Маленький клоун с оранжевым носом - Павел Амнуэль

Я пожал плечами.

— А если учесть, что вы в момент нанесения Гринбергу ножевого ранения находились на балконе — это подтверждают все присутствовавшие, — то…

— Мы это уже обсуждали, — напомнил я.

— Для протокола, — сказал Учитель. — Остаются трое: жена и мать убитого, и еще ваша жена. С мотивом мы так и не разобрались.

— А с возможностью? — спросил я. — Чем… ну…

— Вы хотите сказать: где орудие преступления? Я вам отвечу: скорее всего убийство было совершено одним из двух ножей для разрезания книжных страниц. Ножи лежали в ящике компьютерного столика, я отправил их на экспертизу. На первый взгляд на них нет ни следов крови, ни отпечатков пальцев. Но даже если результат окажется отрицательным, это еще не означает, что не было третьего такого же ножа, который кто-то из вас мог выбросить до приезда полиции.

— Зачем? — удивился я. — Если вы правы, и кто-то из нас… Зачем Выбрасывать нож? Разве от этого убийство перестает быть убийством? Разве подозрения не становятся более обоснованными? И если третий нож будет найден где-то в окрестности… В мусорном баке…

Я вопросительно посмотрел на Учителя. Он и не подумал продолжить начатую мной фразу. Скорее всего третьего ножа они не нашли, да и не было его, что за глупости! И на двух, отданных на экспертизу, ножах они тоже ничего не обнаружат. Кроме, возможно, отпечатков пальцев самого Алекса.

— Значит, — резюмировал следователь, — вы не желаете сотрудничать…

— Желаю, — твердо сказал я.

— Но вы не хотите сообщить ничего, что могло бы помочь в установлении имени преступника.

— Хочу, — сказал я. — Но правда в том, что ни я, ни Ира, ни Анна Наумовна, ни, понятно, И горек не имели никакого мотива для… И никакой возможности. Они же рассказали, как это было!

— Да, — кивнул Учитель. — Стоял человек и вдруг упал, Кстати, вы не упомянули вашу жену. Почему?

— А Галя-то здесь при чем? — нахмурился я.

— Она тоже была вчера с вами. Как Относительно ее мотива?

— На что вы намекаете? — спросил я.

— Она могла иметь какие-то отношения с убитым, верно? Вы об этом узнали…

Я с неподдельным изумлением смотрел на следователя, пока он излагал эти бредовые предположения.

— И вы думаете, — сказал я, — что Галя при всех…

— Или вы.

— Но вы же знаете, что меня не было…

— Это утверждают свидетели, но вы могли сговориться.

— Не понимаю, — сказал я.

— Убил кто-то один, — объяснил Учитель. — В состоянии аффекта скорее всего. Но это дело семейное, и до приезда полиции вы успели все обсудить, орудие убийства выбросить, и сейчас запутываете следствие, полагая, что всех сразу арестовать невозможно, улик против одного конкретного человека нет…

— Их действительно нет.

— Нож мы найдем, — пообещал Учитель. — С мотивом тоже разберемся. А потом — с каждым из вас в отдельности. Вопрос времени.

— Я могу быть свободен? — вежливо поинтересовался я.

— Пока да, — буркнул следователь. — Мобильный телефон не выключайте, вы можете понадобиться в любую минуту.

С чего-то надо было начинать, но я совершенно не представлял, с чего именно. Единственное, что я знал точно, — желательно мне разорваться на три неравные части: одна должна была все время находиться в квартире Алика, потому что Анне Наумовне, Ире и Игорю необходима помощь, вторая часть долж-

нa была вернуться домой, потому что помощь — и это тоже понятно — требовалась Гале и Светочке, и только третья часть, у которой, после вычета двух первых, могло не остаться ни моральных сил, ни физической энергии, имела возможность заняться расследованием.

Когда следователь ушел, у Анны Наумовны и Иры произошел естественный нервный срыв, обе сидели в гостиной на диване, держали друг дружку за руки и плакали — тихо и безнадежно, ничего толком не понимая и ни на что больше в жизни не рассчитывая. Что говорить в таких случаях? Пройдет несколько часов, и из полиции сообщат, что тело… м-м… что Алика можно хоронить, и тогда начнутся хлопоты, и некогда будет сидеть и плакать, но это будет потом, а после похорон придется привыкать к новой жизни — без мужа и сына…

Я пошел в комнату Игоря, мальчишка сидел на полу среди учебников и тетрадей и перебирал их просто для того, чтобы чем-то заняться. О чем он сейчас думал, я не имел ни малейшего представления.

— Игорь, — сказал я. Пришлось повторить раза три или четыре, прежде чем он поднял голову и посмотрел на меня взглядом, в котором не было слез, но была тоска. — Игорь, мне сейчас нужно уйти… ненадолго. Мама и бабушка… Ты сможешь проследить, чтобы… чтобы с ними все было в порядке? Сразу звони мне, если…

— Да, — сказал Игорь, подумав. — Хорошо, дядя Матвей. И я ушел. Позвонил Гале, она была на работе и делала перед

всеми вид, что ничего не случилось. Я очень надеялся, что ей это удавалось. Свету после школы заберут к себе Галины родители, и я мог быть спокоен, что хотя бы часов до пяти могу не думать ни о жене, ни о дочери.

Теперь надо, было сосредоточиться и заняться, наконец, делом.

С чего начать? Конечно, я читал детективные истории. И мне, и Алику нравились романы Агаты Кристи и Джона Диксона Карра, чуть меньше — Конан Дойл и Эллери Квин, мы любили читать такие книги «наперегонки»: не кто быстрее дочитает до последней страницы и узнает имя убийцы, а кто быстрее сам догадается. Не скажу, что кто-то из нас выигрывал чаще другого. Я бы даже сказал, что чаще всего никто вообще не выигрывал, потому что, несмотря на все авторские подсказки, разгадка все равно оказывалась для нас неожиданной. Я не говорю, конечно, о тех авторах и книгах, где имя убийцы не мог бы назвать только дурак или, выражаясь с присущей ныне политкорректностью, человек с невысоким IQ.

В общем, я не отличался особой проницательностью и способностью к дедукции, но что было делать, если сейчас, кроме меня, никто просто физически не мог расследовать смерть моего друга Алика? Следователь по фамилии Учитель все делал правильно, профессионально, у меня не могло быть к нему никаких претензий даже в том случае, если он все-таки решил бы предъявить обвинение кому-то из нас, присутствовавших вчера с восьми до девяти часов вечера в квартире Гринбергов. Других подозреваемых у него и быть не могло, поскольку сами мы утверждали, что никто, кроме нас, не приходил и никто не уходил — в этом смысле произошедшее ничем не отличалось от классического случая «закрытой комнаты», популярного в моих любимых детективах Кристи или Карра: укрытая снегом гостиница в горах, убийство на уединенном острове в океане или в летящем под облаками самолете.