денег он пока не достал, но они были ему обещаны. По его расчетам, через пару недель он добудет две сотни фунтов.

В понедельник вечером я вышел на связь с Блейком.

После обмена позывными пвьными кодами он поинтересовался, какова слышимость.

— Слышу тебя хорошо, — сказал я.

— Отлично. Знаешь, почему я задал этот вопрос? Как помнишь, антенна моего транзистора — это кусок медной проволоки, протянутой из одного конца камеры в другой.

Теперь я отсоединил эту проволоку от транзистора и прикрепил один конец ее к антенне рации. Я могу сейчас не выдвигать эту антенну и говорить с тобой, держа рацию в любом положении, даже под одеялом. На условия приема это не влияет. Прием.

— Удачная идея. А как там с побегом? Каковы последствия? Прием.

— До сих пор, — сказал Блейк, — ничего серьезного не произошло, хотя слухов масса: все приговоренные к пожизненному заключению будут переведены в другие тюрьмы, все ассоциации заключенных распущены и т. п.

Что касается меня, то я ожидал, что буду переведен. Это по-прежнему вероятно. Но тут ничего не поделаешь. Остается только надеяться, что этого не случится до начала нашей операции. Впрочем, кое-какие перемены есть.

Тюремщик, который дежурит в углу двора, получил в свое распоряжение будку, в которой сидит весь день. Теперь он может не уходить, чтобы спрятаться от дождя. Прием.

— В будке есть телефон и кнопка сирены тревоги?

Прием.

— Не уверен. Постараюсь выяснить на этой недели и сообщу тебе в следующий понедельник. Прием.

— Спасибо. Это важный момент. А какой день недели кажется тебе наиболее предпочтительным для операции?

Я думаю — суббота? Прием.

— Несомненно. Все преимущества субботнего вечера по-прежнему в силе. Меньше надзирателей и охранников, чем в будние дни. К тому же, если я буду выбираться из блока через окно, очень важно, чтобы повсюду, и особенно на лестничных площадках, было как можно меньше народу. По субботам большинство заключенных ходят вечером в кино, и в блоке остаются только два офицера охраны. Да, суббота — самый подходящий день. Прием.

— Думаю, обсудили все. До следующего понедельника. Конец связи.

Неделю спустя я вновь вышел на связь с Блейком. Как он установил, в будке надсмотрщика не было ни телефона, ни кнопки сигнала тревоги. Очевидно, она предназначалась только как укрытие от дождя. Мы договорились о связи в следующий понедельник — в последний раз перед моим окончательным выходом из тюрьмы.

В субботу я направился в район торгового центра Олд-Оук и стал тщательно просматривать карточки на досках объявлений, вывешенных около маклерских контор. Меня интересовала квартирка, расположенная как можно ближе к тюрьме. Среди предложений имелась квартира на улице Перрин-роуд, 26, как раз на полпути между тюрьмой и фабрикой. По моей карте расстоянии по прямой от Перрин-роуд до тюрьмы составляло примерно милю.

Я созвонился с хозяином и договорился осмотреть помещение в этот же вечер. К моей радости, квартира находилась на верхнем этаже дома, а окна выходили в сторону тюрьмы, хотя ее и не было видно. Я оставил квартиру за собой, заплатил за две недели вперед и получил ключи. Хозяину дома я сказал, что, приехав в Лондон из графства Суссекс, я устроился на местную фабрику и одновременно «заканчиваю свою книгу». Есть ли у меня паспорт? Конечно, нет! Гражданин Ирландской Республики не может и не должен предъявлять свой паспорт в Великобритании! Хозяин был иностранцем, и от него трудно было ожидать понимания отношений, которые существовали между Великобританией и Ирландией.

Настало 4 июля. В 8.30 утра я вошел в кабинет начальника общежития.

— Чудесно, Берк, изволь получить свои сто фунтов. Пересчитай и распишись.

— Нет необходимости, начальник, — сказал я и поставил свою подпись.

Глядя, как я засовываю деньги в карман, начальник продолжил:

— Еще одна небольшая формальность. Правила требуют, чтобы ты расписался, что ознакомился с «Законом о хранении огнестрельного оружия и взрывчатки». — Он протянул мне карточку с отпечатанным текстом. — Здесь изложен касающийся тебя раздел закона.

В этом документе содержалось предупреждение, что хранение огнестрельного оружия или взрывчатых веществ будет рассматриваться как уголовное преступление в течение 5 лет после выхода из тюрьмы. В тех случаях, когда выходящий на свободу человек был осужден за преступление, связанное с использованием огнестрельного оружия или взрывчатки, этот запрет становился пожизненным.

Я вернул карточку и расписался в книге.

— Эта штука распространяется и на самодельные бомбы, — сказал начальник с усмешкой.

Кроме моей квартирки, на втором этаже дома было еще три жилых помещения. Осторожные наблюдения позволили заключить, что два из них занимали пакистанцы (по двое в каждой комнате), а в третьем разместились англичане — муж с женой. На первом этаже были еще три квартиры, в каждой из которых жили английские супружеские пары. Во время радиосеансов не следует повышать голос, отметил я для себя.

В 11 часов в этот вечер я уселся на кровати и начал посылать в эфир свои позывные, но безуспешно. После получаса бесплодных попыток связаться с Блейком мне не оставалось ничего другого, как признать свою неудачу.

Хотя между нами было расстояние всего в одну милю, сигнал в густо застроенном районе не проходил, мощности наших маленьких раций было недостаточно.

В субботу вечером я зашел в пивную «Вестерн», где в течение получаса пропустил шесть двойных порций виски и мило поболтал с барменшей. Рация была в кармане моего макинтоша. В 10.30 я вышел из пивной, прошел кружным путем в парк, где повернул налево в сторону от тюрьмы по направлению к железнодорожным путям.

Виски здорово подняло мое настроение.

Забор, который тянулся вдоль рельсов, был около полутора метров в высоту и состоял из заострённых железных прутьев. Я схватился руками за два прута, подтянулся и поставил одну ногу на поперечную перекладину.

Перебравшись через ограду, я устроился поудобней и начал вызывать Блейка. Я слышал, что он пытается выйти на связь со мной, но сигнал был слишком слаб или вообще затухал.

Мне вновь пришлось перелезть через забор и направиться по парку в направлении тюрьмы, постоянно вызывая Блейка и следя за мощностью поступающих от него сигналов. После того как половина пути была позади, а связь не улучшилась, меня начало охватывать беспокойство. Наконец я дошел до ворот на стадион для игры в регби, в этой точке слышимость оказалась вполне приличной.

— Слушай, Пекарь-Чарли, — поспешно зашептал я в микрофон, — мое положение сейчас чрезвычайно уязвимо. Я так близко от этой чертовой стены, что мы могли бы переговариваться без всяких раций. Вообще, если я не буду говорить шепотом, то патрульные или тот парень, что сидит в углу двора, могут меня услышать. Будем предельно кратки.