Ее дикие звери - Э. П. Бали

и в нем отчетливо ощущается пряный запах драконьего дыма, но я изо всех сил хлопаю потрепанными крыльями, стряхивая с них воду. Когда я снова вылетаю на открытое пространство, удаляясь от леса, нигде не видно ни людей, ни драконов.

Слева от меня группа зданий, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть большой парк, полный народу… и не менее десяти черных охотничьих фургонов с включенными синими и красными сиренами.

Забавно, потому что последние пять дней я знала, что все эти звери охотятся за мной, но видеть разбросанные фургоны, офицеров в черной тактической форме, бегающих с автоматами, и мигающие синие и красные огни? Я в тупике. На самом деле в тупике, раз это все для меня и моих суженых.

Как раз в тот момент, когда мой желудок сжимается от мучительного осознания, голос, подобный зазубренному лезвию ножа, рассекает воздух.

— Ее не трогать, она моя!

В отчаянии я смотрю вниз и вижу Лайла Пардалия в темно-синем костюме-тройке, стоящего, как архангел смерти, во главе тактических сил. На его плече длинное черное автоматическое оружие, нацеленное прямо на меня. Янтарные глаза сверкают в смертельном расчете.

Серьезно? Базука… и костюм? Что не так с этим парнем?

Загорелый подбородок, способный резать кожу, длинные светлые волосы, которые обычно носят львы, убраны от лица. Я ошеломлена его фигурой и тем фактом, что он выглядит так, словно хочет убить меня, бедную маленькую старушку.

Льву я действительно не нравлюсь. Вероятно, я задела его мужское самолюбие, когда отшила в первый раз в мотеле. Теперь он определенно жаждет мести.

Как только я пытаюсь отклониться назад, меня удерживает на месте настолько мощная сила, что ещё чуть-чуть и мои кишки вырвутся наружу. Я издаю пронзительный вопль как раз в тот момент, когда Лайл стреляет из базуки. Вылетевший из нее шар превращается в черную сетку из турмалина и обсидиана. Она поглощает меня целиком, смыкаясь вокруг тела и немедленно лишая всякой силы.

Сеть прожигает мои перья насквозь, и это охренеть как больно, поскольку ее нейтрализующие магию свойства заставляют меня вернуться в обнаженное человеческое тело.

Это также чертовски неловко, потому что аудитория из более чем тридцати охотников Совета, как мужчин, так и женщин, смотрит на меня с недоверием. Лайл левитирует мое тело — телекинез является кошачьей силой — вниз, чтобы приземлить, пока они все бесстыдно пялятся. Но с такой высоты я могу различить бурную деятельность на поляне. Группа охотников Совета окружает трех мужчин.

Дикарь сопротивляется, судя по всему, только для приличия, вяло пинается и молотит кулаками, при этом маниакально гогоча. Внезапно он начинает кричать:

— Если кто-нибудь тронет моего цыпленка он, блядь, умрет! Слышите меня? Умрет, блядь!

И действительно, петух издает печальное, приглушенное кукареканье из своей клетки, крошечный черный капюшон у него на голове не дает ему ничего разглядеть.

Очень человечный и обнаженный Ксандер смеется, когда два охотника Совета спонтанно загораются, их тела вспыхивают яростным оранжевым пламенем. Они кричат в течение одной ужасающей секунды, прежде чем пламя гаснет, и мужчины падают на траву, живые и невредимые. Я наблюдаю, как светящиеся белые огни исчезают из глаз Ксандера, когда на него набрасывают обсидиановые сети. Он просто насмехается над своими похитителями, как будто все они сплошное разочарование.

Коса идет добровольно, на своих ногах, уже закованный в черные кандалы, и я удивляюсь, когда вижу, что охотники держатся от него на почтительном расстоянии. Однако холодные глаза акулы устремлены на меня, наблюдая, как Лайл бесцеремонно швыряет меня на траву. Мои руки связаны за спиной, но, к счастью, грудь прижата к земле. Только вот моя задница выставлена на показ всему миру между тонкими веревками сети.

От осознания, что заместитель директора Академии Анимус полностью контролирует мое тело, мне хочется вмазать ему по смазливой роже, когда он подходит посмотреть на меня сверху вниз, прищурив янтарные глаза. Но я не могу даже зарычать на него в своем замороженном состоянии.

— Вы вынудили меня пойти на крайние меры, мисс Аквинат, — говорит он тем монотонным голосом, который, похоже, ему нравится использовать. Я назвала его «Голосом для списка покупок». — В Академии Анимус вы получите необходимую помощь. И будете в безопасности.

Безумный смех пытается вырваться из моей груди, но я слишком устала, и он переходит в кашель. Этот зверь думает, что я буду в безопасности в школе-тюрьме? Где самые дикие и криминально настроенные представители нашего вида в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет пытаются научиться вести себя цивилизованно?

Да вы стендапер, человек-лев.

Мистер заместитель директора-он-же-тюремщик хватает одеяло у одного из охотников за головами и набрасывает его на меня. Даже стискивая зубы от стыда, я всё равно испытываю облегчение, что у него, по крайней мере, хватило порядочности сделать это.

Потому что, когда он снова поднимает меня в воздух, я вижу, что по другую сторону полицейской ленты собралась толпа, и у многих из них телефоны в руках. Я слегка обмираю от унижения, когда Лайл левитирует меня в открытые задние двери ожидающего военного фургона.

Я настолько потрясена этим захватом, что даже не знаю, плакать мне или кричать, когда двери закрываются и погружают меня во всепоглощающую темноту. Когда машина с грохотом трогается с места и выезжает на дорогу, моя усталость возвращается в полную силу. Глаза тяжело закрываются, все мое тело обмякает, и моя анима издает печальную трель.

Какая-то крошечная частичка меня испытывает облегчение от того, что теперь я могу лечь и отдохнуть. Что мне не нужно спасать свою жизнь сломя голову в течение следующих нескольких часов. Побег быстро стал меня утомлять.

Это же всего лишь отсрочка, верно? Всего лишь небольшое отступление в моих хорошо продуманных планах.

За исключением того, что в глубине души я знаю, что это нечто большее, потому что Академия Анимус не только исправительная школа, но и тюрьма. И еще никому за всю историю Академии не удалось спастись бегством.

Глава 5

Дикарь

Я ещё никогда в жизни так не злился.

Аурелия была так близко. Так близко, что я практически ощущал на языке вкус ее идеальной оливковой кожи. Вкус розовых губ и восхитительных шоколадных сосков. Ксандер успел первым прикоснуться к ней, и сейчас, когда мы сидим на полу грохочущего военного грузовика, я готов вырвать ему мозги из глазниц за это.

Выбросив ногу, я пинаю уродливого дракона, который сидит, прислонившись к стене.

— Пошел ты, Ксандер.

Даже ослепленный подавляющими магию кандалами, мой брат-дракон не сдается. Он бросается