Ох уж эта Люся - Татьяна Булатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай надевай, – приказала Нина Семеновна.
В это время Мухтар, веривший в высшую справедливость в образе матери Хозяина, выскочил из-под скамьи и, отставив решительно заднюю лапу, призывно залаял в сторону дома, в одной из комнат которого шла примерка. Ни о чем не подозревавшая фея выглянула в окно:
– Тара-ас, сынку, шо этот проклятущий кобелина брешет? Чи кто прыйшел?
Словесный разряд шаровой молнии пролетел мимо сыновних ушей. Да и как бы сын ответил любимой родительнице, коли рот был занят?
Нет, Тараса увлекла не беседа. Он был увлечен неожиданно обретенной сестрой и отдавался этому увлечению с особым рвением. Движения рук сержанта запаса напоминали точные и нежные касания минера. Но как только специалист чувствовал, что взрыва не будет, то бросался на вожделенный объект, как голодный пес на сахарную кость. Валечка в этот момент тихо постанывала, покорно опустив руки по швам. Даже незнакомому со стратегией и тактикой человеку стало бы понятно: крепость взята, победа – на стороне нашей доблестной армии в лице Тараса Шепитько.
Но и победители, бывает, остаются хоть и с трофеями, но без наград командования.
Командование, раздраженное настойчивым лаем сторожевого пса, осталось крайне недовольно увиденным. Оно просто представило зал суда, синюю форму прокурора, укоризненный взгляд обманутых родственников, бритую голову вчерашнего победителя, огромный, до носа, живот племянницы и свои седые виски. Этого командование допустить не могло, а потому истошно заголосило:
– Тара-ас, кобель ты такий! Шо ты робишь, дурынь? А ну брось! Я тоби сыйчас… Ва-а-алька, су-у-чка! Вся – в мать…
Первой очнулась Валечка и оттолкнула брата. Тот не сразу понял, что скоро – трибунал, а потому попытался возобновить процесс. Это и стало тактической ошибкой сержанта запаса. Шаровая молния выкатилась из дома – и жестокие репрессии начались прямо у злополучной скамейки. Сначала Нина Семеновна залепила пощечину племяннице, потом – сыну, потом – снова племяннице, потом – оплеуху сыну. Даже Мухтару и тому досталось по тому месту, где хвост прикрепляется к туловищу. В итоге пес ретировался к забору, Валя – к дому, и только Тарас не сдвинулся с места, приговаривая, не глядя на мать:
– Ну и шо? И шо ты взбеленилась?
От возложенной на нее ответственности женщина расплакалась и запричитала:
– Ты дурной. Кобель. Вона – су-у-учка. Шо я ейной матери кажу? Батьке кажу? Шоб духу ее здесь не было!
– Ма-а-ать, – протянул Тарас. – Ты успокойся, не трону я ее.
В ответ Нина Семеновна завыла, но взгляда от окна, где маячила проклятущая Валька, не отвела:
– Телеграмму дам батьке, пусть побачит, яка у него дивчина уродилась.
Тарас уговаривать мать не стал, сел рядом, достал изрядно помятую пачку папирос и задумчиво вынул из нее одну. Помял, вложил обратно и с тоской посмотрел в сторону все того же окна. Нина Семеновна перехватила взгляд сына и сразу поняла: плохо дело. Вытерла слезы и покатилась к дому.
– Люсь, сюда идет.
– Сумасшедшая ты, Валь. Ты ж его первый раз видишь!
– Ну и что?
– Ну и то: выгонят тебя отсюда.
– Не меня одну, тебя тоже выгонят.
Петрова не успела ничего ответить. Дверь распахнулась, и шаровая молния засветилась агрессивными огнями. Общий смысл этой цветомузыки сводился к единственной фразе: «Пошла вон!»
Валя, получившая предложение выбрать между позором и забвением, выбрала второе. И вскоре девочки покинули гостеприимный дом, сопровождаемые негостеприимным взглядом Нины Семеновны Шепитько. Пока шли к остановке, молчали…
Еще бы! Петрова осталась без нового платья, Валя – без нового брата, Тарас – без удовольствия. Грустная, в принципе, история, комментарий к которой уже был составлен века два назад: «А счастье было так близко, так возможно!»
– Ты не поверишь! – хохотала Люся. – Что значит судьба!
– Что значит судьба?
– Она ведь выйдет за него замуж!
– Он же брат…
– Ну и что? Такое бывает.
– Это понятно, что бывает. А как же тетя Нина?
– Тетя Нина? Сначала сопротивлялась, проклинала, перед Тарасом на колени падала – умоляла с родней не ссорить…
– Послушался?
– Он бы, может, и послушался, да Валентина впилась в него мертвой хваткой.
– Любовь, что ли, такая?
– Про любовь не знаю, мне кажется, просто домой не хотела возвращаться.
– Не вернулась?
– Нет.
– Институт хотя бы закончила?
– Тоже нет.
– Чего же она в Одессе делала?
– В Одессе она не делала ничего. После того как Тарас ее из окна общежития вытащил, быстро забеременела. Рожала уже в Айхале. Это где-то на Севере.
– Понятно, жару ведь ваша подруга, кажется, плохо переносила.
Люся добросовестно отвечала на все вопросы, намеренно не замечая подвоха.
– Она действительно жару не переносила. Ты же помнишь, я рассказывала.
– Про общежитие не рассказывали.
– Да ты что?!После того как девочки потащились к остановке, тетя Нина еще долго не могла успокоиться. Душу ее разрывали два чувства: мести и вины. Причем второе не давало развиваться первому – поэтому ни на какую почту «стучать телеграмму» Валиным родителям тетя Нина не пошла, а через день отправила сына искать пропавшую родственницу.
Где могли находиться беглянки, сержант догадался довольно быстро и, чтобы убедиться в своих догадках, отправился в район студенческих общежитий. Каково же было его удивление, когда на вахте первого медицинского института сообщили, что приемная кампания еще не началась и предоставить информацию о двух иногородних барышнях нет никакой возможности. Это было истинной правдой: до начала вступительных экзаменов оставалось еще довольно много времени. Тарас растерялся.
Впрочем, растерялся не только он. Например, Петрова, узнав, что ночевать негде, закручинилась и предложила Валентине вернуться в злополучный переулок Полярников. Та с негодованием отказалась, укоризненно посмотрев в глаза подруге.
В результате две абитуриентки сидели возле негостеприимной к иногородним общаги и с завистью смотрели на ее обитателей.
– Что-то нужно делать, – промолвила Петрова.
– Зачем?
– Как зачем? Не ночевать же на улице.
– Говорила я тебе, – подвывала Валентина. – Ничего хорошего из этого не получится. Надо ехать домой.
– Ну и поезжай, – абсолютно спокойно обронила Люся.
– А ты?
– А что я?
– Ты поедешь?
– Нет. – Петрова умела быть твердой.
Валя заплакала – она с трудом мирилась с разочарованиями.
– Зачем я тебя послушалась? – продолжила она проникновенный плач.
– Ты меня как раз не слушалась, – безэмоционально отреагировала Люся.
– Ты мне обещала! – набирала обороты Валя.
– Что?
– Что все будет хорошо!
– И что?
– И то! Ночевать негде! Документы начнут принимать только через три дня! Я есть хочу.
– Валь, а я-то здесь при чем?
– При том! Если бы не ты, я бы никуда не поехала!
– Так возвращайся.
– Не хочу возвращаться.
– Ну, значит, не возвращайся.
– Тебе легко говорить, – залилась слезами Валентина.
У Петровой проснулась совесть и обострилось чувство ответственности.
– Подожди, я сейчас, – предупредила она плакавшую подругу и направилась к общежитию.
Из распахнутого окна первого этажа раздавался женский смех. Это Люсю приободрило.
– Девчонки! – крикнула она в наполненную смехом комнату.
– Чего тебе? – легла грудью на подоконник разбитная загорелая блондинка.
– Помогите нам, – приступила Петрова к делу.
– А что случилось-то?
– Мы приехали поступать, а документы начнут принимать только через три дня. А общежитие без направления из приемной комиссии нам не дают. В общем, ночевать нам негде…
– Ясно…
– Может, пустите?
– Подожди.
Блондинка исчезла, и смех на какое-то время прекратился. «Кого нужно пустить?» – донеслось до Петровой, но дальше речь смешалась, и Люся поняла, что прислушивается напрасно.
– Томка, ну зачем нам нужны еще две?
– Они нам, конечно, не нужны, но ведь мы тоже когда-то сюда приехали, никого не знали, – увещевала соседок Тамара.
– Теперь всех абитуриентов, значит, у себя селить будем?
– Зачем всех? Только этих двух!
– Тогда пусть хотя бы полы помоют и окна.
– Ну, окна мыть ни к чему, – возразила Тамара. – А вот полы и ужин приготовить…
– Хоть так, – проворчала одна из невидимых соседок.
– Эй, девушка, иди сюда!
Петрова с готовностью оглянулась:
– Я?
– Ты, ты.
Люся подбежала и преданно заглянула в глаза Тамаре:
– Берете? Можно?
